Три года в Соединённых Штатах Америки - Александр Абердин

Оба Жана выслушали мой крик души очень внимательно и даже сочувственно покивали, но полковник всё же спросил:

– Борис, ты в самом деле ничего не знаешь об этой фантастической советской технологии? Она не даёт покоя нашим лучшим учёным. Если говорить честно, они просто в бешенстве. Отрицательно помотав головой, я ответил:

– Полковник, мне известны только крохи. Я умею работать с поликарбоном и асфальтенкой, знаю, что такое водородное топливо и как его эффективнее всего применять, но ничего, кроме того, что первый углеводородный завод был построен в нашем городе, мне об этом неизвестно. Ну, кроме разве что того, что этот завод построен прямо на месте бывшего нефтеперегонного завода рядом с трубопроводом Баку – Новороссийск и теперь в нефтепорт качают уже не нефть, а водородное топливо. Франция ведь тоже его покупает у Советского Союза. Понимаете, как только наш бывший первый секретарь крайкома партии лично привёз мне из Москвы образцы и попросил попробовать поработать с ними, я очень быстро во всём разобрался, но это же было уже готовое сырьё. Ну, а если честно, то даже если бы я и знал секрет производства аморфного углерода, то не стал бы его выдавать никому, но я его просто не знаю. Как только я показал Дмитрию Мироновичу, что такое по настоящему прочный поликарбон, он моментально улетел с моими образцами в Москву, а через несколько дней нашу керосинку закрыли на модернизацию и вскоре всю новую промзону опутали колючей проволокой. Вот ведь что обидно, я ведь пусть и в эскизах спроектировал целых три завода, автомотозавод, тракторный завод и завод сельхозтехники, научил их изготавливать пресс-формы, первичные и основные, а на самом заводе «Метеор» так ни разу не был.

Мы поговорили ещё около часа в том же духе и я всё это время плакался, какой я хороший и как меня, бедненького, обвели вокруг пальца. Заодно я коротко рассказал обоим Жанам о том, как перепрыгнул через колючку и сбежал из Советского Союза, чтобы доказать всем, кто такой Борис Картузов на самом деле. В общем, как сказали бы мои любимые дети: – «Папик чисто-конкретно метёт пургу и давит на слезу.» Но зато как вдохновенно я мёл пургу, только что не размазывал слёзы по щекам и не рвал на груди рубаху. В конце моей исповеди комиссар Лагранж со вздохом признался мне:

– Борис, к сожалению ничем, кроме вида на жительство во Франции я не смогу тебе помочь. От французского гражданства, как я понимаю, ты собираешься отказаться. Кивнув, я подтвердил это:

– Конечно, я ведь хочу вернуться в Советский Союз победителем. Для этого я и убежал. Вот если бы я поехал в Москву и обратился в посольство с Франции с заявлением, тогда стал бы точно таким же отщепенцем, как и все те мерзавцы, которые уехали из Советского Союза. Поэтому я и не стану просить политического убежища. Я просто хочу заниматься любимым делом и если мне не дали делать это в своей стране, то стану чемпионом мира по авто и мотогонкам живя во Франции. Полковник Паскаль усмехнулся и сердито сказал:

– Борис, у тебя какие-то странные понятия о таких серьёзных вещах. Ты перебежчик и уже поэтому тебя назовут в Советском Союзе предателем родины. Неужели ты этого не понимаешь? Мой тебе добрый совет, становись гражданином Франции. Скорчив высокомерную физиономию, я ответил:

– Это у вас странные понятия о Советском Союзе, Жан-Жак! Вы отстали от жизни, в своём загнивающем капитализме. Наша страна встал на путь перемен, между прочим, и уже очень скоро вы тоже поймёте, что наш новый социализм с его плановым рыночным хозяйством и бесклассовым обществом, это как раз и есть то, о чём мечтает каждый француз, если он не лодырь и не хищное животное без стыда и совести. Вы, наверное, до сих пор видите в нас врага, а зря. Вам же всем Брежнев ясно и чётко сказал, что Советский Союз не станет изготавливать сверхпрочные танки и другую военную технику из поликарбона. Он что, зря что ли завил об этом во всеуслышанье? Полковник покрутил головой и признался:

– Честно говоря, Борис, от заявления вашего генсека у меня просто голова пошла кругом, как и от того, что ваши врачи исцелили президента Помпиду от рака лёгких.

– А чего тут удивляться? – Воскликнул я – Он же сподвижник президента де Голля, друга Советского Союза! Вы просто не хотите понять, что у нас в стране действительно всё переменилось. В нашем крае, между прочим, уже есть коммунисты-миллионеры и это считается вполне нормальным явлением. Вы думаете я сбежал потому, что хочу стать миллионером? Так наша семья и так уже имеет почти миллион рублей на сберкнижке. Моя мать заместитель директора по развитию и главный дизайнер того самого комбината «Силуэт», из-за спортивной одежды которого у вас в Париже молодёжь дерётся в магазинах, она та самая Картузова, которая у вас уже известна, как Красавкина-Картузова. Комиссар Лагранж не выдержал и воскликнул:

– Так какого же чёрта ты сбежал из Советского Союза? Мой сын как раз из тех самых дурней, которые дерутся из-за этих чёртовых русских тряпок. Он трое суток простоял в очереди на Рю де Вавилон, что купить себе мотоциклетный наряд красной кожи, с вышитым на спине медведем, растягивающим на груди шкуру, под которой красуется советский герб, ботинки «Ред рашен трактор» и шлем со стеклом, от которого пули отскакивают. Теперь ему весь Марсель завидует, когда он раскатывает по городу на своём новом советском трайке. Парень совсем свихнулся, продал новенький «Ситроен», чтобы купить себе трайк. Правда, надо признать, что за ним теперь если и можно на чём угнаться, то только на «Мираже», но они не ездят по улицам.

Метнувшись в каюту, я быстро натянул на себя свой гоночный комбинезон, с которого уже снял петли и резинки для крепления оружия, надел на голову интеграл и, вернувшись назад, с гордостью в голосе сказал:

– Дизайн этого мотокомбинезона, как и костюма для мотоциклистов, разработал я, а моя мама и её партнёрша его только немного приукрасили. Вот в нём-то я и спущусь с борта. Полковник Паскаль вздохнул и спросил меня:

– Борис, если так, тогда объясни мне, зачем ты сбежал из Советского Союза? У тебя же, похоже, и так всё было.

Обиженно шмыгнув носом, что выглядело довольно органично, хотя и не очень-то подходило к моему имиджу крутого парня с дюжиной тараканов в голове, я ответил вполголоса:

– Я хочу доказать своей бывшей жене, что она зря бросила меня и ушла к кэгэбэшнику.

– Ну, а чего ты добиваешься, вызвав репортёров в порт? Неужели тебе непонятно, если тебя покажут по вашему телевидению, то от тебя отвернутся все твои самые лучшие друзья.

– Это ещё почему? – Удивился комиссар Лагранж – Жан, подумай сам, парень бросил вызов корсиканской мафии и привёл в порт Марселя целый пароход, трюмы которого забиты опиумом, а в каютах и кубриках валяются на койках корсиканские гангстеры. Борис специально лезет из шкуры вон, чтобы доказать своей любимой женщине, кто он такой на самом деле. К сожалению, хотя мой Дидье на семь лет старше него, он не способен на такие подвиги во имя любви. Это скорее его жена Ивон пойдёт ради него хоть в огонь, хоть в воду. Так что я его прекрасно понимаю.

Полковник в ответ лишь молча пожал плечами и развёл руками, а я предложил им обоим отправиться на экскурсию по судну и первым делом повёл их в радиорубку, где показал магнитофоны, а затем в каюту капитана, где за шторкой стоял письменный стол и большой шкаф, битком набитый кассетами с записями разговоров, компрометирующих собеседников. Больше всего их обоих поразило то, что все несостоявшиеся наркодельцы спят на своих койках мёртвым сном. Не остались они равнодушными и тогда, когда отбросив в сторону несколько тюков с шерстью, я вскрыл тот, из которого уже достал одну плитку очищенного и уваренного до самой густой консистенции опиума, в котором находилась пятидесятикилограммовая закладка. Комиссар полиции, взглянув на часы, сказал:

– Жан, в одиннадцать мы будем в Марселе. Подпольную лабораторию мы уже накрыли. Ты не откажешь мне в удовольствии вскрыть тюки с шерстью прямо на пристани, под прицелами кинокамер, чтобы французы увидели, что хотел ввезти в нашу страну Старый Ворон и чему мы с тобой, благодаря помощи этого юноши, помешали. Он, конечно, здорово потрепал нам нервы, ведь «Клементина» не пришла в порт вовремя и оказалась совсем не там, где мы её тайно искали, но потом вовремя обо всём рассказал, связавшись со мной по радиотелефону. Полковник закивал и с убеждённостью в голосе сказал:

– Да-да, Жан, именно так мы и сделаем, тем более, что я уже доложил начальству, что операция «Горгона» блестяще завершена и что полиция Марселя оказала нам огромную помощь в её подготовке и проведении. – Посмотрев на меня с улыбкой, полковник насмешливо добавил – Ты ведь добиваешься большой пресс-конференции, Борис? Она у тебя будет, но сначала на ней выступим мы. Правда, я сначала должен буду поговорить со своим руководством. От этого зависит, стану я выступать перед репортёрами открыто, или они услышат мои ответы от другого человека, которому я буду передавать свои записки из-за ширмы.