Взгляд из угла - Самуил Лурье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
22/10/2007
Четвертая горгона
Все равно почти каждый второй проголосует за "Единую Кормушку". Разгладит шнурки на ботинках и пойдет принимать участие. Получит бюллетень и врисует свой крестик в тот самый квадратик. И не спрашивайте почему, не злите человека. Нипочему, по кочану.
А почти каждый первый - не пойдет. И с удовольствием объяснит - отчего: а просто чтобы не чувствовать себя каждым вторым.
Такие, значит, две партии.
Что характерно - в обеих состоят вполне приличные люди. Аккуратно выносят бытовой мусор во двор. Здороваются с соседями. Не лезут без очереди, не берут без спроса, не ездят без билета. Хмурятся, разглядывая счет из жилконторы. Вздыхают, изучая в магазине ценники. Легонько матерясь, переключают телеканал, когда голос политдиктора поднимается до счастливого визга. Ну то есть буквально люди как люди, вроде никто не хуже никого.
И все равно - своею ли собственной рукой, чужою ли, но как бы там ни было - все подпишутся за. За то, не знают за что. Лишь бы идти, куда ведут. Лишь бы не знать куда.
То ли это правда - вот то, что брякнул Джордж старший Буш: насчет здешнего ДНК, в который якобы вмонтирована иррациональная привязанность к действующему начальству.
Брякнул-то он явно со слов своего здешнего же друга - у которого, вы помните, глаза как зеркало души. Тот, наверное, на рыбалке поделился с ним заветной идеей про фекальный наш замес. Дескать, ты и представить себе не можешь, что это за существа, старина Джордж: горло перервут любому, кто только попытается дать им какую-нибудь из свобод. А за каждую изъятую - сугубо благодарят.
Так-то оно действительно так, но все-таки очень уж похоже на расистские бредни. Ну не может же такого быть, чтобы в какой-нибудь, прости Господи, Мьянме жителям подавай взамен хунты парламент, а в РФ это просто иностранные слова, вроде терминов астрофизики, и таков закон судеб.
Хотя, конечно, Сталин много и настойчиво экспериментировал. Скрещивал, например, самок шимпанзе с з/к, а самцов - с комсомолками. А также и наоборот. Под, так сказать, эгидой НКВД.
Мичуринская эта жилка всегда там бьется. В наши, скажем, дни Пермский, что ли, университет внутренних дел выводит для страны волкособов (хорошенько привязываете обездвиженную волчицу, ставите задачу боевому четвероногому другу и т.д.): с отличным, говорят, результатом; небось, уже и наградили кого-нибудь за научную смелость.
Но что касается новой породы людей - сомнительно что-то. Правда, у некоторых и в самом деле нет-нет и мелькнет нечто в глазах. Телеобъектив особенно чувствителен к таким рефлексам.
Однако это редкость. А в массе, приходится с некоторым недоумением повторить, - люди как люди, только очень усталые. В конце концов, ни одна их историческая надежда ни разу не сбывалась, так чего уж теперь. Нет, брат, не проведешь. Перемены бывают исключительно к худшему, и отстаньте, друзья народа.
А то еще выбежит вдруг труппа ненормальных с идиотской какой-нибудь затеей, типа того, что школы, поликлиники, больницы, университеты нужней, чем баллистические ракеты, - или что, предположим, экономика без полицейского рэкета вообще-то доходней. Опять поднимет башку опасная эта теорийка, что, дескать, Россия не слепая, а ГБ - не поводырь. И кое-кому это не понравится. И полетят клочки по закоулочкам. И опять не посмотреть спокойно по ящику сериал.
Так что лучше оставим все как есть. Помните такие стихи? Оставим все как есть: как будто нету.
Исторических оптимистов это не устраивает. Всматриваясь в окружающий туман, они все норовят выглядеть в нем некую искорку - якобы шанс. Чтобы не спиться, а найти утешение подешевле.
Вот, например, сейчас органы грызутся с органами же. Двадцать три (или сколько их там) т.н. силовых структур, разбившись на сколько-то суперструктур, рвут друг дружку на части. Чего-то там они не поделили, такая жадность обуяла - переходящая в ненависть. И настолько увлеклись, что практически заголились. Открывая удивительно противный срам.
Оптимист сияет: вот и славно, авось им какое-то время будет не до нас. А кроме того - вдруг победит милейший.
То есть который взывает: органы, а органы! к вам обращаюсь я, друзья мои! давайте, как только доставим народу все возможное на земле счастье, начнем постепенно и добровольно отмирать; как все равно государство после полной победы социализма.
Очень даже, знаете ли, вдохновляющая постановка проблемы.
А другой тоже якобы шанс - конечно, молодежь. Нужды нет, что на нее, как и на рыбу, заведено специальное министерство. Нужды нет, что уже выкованы гвозди - новым поколениям в черепа вбивать вранье. Интернет-то не запретят, - высокомерно похохатывает оптимист. А в интернете-то правды - завались, кликнуть какой-нибудь Яндекс - и вот она. Вырастут, разберутся, что-нибудь придумают. А в случае чего - свалят. Загранпаспорта-то не отменят! - умоляюще восклицает оптимист. - У начальников ведь у самих дети, не оставаться же им тут!
Короче, все как-нибудь образуется. Надо только потерпеть, и жизнь понемножку пройдет сама.
Лично я полагаю, что классик не прав: не квартирный вопрос маленько видоизменил советских. А возобновленный здесь древний культ загадочной личности - Кузькиной Матери.
Должно быть, это одна из горгон. Неучтенная греческой мифологией сестра Сфено, Эвриалы и Медузы. Подобно первым двум, бессмертная. Тоже, ясное дело, отличается ужасным видом. Крылатая, покрытая чешуей, со змеями вместо волос, с клыками, со взором, превращающим все живое в камень, в атомную, в лагерную пыль.
29/10/2007
Мусоровозы
Чувство чести родилось из чувства куска. И лучше всех в нем разбираются мясники.
А также бывшая партноменклатура Красного Востока. Правый, допустим, бараний глаз - товарищу из центра, левый - первому секретарю. Правый тестикул - спутнице товарища из центра, и т.д. Опоссума ли в дебрях Амазонки, кенгуру ли в австралийской саванне, добытую ли в песках Бурунди змею - разделывают сообразно общественному положению едоков.
Когда пищи стало больше, а торопиться - некуда, появилась мебель, и чувство чести стало чувством места - конечно, за столом.
"В соответствии с местом, - пишет замечательный историк Леонид Юзефович, - все обедающие, включая послов, по очереди подходили к царю, который собственноручно вручал им "чашу" с вином или медом, а за столом получали от него "подачи" вина и еды. Эти разные виды "чести" дополняли и уравновешивали друг друга. Тот из двух равных, кто получал место ниже, в качестве компенсации получал "подачу" в первую очередь, и наоборот..."
Тем не менее, качество куска принималось в расчет по-прежнему:
"Каждое блюдо обладало своей ценностью: голова севрюги стояла выше щуки, пироги - ниже. Самым почетным считалось получение "останков" - пригубленных царем кубков и отведанных им блюд. Тогда их иерархия, видимо, менялась, но с учетом прежней".
На почве сытости взросли еще более высокие чувства: гордость и зависть. Поэтому резать мясо-птицу-рыбу дозволялось исключительно главе государства. У сотрапезников ножи изымались на фейс-контроле: чтобы никто, будучи обижен, никого не пырнул.
Еще при Алексее Тишайшем Михайловиче это не считалось за патриотизм, даже и слова такого не было.
И если бы какой-нибудь конюх или псарь - предположим, спьяна - возопил громогласно: не желаю пирога, что мне пирог без настоящей близости к телу! А бескорыстно мечтаю, дескать, стать волоском, растущим где-нибудь из бородавки национального лидера! - страшно даже вообразить, как бы насчет этого конюха распорядились.
А нынешние депутаты сраму не имут. Особенно - в нашей, забытой Богом, дыре.
Встает и прямо так и чеканит: заманивая меня к "Раздельной кормушке", мне русским языком твердо гарантировали участок эпидермы на левой ноге Непогрешимого. Нога же оказалась не толчковой, вообще не рабочей, практически пятой. Не желаю быть волоском на пятой ноге! Подаю на эпиляцию: сейчас же выдерните меня, патриота! и пересадите в такое место, где чешется чаще!
Вот какая утонченность переживаний наблюдается в провинциальных говорильнях. Казалось бы, помои в обеих кормушках одинаковые, равно питательны и вкусны, - а вот нету аппетита, если подбираешься не с той стороны. Казалось бы - безобидная игра, на казаки-разбойники временно рассчитайсь, - а он капризничает: не хочу разбойником, хочу казаком.
И не робеет нисколько. Не боится, что ему скажут: ну и черт с тобой, гуляй один.
Признаюсь, лично меня более всего поражает гражданская смелость таких изъявлений. Читаю, например, манифест руководителя другой "Кормушки" - "Единой" - и буквально за него трепещу. Представляю себе: ну а вдруг? Вдруг все-таки почему-нибудь не получится объехать эту самую Конституцию РФ на кривой козе. И вызовут его, допустим, на ковер - и ковер будет тот же самый, а голос из-за стола - другого тембра. Не такой единственно любимый. И этим другим, неприятным голосом зачитают ему его же собственный, сугубо крамольный текст: