Тёмный день - Ирина Сербжинская

— Приветствую вас, путники! — радушно проговорил низенький и толстенький монах средних лет. — Желаю процветания! Вы, верно, Дадалион? — он расплылся в улыбке. — Я так и знал! Наш настоятель подробно вас описал, не узнать невозможно! А это кто? Это и есть тот юноша, о котором нам надлежит позаботиться?

— Он самый, — кивнул Дадалион. — Позаботьтесь о нем как можно лучше!

— Ты же заплатишь, добрый человек, так что не сомневайся, — добродушно сказал монах. — Уход будет хорошим, а молитвы братьев помогут ему исцелиться!

Дарин насторожился.

— Исцелиться? От чего?

Монах обменялся с Дадалионом понимающим взглядом.

— Ну, — бодро сказал Дадалион, потрепав Дарина по плечу. — Пойду я поищу отца-казначея. Потолкую с ним.

— Стой! Сначала потолкуй со мной. Ты меня привозишь в какой-то монастырь, а сам собираешься вернуться в Лутаку и с повелителем ламий разговаривать?!

Дадалион небрежно пожал плечами.

— Завтра поговорим! Мы всю ночь провели в седле, нужно отдохнуть и поспать, да и лошадям дать отдохнуть. Переночуем здесь, выспимся, перекусим утречком — тогда и потолкуем. А?

Он с надеждой посмотрел на Дарина.

— Сейчас, — твердо сказал тот.

Дадалион насупился.

— Не думал я, что ты будешь так бессердечен! Я еле на ногах держусь, а тебе и горя мало! Ты-то молод, здоров, что такое усталость и не знаешь! Где уж тебе понять, что мне, старику, надо бы с дороги передохнуть! Погоди, вот доживешь до моих лет…

Он потер поясницу и страдальчески вздохнул.

— Эх, молодость, молодость! Ну что ж, если хочешь, поговорим прямо сейчас. Только давай присядем куда-нибудь, а то здоровье мое уже не то… ну, да раз тебе приспичило, будь по-твоему!

Дарин удивился: говорить про свой возраст Дадалион не очень-то не любил, а уж считать себя стариком ему и вовсе никогда в голову не приходило. Но, возможно, он действительно, устал так, что и на разговор сил не осталось? Тогда настаивать на немедленной беседе, конечно, не очень хорошо.

— Ладно, — сказал Дарин, пожав плечами. — Тогда завтра утром. Идет?

— Идет, идет! Отправляйся отдыхать, а я пока за ночлег заплачу!

Не успел Дарин и глазом моргнуть, как Дадалион, мгновенно забывший о больной пояснице, исчез. Монах проводил его взглядом, потом посмотрел на Дарина.

— Пойдем, брат мой, покажу твою келью. Здесь, в спокойной обстановке, здоровье твое быстро пойдет на поправку.

Дарин остановился. Басиянда, шедший, как и подобало хорошо воспитанному рабу, позади хозяина, натолкнулся на него и громко ойкнул.

— А что с ним случилось, с моим здоровьем?

Монах ничего не ответил, лишь вздохнул и скорбно покачал головой.

…Утро началось необычно и даже как-то странно: кто-то бубнил над ухом у Дарина невыразительным и скучным голосом, будто твердил заклинание.

Дарин приоткрыл один глаз: рядом с кроватью на корточках сидел раб Басиянда.

— Господин, уже наступило утро, господин! — обрадовался раб, увидев, что хозяин, наконец-то, соизволил проснуться.

— Утро? Какое утро? Чего ты бубнишь, Басиянда? — сиплым спросонья голосом спросил Дарин, попробовал было повернуться на другой бок и охнул.

— Господин болен? Как самочувствие? — заботливо осведомился раб.

Дарин прислушался к ощущениям и ответил честно:

— Господин чувствует себя так, будто его вчера палками били. Все тело болит…

Басиянда встревожился.

— Не угодно ли господину позвать лекаря? Я уверен, что тут можно отыскать хорошего лекаря и он вылечит хворь!

— Отвали, Басиянда, — невежливо сказал Дарин и попытался сесть на кровати. С третьей попытки это ему удалось. — Никакая это не хворь. А болит, так это потому, что я вчера первый раз в жизни на лошадь сел и полночи верхом ехал. Вот и ноет все с непривычки.

Он, кряхтя, поднялся на ноги и пару раз присел, разгоняя мышечную боль.

Басиянда с беспокойством следил за ним.

— Ты, господин, вчера свалился на постель и заснул, как убитый, — сообщил он. — Я пытался было разбудить тебя, напомнить, что мы, хоть приехали в монастырь поздно ночью, ты должен был в первую очередь покормить своего раба ужином. Но ты не просыпался, — Басиняда почесал в голове. — И я, твой раб, остался без еды!

Он посмотрел на Дарина с осуждением.

— Пришлось голодать. Потом я подумывал о том, чтоб раздеть тебя, не гоже господину спать в дорожной одежде! Но, поразмыслив, решил этого не делать.

— Вот это правильно, — одобрил Дарин. — Не надо меня раздевать. Вот был бы ты девушкой, я б не против был, — он мечтательно вздохнул. — Но ты не девушка, так что — не надо.

— Но я, господин, снял с тебя сандалии.

Басиянда пошарил под кровать, вытащил пыльные башмаки и придвинул Дарину.

— Гм, — проговорил тот. — А я вот в книжках читал, что рабы своим господам обувь чистили и все такое…

— Я хотел, господин, — с достоинством поклонился Басиняда. — Но мысли об ужине отвлекали меня.

Дарин обулся и снова вздохнул.

— Понятно…

— А недавно, — продолжал раб. — В нашу келью заглянул один из монахов и… кстати, господин! — перебил он сам себя. — Ты почивал, а я, твой верный раб, пробудился ни свет ни заря и уже разузнал, что к чему!

— Да? — без особого интереса сказал Дарин. — И что же ты, мой верный раб, разузнал?

— Все, господин! — надуваясь от гордости, хвастливо сообщил Басиянда. — Вспомнил двадцать пятое правило: «Хороший раб должен быть наблюдателен, проницателен, любознателен»!

— И что?

— Выяснил кое-что про то, куда мы попали, — понизив голос, сообщил Басиянда. — Это монастырь кесаниктинцев, господин!

— Кесаниктинцев? — Дарин подумал немного. — Где-то я слышал уже про них… но не помню — где? Кто-то рассказывал. А чем они занимаются?

— Здесь содержатся душевнобольные люди, — драматическим шепотом сообщил Басиянда, округлив глаза. — Но не просто обычные сумасшедшие, нет! А пострадавшие от магии!

Дарин встрепенулся.

— А! Вспомнил! — воскликнул он. — Фендуляр мне рассказывал. Тут публика особенная: чародеи, у которых крыша поехала, люди, нечаянно попавшие под заклинания и прочие бедолаги, которые начали магию изучать, да умом тронулись. То-то Дадалион вчера говорил, что монастырь этот Гильдии магов Лутаки содержит! Ладно… молодец, что разузнал. А монах-то зачем приходил?

— Он сообщил, что все обитатели собираются в трапезной на завтрак, и что если мы опоздаем, то останемся без пищи до полудня, — раб выразительно посмотрел на Дарина. — И я, господин, взял на себя смелость разбудить тебя. Поспешим же, господин, ибо без еды твой верный раб до полудня может и не дожить!