Птица малая - Мэри Расселл

По дороге они останавливались заночевать в двух деревнях: первая – перед самой дельтой Пона, а вторая – на побережье Маснаа Тафаи, примерно в двенадцати часах пути от Гайджу-ра. Как и в Кашане, чужеземцы были приняты жителями без лишнего ажиотажа. Супаари просто представил своих спутников как торговцев из дальних краев. Он рассчитывал, что руна, проживавшие в Гайджуре, будут реагировать так же, и приободрился, увидев подтверждение этому в удаленных деревнях – после стольких тревожных предчувствий. Но Супаари еще раз заставил чужеземцев пообещать, что они будут выходить лишь при красном свете и что даже тогда их будет сопровождать его руна-секретарь, Ауиджан. Было крайне важно, чтобы чужеземцев не увидели другие джанаата.

Это ограничение противоречило желанию Д. У. Ярбро установить контакт с правительством джанаата. Они и так слишком затянули, полагал он. Если иезуитская группа будет и дальше слоняться по окрестностям, не сообщая о себе, власти могут заподозрить пришельцев в коварстве и заинтересоваться, почему те скрывались так долго. Но люди были обязаны Супаари за его помощь, и в конечном счете Д. У. решил, что им следует держаться его правил. «Разведайте там, что и как, – сказал Ярбро Марку, Джорджу и Джимми перед их отплытием. – Когда вернетесь, обговорите это и решите, что делать дальше». Д. У. знал, что не будет участвовать в дискуссии. Он знал, что умирает. Они все знали.

Теперь, увидев Гайджур вблизи, трое людей поняли, как непросто будет получить даже поверхностное впечатление об этом городе за те шесть дней, что им выделены на визит. А у Марка Робичокса возникло ощущение, что здесь им предстоит еще одно пошаговое продвижение.

Завидев свою резиденцию, Супаари радировал Ауиджан, объявляя об их прибытии, и направил маленький катер сквозь ряды судов, высящихся у берега. Причалив с беспечной умелостью, он зевнул и с небрежной гордостью показал на ворота резиденции, полагая, что их впечатляющие размеры и очевидные признаки преуспевания уверят его визитеров, что они имеют дело с влиятельным человеком.

– Будете отдыхать или пойдете осматривать город? – спросил Супаари, отлично зная, что они скажут.

Услышав ожидаемый ответ, он поручил их своему секретарю, заверив, что Ауиджан сможет сопровождать гостей должным образом и отвечать на вопросы. А он, Супаари, теперь отправляется спать и увидится с ними завтра утром, после второго восхода.

И вот так, подготовившись как могли, Марк Робичокс, Джимми Квинн и Джордж Эдвардc впервые погрузились в инопланетный город. Нетрудно было предполагать, что он окажется удивительным и озадачивающим, но в действительности здесь был полный бедлам. Их захлестнули запахи и шумы Гайджура: склады, наполненные сладкими, пряными и травянистыми ароматами компонентов духов; доки и верфи, пахнущие мокрыми парусами, гниющая морская живность, герметики и краски, кричащие матросы и грузчики; харчевни, уличные лотки, фабрики, поочередно воняющие супами, аммиаком, жареными растениями, растворителями. Вокруг происходило огромное количество покупок и продаж, сделок, совершаемых во временных, но искусно сработанных будках с красивой мебелью, прислоненной к прекрасно уложенным кирпичным стенам. Торговцы продавали непонятные предметы с ручных тележек, просто сконструированных и отлично уравновешенных. Проходя тесными боковыми улочками, люди сквозь полуоткрытые двери видели руна, работавших с прижатыми к голове ушами среди оглушающего шума молотов и зубил, сверл и электрических пил.

Темп жизни был здесь куда стремительнее, чем в Кашане, а разнообразие типов сложения руна, насколько заметил Марк, намного больше. Докеры были более коренастыми, крепкими и вислоухими; другие были одеты как Супаари, когда люди впервые его встретили, но помельче, с внимательными тонкими лицами и прямыми смущающими взглядами, и одной из них была Ауиджан. Мех тоже был разный: у одних – жесткий и курчавый, у других – шелковистый и более длинный, чем у жителей Кашана. Региональные разновидности, думал Марк. Иммигранты, возможно, – город-то портовый.

Это было фантастическое ощущение – они разгуливали на виду у всех, странные и диковинные, и тем не менее толпы не собирались, а дети не кричали, не показывали пальцами, не прятались. Когда люди проходили по улицами, их замечали, негромко обсуждая, но когда Ауиджан предложила купить похожие на кебаб палочки с жареными овощами, торговец просто вручил им еду – с обычной вежливостью. Совершенно так же они могли бы покупать хот-доги в Филадельфии.

Когда наступила ночь, Ауиджан отвела их в резиденцию Супаари и проводила через открытый двор, мимо многих маленьких хранилищ, вдоль края внушительного склада, в жилые помещения, скромные и с гладкими стенами, но украшенные искрящимися гобеленами и устланные пышными коврами. После стольких месяцев сна в тесном окружении руна люди были потрясены, получив в свое распоряжение отдельные комнатки и обнаружив там округлые постели на поднятых платформах, похожие на гнезда и очень удобные для того, чтобы там сворачиваться в клубок. Они спали крепко и долго, проснувшись значительно позже первого рассвета.

Был уже полдень, когда Супаари встретился с ними для их первой и его единственной трапезы. Когда они развалились на подушках и валиках, уложенных вдоль стен, был принесен длинный низкий стол, а затем заставлен тарелками и чашами. Тут были супы, жареное мясо, экзотические блюда, оказавшиеся дарами моря, фаршированными чем-то острым, и фрукты, которых люди прежде не видели, и много видов овощей, простых и с соусами, искусно разрезанных и целых. Запахи были густыми или слабыми, мягкими или пряными. Обслуживание – неслышным и ненавязчивым; а трапеза длилась несколько часов. Ауиджан сидела чуть поодаль, пощипывая что-то, и наблюдала; на следующий день Марк заметил, что блюда, которых никто не удостоил внимания, на стол не подали, а те, которые понравились гостям больше всего, ставили к ним поближе и окружали новыми кушаньями.

В тот второй вечер Ауиджан увела чужеземцев дальше в город, вверх по склону, и во время этой экскурсии у них начало складываться впечатление о странной, гибридной планировке города. Здесь имелся, как они теперь поняли, каркас рациональной решетки, прямолинейная система главных улиц, вымощенных добротными тяжелыми булыжниками, и система каналов, деливших город на сегменты и позволявших доставлять грузы, которые поступали из деревень или океана, к обрабатывающим и распределяющим центрам Гайджура.

Город не переполняли жители, как это бывает в портах на Земле. Здесь не было ни нищих, ни калек, роющихся в мусоре, ни рахитичных детей, вцепившихся в усталых, отчаявшихся родителей. По мере того как люди поднимались по склону, контраст между богатством и бедностью делался заметнее, скученность уменьшалась, здания становились импозантнее, но это не смущало людей так, как смутило бы в Рио, Калькутте, Лиме или Нью-Йорке. Здесь создавалось ощущение, что преуспевание достижимо, что жители компетентны, уверенны и что каждый из них либо на пути к успеху, либо вполне доволен нынешним положением. Импровизированные рынки и суета, казалось, происходили от желания взяться задело, не слишком заботясь о внешней стороне. И в этом была своя красота.