Путешествия на берег Маклая - Николай Миклухо-Маклай

Зайдя на Макассар, в Амбоину, я попросил адмирала приобрести здесь одного бычка, 2 телок и коз местной породы, уже акклиматизировавшейся в Малайском архипелаге, в подарок туземцам Берега Маклая. Мое желание было исполнено, и, кроме того, на казенные деньги были куплены для подарков туземцам тех островов, к которым мы должны были пристать, разные вещи, как-то: малайские паранги (большие ножи), красная бумажная материя, бусы, небольшие зеркала и т. п. Кроме того, мною было приобретено множество семян разного рода, между прочими – семян дуриана, мангустана, манго, нескольких видов хлебного дерева, апельсина, лимона, ланзат{107}, кофейного дерева, несколько молодых ананасов и, кроме того, много семян разных полезных растений и овощей.

Пройдя пролив Буру и Сагуйэн (между островами Салавати и Батанта), 12 марта мы подплыли к северному берегу Новой Гвинеи. По случаю дождя и густых облаков, скрывавших берег, и вообще вследствие дождливой погоды адмирал решил не заходить в Дорэ, а идти прямо к Берегу Маклая.

15 марта мы проходили мимо бухты Гумбольдта в Новой Гвинее. Открывшийся перед нами 16 марта о. Вулкан оказался снова действующим, как и в 1877 г.

17-го утром, пройдя проливом «Изумруда» (между Новой Гвинеей и о. Кар-Кар), мы медленно прошли Архипелаг Довольных людей около 2 часов пополудни, а в половине шестого вечера бросили якорь в порте Константин.

Я съехал на берег, на мысок Обсерваций, и увидел там несколько старых знакомых из Гумбу (Олума и др.) и сказал им, что я буду завтра утром в Бонгу и что для корвета нужна провизия: свиньи, таро, бананы и т. п.

Боясь лихорадки, я не рискнул в тот же вечер отправиться в другие деревни и вернулся на корвет.

18 марта адмирал, несколько офицеров и я съехали на берег около деревни Бонгу. Сопровождаемые туземцами, которые, перебивая один другого, обращались ко мне с расспросами, где я буду жить, когда начать строить мне хижину и т. п., мы обошли деревню. Она показалась мне в этот раз как-то меньше и запущеннее, чем в 1876–1877 гг. Припомнив расположение деревни, я скоро открыл, что целые две площадки с окружающими их хижинами обратились в пустырь. Площадки заросли травою, а на развалинах хижин рос кустарник. На мои вопросы мне объяснили, что из туземцев, живших в этих хижинах, одни перемерли, а другие выселились. Сообразно с моими инструкциями, данными при отъезде в 1877 г., все девушки и молодые женщины были удалены, оставалось только несколько старых, безобразных старух. Помня также мои советы, туземцы явились не только без оружия, но даже и без малейшего украшения. Вид их поэтому был сегодня довольно мизерный (дикие, без украшений, лохматые, напоминают одетого в лохмотья европейца), тем более что почти вся молодежь отсутствовала: одни находились в Богати по случаю происходившего там большого «ая» и «муна», другие, вероятно, были в лесу, охраняя женщин. Мой старый приятель Саул рассказал мне длинную историю о «тамо-инглис» (вероятно, экспедиции шхуны «Dove»), затем о приходе в Гарагаси абадам-Маклай (брата Маклая), как он, вероятно, называл г. Р. {108} Вспомнив, что я еще не видел Туя, я прервал разговор вопросом о нем.

«Туй муэн-сен (Туй умер)», – ответил мне Саул.

Я очень пожалел о моем старом приятеле.

Я оставил туземцев Бонгу в большом волнении, объявив, что привез им быка, корову, козла и коз. Все повторяли за мной имена этих животных, все хотели их видеть сейчас же и т. д. Я объяснил, что для привезенного скота надо построить изгородь, чтобы он не разбежался. Туземцы много говорили, и никто не принимался за дело. Еще раньше я убедился, что если дать туземцам какую-нибудь вещь для общего пользования, но не исключительно одному, то это всегда окажется ошибкой, так как никто не заботится об общей собственности. Однако же дать привезенный скот кому-нибудь одному или же раздать по одному животному на нескольких лиц не казалось мне справедливым. Сказав, что я привезу быка, корову и коз к заходу солнца, я направился к тому месту, где в 1876–1877 гг. стоял мой дом. Придя туда, я почти не узнал местности. Под большими деревьями, которые некогда окружали мой дом, рос теперь всюду высокий кустарник; только местами изредка проглядывали между зеленью посаженные мною кокосовые пальмы, бананы и множество Carica papaya, которая поднималась высокими стволами значительной толщины.[209] Вместо широких дорожек, содержавшихся всегда в большой чистоте около моей хижины, оказалось теперь две-три тропинки, по которым можно было добраться только с трудом.

Я пошел прямо туда, где прежде стояли оба дома. Между кустами я нашел полдюжины еще стоявших свай, и это было все. Припоминая, с какими хлопотами я строил себе дом, с каким терпением я разводил плантацию, мне трудно верилось, что каких-нибудь 5–6 лет было достаточно, чтобы превратить все в глухой уголок густого леса. Это был пример роскошного плодородия почвы. Времени на размышления, однако ж, у меня не было, почему я приказал сопровождавшим меня туземцам расчистить то место, где в 1877 г. у меня росла кукуруза и где, мне показалось, кустарник был не так част. Я велел выдергивать с корнями небольшие деревца, что при большом числе рабочих рук оказалось вовсе нетрудно.

Расчищенное место было вскопано матросами, имевшими с собою железные лопаты, на пространстве нескольких квадратных сажен. Я послал туземцев за водою, а сам с помощью моего слуги из Амбоины Яна и обоих матросов стал рассаживать молодые растения и семена, привезенные из Амбоины. Принесенная в бамбуках вода послужила для поливки вновь посаженных растений. Не посадил я только одних семян кофе, отдав их Саулу и некоторым другим туземцам для передачи жителям горных деревень, где для кофейного дерева климат подходит более, нежели на Берегу Маклая.

Туземцы, по-видимому, интересовались всей этой процедурой. Я, тем не менее, не был уверен, что мой эксперимент удастся, и даже боялся, чтобы на вновь взрытую землю не явились в тот же день или на другой свиньи и не разрыли бы новую плантацию; сделать же достаточно прочную изгородь было невозможно. У меня не было времени, чтобы приглядеть за сооружением ее самому, а туземцы были слишком возбуждены приходом корвета и постройкою у деревни забора для скота. Я отправился лесом по хорошо знакомой тропинке в Горенду; но и тропинка была сильно запущена; невысокий тогда кустарник вырос теперь в большие деревья, так что знакомая тропинка показалась мне совершенно новою. Добравшись, наконец, до места, где 6 лет тому назад была расположена деревня Горенду, я был окончатетьно поражен ее измененным видом. Вместо значительной деревни оставались только две-три хижины: все заросло до неузнаваемости. Мне стало почему-то так грустно, что я поспешил выйти к морю и отправиться обратно на корвет.