Ледяная Королева - Майя Ахмедова

— Позволено ли будет мне вспомнить одну давнюю традицию моего народа?

Присутствующие ничего не имели против и заинтересованно воззрились на меня, затаив дыхание, а Дин, так и не донеся свой кубок до губ, небрежно поигрывал им, глядя в сторону и едва заметно улыбаясь краем рта. Я меж тем продолжала:

— У нас принято в знак особого расположения обменяться кубками с тем, кто первым тебя приветствовал при знакомстве, и мне хотелось бы — если, конечно, это не нарушит ваших обычаев! — так выказать свою признательность за столь теплый прием.

Мое предложение вызвало бурное и единогласное одобрение окружающих. Что ж, вполне понятно — шутку явно затевали все вместе, и теперь дружно радовались, что крайний нашелся всего лишь один и отдуваться придется не им. Карие глаза, метнув быстрый пронзительный взгляд на остальных, снова преданно и открыто смотрели на меня. Я же, лучезарно улыбаясь во всю ширь и невинно хлопая ресницами, уже протягивала свой кубок.

Деваться Дрогару было решительно некуда, но он, даже не моргнув глазом, обменялся посудинами, осушил мою чашу и перевернул, показывая, что в ней ничего не осталось. Мне в качестве последнего штриха оставалось одобрительно кивнуть и улыбнуться еще обворожительнее:

— А теперь покажи, что там было!

В тишине, тут же наступившей словно по мановению волшебной палочки, шутник-самоучка медленно поднес руку ко рту и продемонстрировал всем — и мне в первую очередь — небольшую, с пятирублевик, толстенькую серебряную пластинку с весьма замысловатым знаком в центре, которую он умудрился в процессе пития зажать в зубах. Грохнул такой взрыв хохота, что с ближайших деревьев осыпался снег вперемешку с обледенелыми шишками. Ворх, которому больше всех перепало елочных «гостинцев», повалился на спину и поочередно утирал передними лапами выступившие от смеха слезы.

— Ничего такого, всего лишь скромный дружеский подарок! — Сдержанный комментарий Дрогара только подлил масла в огонь, вызвав еще более мощный приступ веселья у теплой компании.

Даже Дин гулко прыснул в пустой кубок и одобрительно подмигнул, когда я, все еще мало что понимая, обернулась к нему за разъяснениями, но только чуть заметно качнул головой в ответ на мой вопросительный взгляд. Я не стала настаивать — потом так потом — и с достоинством отвесила веселящимся от всей души соратникам легкий полупоклон, после чего выпила вино и села на место.

— Что, Дрогар, нужно было все-таки послушать старика?

«Старика»?! Стоявшие справа поспешно расступились, и в освещенный костром круг из плотной синевы сгущающихся сумерек вышло новое действующее лицо — высокий худощавый мужчина лет примерно тридцати, во всяком случае, на вид. Посмотреть было на что! Легкая и в то же время исполненная достоинства походка, прекрасное, с тонкими чертами лицо, в котором, однако, не было ничего женоподобного. Слегка волнистые волосы, перехваченные вокруг изумительно вылепленной головы широким пестрым ремешком, ниспадали на спину примерно дюжиной «хвостов», доходивших почти до пояса. Более короткие пряди на висках и над лбом были убраны в мелкие косички, небрежно рассыпанные по плечам. Насыщенный темно-рыжий цвет этой великолепной шевелюры выгодно оттенялся глубокой сажевой чернотой плотной материи длинного плаща, подбитого черным же мехом — похоже, норкой.

— Будет ли позволено скромному странствующему певцу засвидетельствовать свое почтение столь высокородным господам? — Его глубокий голос легко перекрыл все остальные звуки.

— Вальгранáрх!!! — Дин поспешно встал и шагнул навстречу говорившему, и они крепко обнялись. — Глазам не верю! Тебя-то каким ветром сюда занесло?!

— Видимо, попутным. — Улыбка была совсем по-мальчишечьи озорной. — Богам было угодно, чтобы мне вздумалось навестить наших общих друзей одновременно с прибытием посланца… Но, мой принц, твоими стараниями я преступно неучтив по отношению к дамам!

— Прошу прощения! — Дин повернулся ко мне. — Тэйлани, это Вальгранарх Ликуартúсский, золотой голос королевства, величайший из певцов и сочинителей за последние полтора века. А уж Линге, думаю, представлять его не стоит — столь давнее знакомство вряд ли вообще забывается…

Полтора века… Я молча смотрела на мужчину, который тем временем шагнул ближе и церемонно приложился губами к моей руке. Его необычные глаза — яркая малахитовая зелень широких ободков по самому краю бездонных прозрачно-бесцветных зрачков с агатово-черной искоркой в центре — были неподвижны, а взгляд направлен чуть вверх. «Да он же слеп!» Внезапная догадка осенила меня в тот момент, когда легендарный певец обменивался приветственными поклонами с надхой, завершая официальную часть посиделок. Дальше все было как у людей — много вкусной еды, вино и оживленное общение.

Линга подвинулась, освобождая для Вальгранарха место между нами. Он принял приглашение и с энтузиазмом поддержал следующий тост.

— Тэа-эйль-аанни, — задумчиво проговорил новый знакомый, вертя в руках пустой кубок. — Хорошее имя для этого Мира…

Я невольно вздрогнула, он же невозмутимо продолжал:

— Взять новое имя, оставить прежнюю жизнь в прошлом и дать событиям возможность идти своим чередом — не самый плохой способ найти свою судьбу.

— Твоими устами говорит личный опыт?

— Еще какой! — Собеседник задумчиво покачал головой. — В прежней жизни меня звали не так… Я с юных лет потерял способность видеть окружающий мир, но любить его не перестал, а беспокойная натура делала меня участником очень многих событий, о которых удавалось рассказать в своих песнях. И, должно быть, неплохо получалось, если боги решили даровать мне еще один срок при условии, что я не оставлю своего занятия — услаждать слух всех желающих, но каждая песня должна быть такой, словно после нее меня уже не будет…

— А зрение вернуть не догадались?

— Нет, зато сделали подарок. — Певец разомкнул застежку плаща и отогнул край горловины.

Вокруг высокого ворота его напоминающего свитер одеяния обвивалось нечто, сначала принятое мною за необычное пестро-переливчатое многорядное ожерелье. Спросить, каким образом подобное украшение может заменить глаза, я так и не успела — «ожерелье» повернуло ко мне точеные треугольные головки и еле слышно зашипело, впрочем, без всякой агрессии.

— Это Гичи с тобой поздоровался. — Изящные длинные пальцы любовно прошлись по блестящей чешуйчатой коже змейки, почесали раздвоенную шею. — Он буквально упал мне на плечи, когда я выходил из храма Семи Богов, и с тех пор смотрит на этот мир за меня — и днем, и ночью.