Суфии: Восхождение к истине - Лео Яковлев

Суфийская группа во главе со своим молодым предводителем прибыла в Багдад, где стало известно о полном разгроме и разрушении Балха и уничтожении его жителей. Они путешествовали еще несколько лет, совершив за это время паломничество в Мекку, а затем отправились на север, в Сирию и Малую Азию, посещая по дороге суфийские центры.

Центральная Азия содрогалась под безжалостными ударами монголов. Казалось, что мусульманская цивилизация доживает последние дни своей почти шестисотлетней истории.

В конце концов отец Руми остановился поблизости от Ко-ньи, связанной с именем св. Павла. В то время город находился под властью сельджуков, и шах пригласил отца Джалал аддина обосноваться там. Он принял официальный религиозный пост и продолжал посвящать сына в суфийские тайны.

Кроме того, Джалал ад-дин вступил в контакт с Величайшим Мастером, поэтом и учителем Ибн-аль-Араби из Испании, который примерно в это же время находился в Багдаде. Эта связь была установлена с помощью одного из учителей Руми — Бур-хан ад-дина, прибывшего в сельджукские владения в поисках уже умершего отца Руми. Заменив его в качестве учителя сына, Бур-хан ад-дин вместе с Джалал ад-дином посетил Дамаск и Алеппо.

Руми было около 40 лет, когда он начал полуоткрыто проповедовать свое мистическое учение (он избрал слово «Руми» в качестве псевдонима, так как сумма числовых эквивалентов букв этого слова равняется 256, что соответствует корню -НУР-. По-персидски и по-арабски этот корень передает значение «свет»). Таинственный дервиш «Солнце Веры из Табриза» был вдохновителем множества его прекрасных стихов, а также тех методов и форм, в которых его учению предстояло жить в ордене Мевле-ви. Сделав свое дело, этот дервиш исчез через три года, и больше о нем уже никто ничего не слыхал.

Сын Руми считал этого «посланца неведомого мира» самим Хызром, таинственным патроном и руководителем суфиев, который появляется, а затем исчезает из рамок обычных восприятий, передав свое послание.

Руми стал поэтом именно в этот период. Хотя его и считают одним из величайших персидских поэтов, поэзия для него была только побочным продуктом. Он считал ее всего лишь отражением необъятной внутренней реальности, которая есть Истина и которую он называет Любовью. Он писал, что истинная Любовь молчалива, ее невозможно выразить словами. Несмотря на то, что его поэзия была призвана воздействовать на людей тем способом, который можно назвать только магическим, она никогда не заставляла Руми смешивать ее с той сущностью, слабым отражением которой она являлась. Вместе с тем он считал ее средством, с помощью которого можно было связать то, что он «реально чувствовал», с тем, что он мог сделать для других.

Применяя суфийский метод перспективного видения проблемы и не останавливаясь при этом перед разрушением глубоко укоренившихся мнений, Руми берет на себя роль критика поэзии. Он говорит, что люди приходят к нему, и он любит их. Он создает для них стихи, чтобы они могли что-нибудь понять. Каким бы великим поэтом он ни был, поэзия предназначена для них, а не для него. «В конце концов, какое мне дело до стихов?» Для того, чтобы довести до сознания людей свое послание, он категорически заявляет, что, когда он думает об истинной реальности, у него не остается времени для поэзии. Это осмелился бы сказать только поэт, обладающий высочайшим авторитетом у своих современников. Он говорит, что это единственное угощение, которое могут попробовать его гости, «и поэтому он как добрый хозяин запасается им».

Суфии никогда не должны мириться с существованием каких бы то ни было преград между своими учениками и тем, чему они их учат. Отсюда слова Руми о подчиненной роли поэзии по отношению к реальному поиску. То, что он хотел передать, было выше поэзии. Подобная точка зрения может шокировать людей, привыкших считать, что нет ничего более тонкого, чем поэтическое выражение. Именно такие воздействия считаются необходимыми для освобождения ума от привязанностей ко второстепенным вещам, «идолам».

Унаследовав место отца, Руми стал передавать свое мистическое учение с помощью искусства. На собраниях дервишей использовались танцы, стихи и музыка. С ними чередовались ментальные и физические упражнения, предназначенные для того, чтобы помочь разуму осознать свои собственные потенциальные возможности, и использующие для этого идею гармонии. Деятельность Руми можно назвать гармоническим развитием с помощью гармонии.

Изучая те из его идей, которые были доступны посторонним людям, многие иностранные наблюдатели были поставлены в тупик. Один из них ссылается на его «совершенно не восточную идею о том, что женщина является не просто игрушкой, а лучом Божества».

Одно из стихотворений Руми из «Дивана Шамса Табризи» вызвало определенное замешательство среди буквалистов. В нем Руми исследует все старые и новые формы религии и приходит к выводу, что истину следует искать в сознании самого человека, а не в деятельности поверхностных организаций. Это станет особенно ясным, если мы поймем, что «исследование» этих религий, как считают суфии, осуществляется особым образом. Суфию необязательно в буквальном смысле слова путешествовать по разным странам для того, чтобы изучать различные религии и брать от них то, что можно. Точно так же ему не надо читать книги по теологии и толкованиям, чтобы сравнить их друг с другом. «Путешествия» и «исследования» других идей происходят в нем самом. Это объясняется верой суфия в то, что, подобно человеку, искушенному в чем-нибудь другом, он обладает внутренним чувством, позволяющим ему оценивать реальность религиозных систем. Выражаясь более специфично, можно сказать, что подойти к метафизическому объекту с помощью обычных методов исследования было бы немыслимо сложно. Любой, кто скажет суфию: «Читал ли ты книгу такого-то по такому-то вопросу?» — подойдет к проблеме неверно. Суфию важна не книга и не автор, а реальность того, о чем говорит человек или пишется в книге. Для того, чтобы оценить человека или его идею, суфию необходим только образец, но этот образец должен быть точным. Другими словами, он должен установить связь с сутью данного учения. Ученик, еще не полностью постигший учение, которому он следует, не смог бы рассказать суфию о своей системе того, что помогло бы ему прийти к определенному мнению об этой системе.

В строках приводимого ниже стихотворения Руми говорит об установлении связи с различными религиями и о своем отношении к этому:

«Я полностью исследовал и Крест, и христиан. Его не было на Кресте. Я побывал в индуистском храме и в древней пагоде, но и там не было следов Его. Я дошел до Герата и Кандагара. Я искал. Не было Его ни вверху, ни внизу. Решившись, я дошел до горы Каф, но и там я нашел только птицу Анка. Я отправился в Каабу. Его не было там. Я спросил о Нем Ибн-Сину, но Он был выше философии Авиценны... Я заглянул в свое сердце. Там я увидел Его, а больше нигде Его не было...»

Слово «Он» (которое в оригинале можно понимать как «он», «она» или «оно») означает истинную реальность. Суфий вечен, и то, что он использует такие слова, как «опьянение», «виноград» или «сердце», является необходимым, но настолько приблизительным, что выглядит пародией. Вот как Руми использует эти слова:

«Прежде чем в этом мире появился сад, виноградная лоза и виноград, наши души уже были пьяны от вина бессмертия».

На ранней стадии передачи суфию иногда приходится использовать знакомые сравнения, но Руми следует стандартной суфийской формуле очень строго. Если больной хочет научиться ходить самостоятельно, он должен отбросить костыли. Ценность способа изложения Руми для Искателя состоит в том, что он все излагает в гораздо более ясном виде по сравнению с большинством материалов, доступных вне суфийских школ. Если некоторые поверхностные ордена сделали обычаем приучение своих последователей к повторяющимся стимулам, топтанию на одной и той же стадии развития и привычке пользоваться «костылями», то вины Джалал ад-дина Руми в том нет.

Джами

Мулла Наср ад-дин Абд ар-Рахман Джами (дословно: Мастер Света Веры, Раб Милосердного из Джама) родился в Хорасане в 1414 г. и умер в Герате в 1492 году. Сам поэт считает, что он был одухотворен взглядом Великого мастера Мухаммада Парса, прошедшего через его родной город, когда он был еще маленьким мальчиком. Джами был учителем ордена Накшбандийа. Его суфийские идеи иногда ярко выражены, а иногда скрыты в его поэтических (и не только поэтических) произведениях. В их числе романтические стихотворения о Саламане и Абсале, эпическая поэма «Юсуф и Зулейка», которые входят в число величайших произведений персидской литературы. «Обиталище весны» Джами содержит важнейший тайный материал. Джами был великим путешественником, теологом, составителем житий святых, грамматиком и знатоком размеров стихосложения, а также музыкальным теоретиком. Сила его интеллекта была столь велика, что вскоре после завершения обучения под руководством мастера Али из Самарканда великий врач Рум признал его превосходство над собой. Обращаясь к многочисленной аудитории, он сказал: «Со времени основания этого города никто, равный юному Джами по уму и способности использовать его, не пересекал Аму-Дарью, направляясь в Самарканд». Джами выбрал название места своего рождения в качестве псевдонима, потому что сумма числовых эквивалентов букв этого слова равна 54, что соответствует арабскому корню -НД-. Этот корень передает целую группу идей (идол, соперник, бегущий, сложный аромат), каждая из которых представляет одну из суфийских поэтических концепций, имеющих отношение к «состоянию» или «движению» суфия.