Одноклассники - Хельга Графф

Первым делом мы посетили моих родителей. Как говорит моя мама, одна встреча – одна жизнь. Меня очень порадовал их бодрый вид. Проговорили с мамочкой весь вечер, однако ставить ее в известность о причинах моей поездки я не стала, знала: как и Розалия недавно, она будет против и начнет меня отговаривать.

Ехать в колонию с пустыми руками не полагалось, поэтому следовало собрать хотя бы продукты. Мы не знали, что можно нести и в каком виде, сказывалось (слава богу!) отсутствие опыта в этом вопросе, и нас снова выручил Розкин Олег, который связался с одним из компетентных коллег в Петербурге и направил нас к нему. Юрий Владимирович оказался добрым, смешливым круглолицым дядькой (наверное, потому что жизнь у него была «веселая», учитывая профиль ведомства, в котором он служил). Офицер подсказал нам, чем затовариться, и мы отправились за «правильными» продуктами и вещами для Валерии. При каждой покупке Розка лишь неодобрительно хмыкала и качала головой. Я не могла с ней согласиться: раз приехали, значит, должны выглядеть достойно, как полагается нормальным людям! Признаться, мне было не по себе. Что я скажу этой девчонке? Что скажет мне она? Как мы встретимся и кем расстанемся?

Юрий выделил нам сопровождающего сотрудника и автомобиль, на котором мы довезли до колонии наши гостинцы. Благополучно минув КПП, машина въехала в убогий и облезлый тюремный двор, огороженный колючей проволокой. К счастью, в русской тюрьме побывать не пришлось, и тьфу-тьфу, надеюсь, не придется, в отличие от нашего с Левой хорошего друга Даниила.

Его печальная история, повторившаяся дважды, послужила нам хорошим уроком. Много лет назад у него в Германии были большие проблемы, включая финансовые. По оговору со стороны вредных еврейцев он получил от прокуратуры приличный штраф в размере трех с половиной тысяч евро. Глупый Данька еще не понимал, что шутки с прокуратурой заканчиваются, как правило, за решеткой, просто опыта как такового не имел, поэтому всячески уклонялся от уплаты в первую очередь потому, что не было денег. В один прекрасный день игра в кошки-мышки закончилась. К нему приехали два офицера полиции (к большой радости должника в гражданской одежде, хоть не опозорили перед соседями) и спросили, может ли Даниил прямо сейчас заплатить им эти деньги. Наш друг не был готов к такой «приятной» встрече, потому что его финансы, дав хозяину прощальный концерт и спев все свои романсы, давно отчалили на гастроли, и тогда полицейские просто забрали Даньку с собой прямо в тюрьму отсиживать штрафные деньги. Сидеть бы ему пришлось не один месяц, но, пошустрив, мы достали необходимую сумму и, притащившись в тюрьму несколько дней спустя, заплатили на месте причитающийся штраф, выкупив узника из рук кровожадной прокуратуры. Как потом рассказывал приятель, устроился он в общем-то неплохо. У него была отдельная комфортабельная камера, больше похожая на комнату. Кроме того, ему сразу же провели медицинское обследование. Докторша оказалась теткой хорошей, и Даниил прямо из медицинского кабинета позвонил нам, намекнув на желаемую свободу. Еда, как в ресторане, заключенные – не уголовники, а в основном те, кто не смогли оплатить те или иные штрафы и теперь отсиживали положенные дни. Они могли заниматься спортом и тем, чем хотят, и ничего такого страшного в немецком плену сегодняшних дней не наблюдалось. Даньке было с чем сравнить, так как в семидесятых он уже сидел, правда, в нашей тюрьме за то, что сейчас считается в стране нормой – так называемые «незаконные валютные операции» (в тюрьме за свою юридическую грамотность даже получил прозвище «Адвокат»). Тогда ему пришлось расстаться со свободой на целых четыре года…

Когда же нам дали срок за то, что сами не обанкротили одну из фирм, и он был заменен денежным штрафом, я, вспомнив Данькину историю, взяла ноги в руки и ежемесячно бегала в суд, выплачивая необходимую сумму. Какое счастье, что всё позади и больше таких неприятностей в моей жизни нет!

Во дворе маршировала колонна женщин совершенно разного возраста: от юных дев до старых баб. Все в бесформенных бесцветных платьях и ватниках; на ногах простые чулки и грубые башмаки; на головах платки; на лицах ни грамма косметики. Кто-то, выражаясь на уголовном сленге, чалился год, а кто-то, как Валерия, и поболее… Не хотелось бы, конечно, чтобы в биографии была такая грязная страница, но как говорится, от сумы и тюрьмы не зарекайся! Сколько случаев, когда вполне благополучные и даже богатые люди в одночасье оказывались на нарах. Богатство ведь тоже просто так не дается, поэтому очень часто приходится нашим бизнесменам идти по жизни рука об руку с Уголовным кодексом. Просто одним удается вывернуться из рук закона, а другим на этот закон не хватает средств. От судьбы не уйдешь, не убежишь. Что на роду написано, то и получишь сполна!

Пройдя формальности, мы очутились в комнате для свиданий. Как страшно встретиться лицом к лицу, хорошо еще рядом Розалия! Я тоже до конца не верила в столь чудесное превращение злобной гиены в благородную антилопу, но в жизни всё могло иметь место. Кроме того, я опасалась, что она, воспользовавшись моим хорошим к ней отношением, может опять заявить свои права на Фимочку, которого никому, в том числе и ей, я отдавать не собиралась.

Дверь приоткрылась. На пороге в такой же, как у всех участниц этого театра абсурда, одежде, а женщина за колючей проволокой – это всегда абсурд и нонсенс, абсолютно без косметики и от того казавшаяся моложе своих и так достаточно юных лет, появилась Валерия. Вслед за ней вошла женщина-конвоир, и, прочитав нам небольшую лекцию о том, что мы должны делать, а чего нет, закрыла за Валерией дверь. Мне показалось, что Фимкина бывшая подруга сейчас потеряет сознание, настолько девушка была потрясена и шокирована нашим с Розкой присутствием. Мы смотрели на нее, она на нас. Молчание несколько затянулось… Перед моими глазами пронеслось все, что было связано с ней: ее бесстыжая любовь с моим мужем, наш разговор в кафе, свидание в следственном изоляторе, встреча в суде и мой сыночек, связывающий нас, как пуповина мать и младенца, которого она родила и оставила мне навсегда как память об их с Ефимом коротком романе…

Боже мой, и все это мне пришлось пройти и пережить! Конечно же, я должна ее ненавидеть, как тогда, но все проходит, и в моем сердце для ненависти уже нет места, осталась только жалость к этой, запутавшейся в жизненных сетях, девчонке. Возможно, я бы ее и не простила, но то письмо… тронуло мое сердце. Сейчас она страдала так же, как ваша покорная слуга тогда, но… может быть и больше… Я опомнилась первой. Молча подойдя к ней, сказала:

– Здравствуй, детка!

И тут она, так же молча сделав шаг мне навстречу, как ребенок, обняла меня за шею и, уткнувшись носом мне в плечо, тихо и горько заплакала… Я прижала ее к себе и почувствовала, как дрожит ее тело… и своих слёз как ни старалась сдержать не могла. Краешком глаза заметила, что и Роза не осталась равнодушной к происходящему. Я гладила Леру по худенькой вздрагивающей спине.

– Ничего, деточка, все пройдет! Спасибо тебе за письмо. Теперь я буду часто к тебе приезжать, не плачь!

Успокоилась эта взрослая девочка с невероятным трудом и, еще долго всхлипывая, заикаясь и заплетаясь, говорила:

– Оля, простите меня! У меня, кроме вас, и сына больше никого нет. Прошу вас, не оставляйте меня! Пожалуйста!

– Тебя простила и все забыла, – здесь я, разумеется, слукавила, поскольку никогда амнезией не страдала, – буду к тебе приезжать, не волнуйся. Если кто обидит, скажешь, и черкни список необходимого, я всё приготовлю.

– Спасибо, – она не верила, что от нее не отказываются.

Потом мы пили чай, так любезно предоставленный конвоем, с нашими гостинцами вприкуску. Розка разговорилась и все расспрашивала Леру. Девчонка поделилась подробностями своей жизни, и надо сказать, что Фима ничуть не приукрасил, пересказав мне в свое время жуткую историю ее существования. Кошмарный сон, после которого она мечтала проснуться и очутиться в другом мире, там, где светло и уютно. Напоследок я вытащила снимок Фимочки, бесстрашно позировавшего на фоне своего персонального автомобильчика (один из моих любимых), и протянула ей. Сначала хотела подписать так: «Маме на память от Фимы», но подумала, что к материнству никакого отношения она не имеет и этот мальчик мой и только мой сын, поэтому написала просто: «На память от Фимы». Лера долго не могла оторваться от подаренной карточки, все время ее гладила и, наконец, спрятав в карман серого балахона, сказала:

– Оля, вы не беспокойтесь, я не собираюсь добиваться его возвращения. Если смогу иногда с ним видеться, буду вам признательна, а когда выйду отсюда, хочу начать жизнь с чистого листа… как вы считаете, получится?

– А то! Конечно же, получится! – бодро ответила за меня Розалия. – Всё у тебя еще будет, дорогая: и любимый муж, и детки – мне бы твои годы! – мечтательно закончила она.