Темный карнавал - Рэй Брэдбери

– Я прав?

Доктор кивнул:

– Наверно, вы лучше меня знаете…

– Чем это вызвано? – Глаза Бледного закрылись, и на бесцветном лице мелькнула тень улыбки. – Мне нечего есть. Я умираю от голода.

– Это мы поправим.

– Нет, нет, вы не понимаете, – прошептал человек. – Я едва успел добраться до ракеты, чтобы попасть на борт. Всего несколько минут назад, до старта, я был по-настоящему здоров.

Доктор повернулся к дневальному:

– У него бред.

– Нет, – отозвался умирающий, – это не бред.

– Что здесь происходит? – спросил чей-то голос, и в каюту вошел командир корабля. – Это еще кто? Что-то не припоминаю…

– И не пытайтесь, – сказал Бледный. – Меня нет в списке пассажиров. Я самовольно проник на борт.

– Но это невозможно; мы сейчас на расстоянии десяти миллионов миль от Земли.

Бледный вздохнул:

– Еле успел. Все силы положил на то, чтобы вас догнать. Уйди вы немного дальше…

– Заурядный безбилетник, – прервал его командир. – Да к тому же пьян.

– Он очень болен, – сказал доктор. – Ему нужен покой. Сейчас я его осмотрю…

– И ничего не обнаружите, – едва слышно откликнулся Бледный, чье бескровное туловище сиротливо вытянулось на койке. – Беда в том, что мне нужна пища.

– За этим дело не станет, – сказал доктор, закатывая рукава.

Спустя час доктор снова опустился на магнитный стул. У него со лба градом катился пот.

– Вы правы. Никаких заболеваний у вас нет, но организм предельно истощен. Как вы, при нынешнем изобилии, умудрились довести себя до такой кондиции?

– О, вы будете удивлены, – ответил обладатель изможденного, белого, холодного тела. Его слабый голос заполнил каюту, как слабый леденящий бриз. – Примерно час назад я остался без пищи. По своей вине. Сейчас попытаюсь объяснить. Дело в том, что я очень стар. Одни говорят, что мне миллион лет, другие дают миллиард. Сам я давно сбился со счета. Недосуг было считать.

Шизофреник, подумал доктор, вне всякого сомнения.

Пассажир Бледный вяло улыбнулся, словно прочел эту мысль. Он устало покачал головой, и в темных впадинах его глаз мелькнул огонек.

– Нет-нет. Нет, просто я стар, очень стар. И очень глуп. Ведь Земля принадлежала мне. Я ею владел. Безраздельно. Она питала меня, а я, в свою очередь, питал ее. В течение миллиарда лет я жил припеваючи. А теперь – страшно подумать – оказался здесь, да еще на краю гибели. Вот уж не думал, что могу умереть, никогда не думал, что меня можно убить, как любую тварь. А теперь и я знаю, что такое страх смерти и каково это на самом деле – умирать. Узнал спустя миллиард лет, и теперь мне страшно: какая судьба постигнет Вселенную, когда меня не станет?

– Лежите спокойно, не волнуйтесь. Мы вас вылечим.

– Нет-нет. Нет, вы ничего не сможете сделать. Я слишком многое поставил на кон – и проиграл. До сих пор я жил в свое удовольствие, сам развязывал войны и сам же их прекращал. Но на этот раз я зашел слишком далеко и совершил самоубийство, да-да, именно так. Посмотрите-ка вот в тот иллюминатор. – Бледный дрожал, у него тряслись пальцы и губы. – Скажите, что вы там видите.

– Вижу Землю. Планету Земля. Мы от нее удаляемся.

– Значит, придется немного подождать, – сказал Бледный.

Доктор не отходил от иллюминатора.

– Уже совсем скоро, – прошептал Бледный. – Уже вот-вот.

Пространство за стеклом вдруг озарилось слепящей вспышкой.

– Боже, боже! Какой кошмар! – воскликнул доктор.

– Что там?

– Земля! Она загорелась. Она в огне!

– Правильно, – ответил Бледный.

Пожар заполонил Вселенную рваными, текучими языками желто-голубого пламени. Земля разлетелась на тысячу осколков, рассыпалась искрами, обратилась в ничто.

– Убедились? – спросил Бледный.

– Боже мой, боже мой. – Доктор пошатнулся, привалился к иллюминатору, хватаясь то за сердце, то за голову, и заплакал, как ребенок.

– Видите, каким я был глупцом, – продолжал Бледный. – Зашел слишком далеко. Слишком далеко. Какое будет зрелище, думал я. Какой фейерверк. А теперь… теперь все кончено.

Доктор сполз по стенке на пол, не сдерживая слез. Корабль разрезал космическое пространство. Из коридоров доносился топот бегущих ног, слышались панические вопли и протяжные стоны.

Больной молча лежал на койке, судорожно сглатывая слюну и медленно кивая головой. Доктор сидел на полу в той же позе, содрогаясь от рыданий, и лишь минут через пять сумел взять себя в руки: он отполз в сторону, поднялся, сел на стул и взглянул на Бледного, чье длинное, худое тело сделалось почти прозрачным; от умирающего исходил тяжелый запах чего-то извечного, стылого, неживого.

– Теперь вам ясно? – выговорил Бледный. – Я не планировал таких крайностей.

– Да замолчите же!

– Я бы не прочь вести такое же безоблачное существование еще хоть миллиард лет, ни в чем себе не отказывая. О, я был всему господин!

– Вы сумасшедший!

– Передо мною все дрожали от страха. А теперь страх охватил меня, потому что умирать больше некому. Осталась всего лишь горстка людей на этом корабле. Да еще пара тысяч на Марсе. Вот почему я туда стремлюсь: на Марсе я смогу жить – если дотяну, конечно. Ведь для того, чтобы я жил, наводил страх, вел привычное существование, требуются простые смертные, а когда все они погибнут и некому будет больше умирать, господину Бледному придется умереть самому, а ему этого совсем не хочется. Поймите, жизнь встречается во Вселенной не так уж часто. Она существовала только на Земле – только там, благодаря живым людям, существовал и я. Но теперь я ослаб, совсем ослаб. Не могу даже пошевелиться. Вы должны мне помочь.

– Сумасшедший, идиот!

– До Марса целых двое суток пути, – продолжал господин Бледный в раздумье, беспомощно вытянув руки по швам. – В течение этого времени вам придется меня кормить. Если бы я мог двигаться, я бы от вас не зависел. Всего час назад у меня была немыслимая сила: только подумайте, сколько энергии перешло ко мне от всех умерших, от всего, что в одночасье погибло. Но пока я гнался за вашим кораблем, энергия рассеялась; теперь эта энергия пожирает сама себя. Нынче единственный смысл моей жизни – это вы, ваша жена, двадцать пассажиров, члены экипажа, да небольшая колония на Марсе. Как видите, весьма скудный запас, весьма скудный… – Его голос сник до вздоха; сглотнув, он продолжал: – А вы, доктор, никогда не задумывались, почему на Марсе уровень смертности за полгода существования ваших колоний не поднимался выше нулевой отметки? Да потому, что мне не разорваться, вот и все. В тот самый день, когда на Земле появилась жизнь, появился и я. Все это время я ждал случая выбраться на просторы Солнечной системы. Почему было не покинуть Землю несколькими месяцами раньше? Я все откладывал, а теперь горько сожалею. Глупец, алчный глупец.