Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

Но каким образом бывший инспектор был связан с двумя негодяями и что побудило его совершить преступление?

Кто те двое мужчин приличной наружности, искавшие жертву негодяев и не скрывавшие своего горя и слез?

«Этих я сумею найти, — думал Плантад, — и, может быть, через них добьюсь истины. Тогда правосудие будет оказано всем, и я начну свое поприще блестящим делом».

Он дошел до вершины холма и вскоре стоял перед стеной, окружавшей сад.

Калитка была действительно открыта.

В это время Тефер, в свою очередь, взошел на холм и, остановившись за деревьями, видел, как Плантад вошел в сад.

«Однако мне очень хотелось бы узнать, что он там делает, — думал Тефер, — но как? Влезть на стену значило бы выдать себя, поэтому следует ждать».

Полицейский лег на траву и, надев очки, вынул из кармана книгу и сделал вид, что читает, но ни на минуту не терял из виду окрестностей дома.

Через четверть часа появился Плантад. Физиономия его была недовольная, и Тефер понял, что осмотр не имел никаких результатов.

Плантад рассматривал тропинку, которая шла по краю забора, подходил к деревьям. Вдруг он остановился и огляделся. Он был шагах в двадцати от каменоломни.

Простояв несколько минут, он снова пошел вперед и остановился на самом краю каменоломни, наклонившись вперед, чтобы смерить глубину.

«Будь я сзади него, — подумал Тефер с мрачной улыбкой, — его следствие скоро бы закончилось».

Вдруг новый инспектор поднял с земли какую-то маленькую вещичку.

«Какого черта он держит?… — думал Тефер, рассматривая в лорнет руки Плантада. — Я или слеп, или у него в руках пятифранковая монета».

Тефер не был слеп: Плантад действительно держал в руках монету в пять франков, — ту самую, которая выпала из кошелька, брошенного Термондом через забор в ночь преступления.

Плантад взвешивал монету в руке.

«Она фальшивая», — подумал он.

Вдруг он ударил себя по лбу, и лицо его просияло.

«Это доказательство, которое я хотел иметь, ошибиться невозможно. Доказательство того, что здесь были фальшивомонетчики Дюбье и Термонд, бежавшие из Клерво… Нет сомнения, что они столкнули молодую женщину в эту трещину, и комиссар даст мне по этому поводу те объяснения, которые ему следовало бы поместить в донесение».

Плантад спокойно отправился в Баньоле.

Тефер видел все и побледнел, как смерть. Он понял то, что произошло у него перед глазами.

«Монета, без сомнения, фальшивая, и ее потеряли мои помощники. Положительно, мой преемник идет слишком быстро по пути открытий… Пора положить этому конец».

Он встал и пошел по узкой тропинке, по которой поднялся на холм, и вышел на главную улицу Баньоле как раз вовремя, чтобы увидеть Плантада, переступавшего порог дома полицейского комиссара.

Тефер поглядел на часы.

«Около пяти, — подумал он. — В это время года дни коротки, и если он будет возвращаться в Париж ночью… Дорога пустынная… Может представиться случай… Увидим!»

Он уселся на каменную скамью, закурил сигару и решил ждать.

Последуем за Плантадом в дом комиссара.

— Дома ли комиссар? — спросил он у писаря, сидевшего в первой комнате.

— Нет, — ответил последний.

— Вы его секретарь?

— Нет, секретарь ушел вместе с ним.

— Скоро ли они придут?

— Не знаю.

— Я подожду.

— Вы не можете здесь ждать.

— Почему?

— Потому что так приказано.

— Это приказание не для меня.

— Для вас так же, как и для всех.

— Вы думаете?

Плантад вынул карточку инспектора, и чиновник в одну минуту превратился в воплощенную любезность, поспешно вскочил и предложил ему стул.

— Господин комиссар и его секретарь ушли полчаса назад, чтобы констатировать самоубийство, совершенное в пяти километрах отсюда, и я не знаю, когда они вернутся.

— Я подожду.

Плантад сел, вынул карандаш и на чистой странице записной книжки написал следующие заметки:

«Баньоле. Дело фиакра номер 13.

Первое. Видел Сервана; получил сведения относительно мнимого Проспера Гоше, выдававшего себя за химика и снявшего дом на холме патронного завода за сорок восемь часов до пожара. Этот Проспер Гоше замечателен нервными конвульсиями левой стороны лица, как у Тефера, бывшего полицейского инспектора. Наблюдать за Тефером, поведение которого крайне подозрительно.

Второе. Слуги Проспера Гоше, по всей вероятности, Дюбье и Термонд, фальшивомонетчики, бежавшие из центральной тюрьмы в Клерво и похитившие фиакр номер 13. Не забыть, что Теферу было поручено арестовать этих людей, которые, по его словам, выскользнули у него из рук не менее подозрительным образом, как и все остальное.

Третье. В поле, недалеко от сгоревшего дома, найдена монета в пять франков 1844 года, доказывающая, по моему мнению, присутствие Дюбье и Термонда на месте преступления.

Четвертое. Двое незнакомцев приличной наружности искали в Баньоле следы молодой женщины, похищенной в фиакре номер 13 часа за два до пожара. Они предполагают преступление. Искать этих незнакомцев».

Подумав несколько мгновений, Плантад написал:

«Пятое…»

Был час пополудни, когда Этьен и Рене подъезжали к госпиталю Святого Антуана.

Перед госпиталем уже минут двадцать стояла телега, какими пользуются огородники. Покрывало из серого полотна не позволяло видеть, что внутри.

Хозяин телеги прохаживался по тротуару в синей блузе, почти новой, и шапке, надвинутой на уши. Увидев Этьена и Рене, он поспешно пошел им навстречу.

Они не узнали бы Пьера Лорио, не будь предупреждены, до такой степени изменилась его внешность.

— Телега здесь, — сказал он протяжным голосом. — Вы видите, буржуа, что я аккуратен.

— Погодите, — ответил доктор, — я получу разрешение ввезти вашу телегу во двор.

— Вы не видели ничего подозрительного? — шепотом спросил Рене.

— Ничего. Идите вперед и делайте все скорее.

Волнение Этьена и механика слегка улеглось. Они знали, что Берта жива, но в каком состоянии суждено им было найти ее?

Когда они пришли в контору, чиновник объявил, что он уже заявил об их желании взять больную.

— Никто не может оспаривать у вас этого права, — сказал он. — Но доктор, который лечит молодую женщину, не скрыл от меня, что ее положение настолько серьезно, что переезд может повредить ей…

У Этьена сердце перестало биться.

— Впрочем, — продолжал чиновник, — дежурный помощник должен сказать вам все по этому поводу.

Затем, повернувшись к своему помощнику, прибавил:

— Отведите господ к дежурному доктору, и затем, господа, я попрошу вас сообщить мне, на что вы решитесь, так как нужно исполнить некоторые формальности.

Когда молодые люди пришли к дежурному доктору, тот встал им навстречу.

— Вы, вероятно, явились за больной?

— Да, за больной, которая лежит в зале Святой Анны, — ответил Рене.

— Я отведу вас к ней и, хотя вы не доктора, вы убедитесь собственными глазами, что ваше желание почти невозможно исполнить.

— Разве ей так худо? — едва слышно прошептал Этьен.

— Самое большее, если она узнает вас. Идемте, господа.

Молодые люди обменялись огорченными взглядами и последовали за своим проводником.

Когда они вошли в зал, у Берты глаза были закрыты, и она, казалось, спала.

Этьен и Рене подошли к ней, едва дыша.

Лицо Берты страшно похудело, и темные круги залегли под глазами.

Этьен, подавив волнение, тихо спросил:

— У нее что-нибудь сломано?

— Нет, но вследствие сильного потрясения произошло внутреннее кровоизлияние. Кроме того, у нее временно парализованы голосовые связки. Бедная девушка не может произнести ни слова.

— Однако она чувствует себя лучше?

— Да, в настоящее время опасность для жизни миновала.

Берта сделала слабое движение, но глаза ее по-прежнему были закрыты.

— Вы позволите мне разбудить ее? — спросил Рене.

— Я не вижу тут ничего неудобного. Вы должны знать, в каком она состоянии.

Рене, наклонившись к Берте, два раза произнес ее имя.

Знакомый голос произвел на девушку неожиданное впечатление: она быстро открыла глаза и, к величайшему удивлению доктора, слегка приподнялась, глядя на посетителей. Ее глаза засверкали, и легкий румянец выступил на щеках.

Казалось, что туман, застилавший ее сознание, вдруг рассеялся.

— Рене… — тихо прошептала она.

— Да, это я, и я не один.

Он взял Берту за руку и заставил ее повернуться в сторону Этьена.

При виде любимого Берта вздрогнула, и обильные слезы потекли по ее щекам.

Она протянула к жениху свои похудевшие руки, прошептала несколько несвязных слов, затем, измученная усталостью, опустила голову на подушку.