Парижские могикане. Том 2 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По просьбе Сальватора молодой врач самым тщательным образом осмотрел девочку.
Она была хрупкой, слабенькой, но все органы были здоровы. Людовик прописал режим, и Сальватор приказал Броканте неукоснительно выполнять его.
Неделю спустя Рождественская Роза, руководимая Жюстеном, уже знала все ноты и начала исполнять простенькие пьески.
Правда, занимаясь музыкой, она скорее вспоминала известное, нежели узнавала новое.
Кроме того, под руководством Жана Робера она выучила наизусть несколько самых красивых стихотворений Ламартина и Гюго и читала их с большим чувством, что было просто удивительно.
Наконец, она ежеминутно напоминала Петрусу о его обещании научить ее рисовать.
В тот день, когда мы застали ее позирующей в мастерской Петруса, проходил уже десятый сеанс.
Сальватор заглядывал почти ежедневно. Случилось так, что в этот день он впервые пришел с собакой: Петрус попросил привести Ролана, так как хотел изобразить его в пустующем углу полотна, посвященного Миньоне.
Мы видели, чем закончилась встреча Ролана с Рождественской Розой.
На следующий день, около восьми часов утра, в тот момент как Рождественская Роза поднялась с постели, в дверь трижды постучали, и Баболен пошел открывать: в его обязанности входило впускать посетителей, так как он был младше всех и его комната была расположена ближе других от входной двери.
Тотчас раздался его возглас:
— Это наш друг, господин Сальватор!
Имя Сальватора, всегда производившее в их доме магическое действие, в ту же минуту было радостно подхвачено Брокантой и Рождественской Розой.
— Да, сорванец, это я, — подтвердил Сальватор. Сальватор вошел, и девочка бросилась ему на шею.
— Здравствуйте, господин Сальватор! — обрадовалась она.
— Здравствуй, дитя мое, — отвечал Сальватор, внимательно вглядываясь в ее порозовевшие щечки; румянец свидетельствовал о том, что либо она стала поправляться, либо у нее начиналась лихорадка.
— А где Брезиль? — спросила девочка.
— Брезиль устал: он бегал всю ночь. Я приведу его в другой раз.
— Здравствуйте, господин Сальватор, — в свою очередь приветствовала гостя Броканта; она обнаружила в своей комнате зеркало и вот уже несколько дней как сочла за благо причесываться. — Эге! Какому счастливому случаю мы обязаны удовольствием принимать вас у себя?
— Сейчас скажу, — отвечал Сальватор, оглядываясь по сторонам. — А пока скажи-ка, Броканта, как ты себя чувствуешь на новом месте?
— Как в истинном раю, господин Сальватор.
— Если не считать того, что в нем поселился дьявол. Впрочем, этот вопрос ты сама будешь улаживать с Господом. Я не вмешиваюсь. Ну, а ты, Рождественская Роза? Нравится тебе здесь?
— Очень! До сих пор не могу поверить, что это не сон, хотя иногда мне кажется, что я жила здесь всегда.
— Значит, ты ничего больше не желаешь?
— Ничего, господин Сальватор, кроме счастья вам и княжне Регине, — отозвалась Рождественская Роза.
— Увы, дитя мое, — проговорил Сальватор, — боюсь, что Бог исполнит твое пожелание только наполовину.
— С вами не случилось несчастья? — забеспокоилась девочка.
— Нет, — ответил Сальватор. — Это как раз счастливая половина твоего пожелания.
— Значит, несчастна княжна? — спросила Рождественская Роза.
— Боюсь, что так.
— Ах, Боже мой! — со слезами на глазах воскликнула девочка.
— Подумаешь! — заметил Баболен. — Она же фея! Стало быть, все образуется.
— Как можно быть несчастной, имея двести тысяч ливров ренты? — с недоумением спросила Броканта.
— Тебе это непонятно, правда, Броканта?
— Нет, могу поклясться! — сказала та.
— Слушай, мать, у меня идея! — воскликнул Баболен.
— Какая?
— Если фея Карита несчастлива, значит, она хочет чего-то такого, что никак не происходит.
— Возможно.
— Так разложи на нее большую колоду!
— С удовольствием! Мы многим ей обязаны. Роза, подай карты.
Роза хотела было исполнить приказание. Сальватор ее остановил.
— Не сейчас, — сказал он. — Я пришел не за этим. Он обернулся к старухе:
— Послушай, Броканта, мне надо с тобой поговорить.
— В чем дело, господин Сальватор? — спросила цыганка с беспокойством, никогда ее не оставлявшим; причины этого беспокойства следовало усматривать в указах полиции о колдуньях.
— Ты помнишь последнюю ночь карнавала перед Великим постом?
— Да, господин Сальватор.
— Помнишь, как я приходил к тебе в семь часов утра?
— Отлично помню.
— Помнишь, что предшествовало моему визиту?
— Перед тем как вам прийти, я послала Баболена к школьному учителю в предместье Сен-Жак.
— Совершенно верно. Теперь вспомни-ка хорошенько: зачем ты его посылала к учителю?
— Передать письмо, которое я выловила в канаве на площади Мобер.
— Ты уверена в том, что говоришь?
— Совершенно уверена, господин Сальватор.
— Молчи, ты лжешь!
— Клянусь вам, господин Сальватор…
— Повторяю: ты лжешь! Ты же сама мне говорила, а теперь забыла, что это письмо упало из окна кареты, которая проезжала мимо.
— И правда, господин Сальватор, но я не думала, что это имеет какое-то значение.
— Письмо ударилось о стену и упало возле тумбы, на которой стоял твой фонарь. Ты услышала, как что-то звякнуло о камень, тогда ты взяла в руки фонарь и стала искать.
— Вы, стало быть, тоже там находились, господин Сальватор?
— Ты знаешь, что я всегда нахожусь там… Итак, если письмо ударилось о стену и ты это услышала, значит, в письмо было что-то завернуто.
— В письмо? — переспросила Броканта, догадавшись наконец, куда клонит Сальватор.
— Да, и я тебя спрашиваю, что в него было завернуто.
— Что-то в самом деле в нем было, — отвечала Броканта, — но я уже не помню, что именно.
— Так!.. К несчастью, помню я: в письмо были завернуты часы.
— Правильно, господин Сальватор, маленькие такие часики, уж такие маленькие, такие маленькие…
— … что ты о них забыла! Что ты с ними сделала? Отвечай!
— Что сделала?.. Не помню, — пролепетала Броканта, заслоняя собой Рождественскую Розу, у которой на шее блестела цепочка.
Сальватор схватил старуху за руку и заставил повернуться.
— Отойди-ка! Что это у Рождественской Розы на шее? — спросил он.
— Господин Сальватор… — замялась Броканта. — Это…
— Это часы, которые были завернуты в письмо! — воскликнула девочка, сдергивая цепочку с шеи.
Она протянула часы Сальватору.
— Ты хочешь дать их мне, Розочка? — спросил молодой человек.
— Вы хотели сказать» вернуть их вам «, дорогой мой друг! Ведь они не мои, и я могу оставить у себя часы только до тех пор, пока их не потребует хозяин… Возьмите, господин Сальватор! — прибавила девочка со слезами на глазах, потому что в глубине души ей было жаль расставаться с очаровательной безделушкой. — Я их очень берегла, берите!