Без помощи вашей - Роман Суржиков

Возгласы одобрения стали ему ответом. Эрвин продолжал, размахивая кубком:

– Боги благословили нас даже дважды. Они прислали нам Дар, а затем извлекли его из ложа руками дикарей! Нам не придется тратить время и силы, обыскивая пещеру. Не придется рисковать жизнями, как тем несчастным, чьи кости белеют на дне. Все, что от нас требуется, – это пройти по следам дикарей и отыскать их селение! Мы превратим их в подданных его светлости герцога Десмонда и объявим Благословенное Заречье частью земли Ориджин. Мы возьмем у дикарей Предметы, добытые ими для нас, и с этим великим трофеем вернемся в Первую Зиму. Прежде, чем придет осень, мы прославим себя и древнюю землю Ориджин! Во имя Праматерей, во славу Светлой Агаты!

– Слава Первой Зиме! Долгих лет герцогу! – вскричали воины. От былого уныния не осталось и следа. – Слава роду Светлой Агаты! Ориджин! Ориджин!

Кубки мгновенно опустели и были наполнены вновь. Луис осторожно обратился к Эрвину:

– Не знаю, в праве ли я такое сказать… Прекрасная речь, милорд.

– Не в праве, – добродушно ответил Эрвин, – но благодарю. У нас, на Севере, несложно произносить речи: говорите почаще и погромче слова «древний», «слава», «Ориджин», «Агата» – и прослывете выдающимся оратором.

– Позвольте выпить с вами, моло… милорд, – придвинулся к ним Филипп Лоуферт. – Вы вселили надежду в мою душу. Теперь я совершенно согласен с вами: отобрать Дар у дикарей будет проще и безопасней, чем извлечь его из недр земли! То, что сперва показалось мне проклятием, на деле – благословение. Нас ждет большая слава!

Эрвин усмехнулся:

– Знаете, барон, я даже сам себе поверил.

Вскоре Филипп переключился на фантазии о своей будущей жизни в столице – среди роскоши, восторженных девиц и заслуженных почестей. Механик вяло поддакивал ему, Эрвин слушал невнимательно, увлекшись собственными мыслями. Опьяневшие и усталые, воины начали клониться ко сну и разбредаться по шатрам. Часовые первой вахты прохаживались по краям поляны. Солнце давно зашло, костер угасал.

Очень долго Эрвину не спалось.

Собственные слова запали ему в душу, и все сильнее хотелось понять: много ли правды было в его речи? Каковы шансы, что все обернется так, как он сказал? Удастся ли отыскать аборигенов и отбить у них святыню? А если удастся, то не будет ли святотатством такой поступок? В праве ли Эрвин считать, что именно ему предназначался Дар?..

От этих мыслей сон улетучился. Хотелось решать и действовать – как можно скорее. На рассвете поднять отряд и двинуться в погоню – вот что нужно! И если удастся отыскать следы, то лишь тогда браться за богословскую сторону вопроса. Пожалуй, если боги не предназначали Дар северянам, то просто не позволят им напасть на след дикарей!

До рассвета хорошо бы поспать, так что Эрвин оделся, натянул сапоги и выбрался из шатра. Насколько он знал свою противоречивую натуру, стоит ему отойти от постели на сотню шагов, как тут же потянет в сон. Для полноты эффекта он даже опоясался мечом.

У шатра Эрвин наткулся на Луиса.

– О, вам тоже не спится!

– Милорд, я… понимаете, я все бродил и думал…

– О чем?

– Позвольте, я покажу вам! Ложе – с ним что-то не так!

– Давайте взглянем. Как раз хотел прогуляться.

Они прошли к провалу, никого не встретив по пути. Часовые охраняли подступы к лагерю, но не со стороны ложа – очевидно, что оттуда никто не явится. Луна светила на диво ярко: шатры, деревца, лошади, тропки рисовывались белесыми силуэтами. Ложе разливалось чернотою, как море.

– Посмотрите, милорд! – сказал Луис, когда они вышли на край пещеры. – Вон там, на дальней стороне – светится что-то!

Эрвин подступил к обрыву, всмотрелся. Луис придвинулся к нему, Эрвин оглянулся и осторожно отодвинул механика от края:

– Мы с вами, знаете ли, не самые ловкие люди в отряде… Не стоит рисковать.

Сам Эрвин сел, чтобы не стоять над обрывом. Глаза привыкли к черноте, и тут он увидел то, о чем говорил механик: очень тусклое, едва различимое голубое сияние, льющееся из какого-то грота на дальней стене пещеры.

– О!.. Поздравляю, Луис: вы нашли Предмет!

– Да?.. – механик встрепенулся.

– Только не советую его брать в руки. Дикари тоже оставили его, что говорит об известной доле ума.

– Почему, милорд?

– Вы не знаете… Существуют Предметы, которые мерцают. Очень тускло – заметно только в кромешной тьме. По словам церковников, они – испытание для душ. Чья душа измарана грехами, тот погибнет, взяв в руки мерцающий Предмет.

– Правда, милорд?

– Полагаю, правда. В нашем достоянии имеются три мерцающих Предмета. Матушка порою любит затеять религиозный диспут, а отец – человек практичный. Однажды он поспорил с герцогиней о мерцающих и решил проверить слухи на деле. В замковой темнице содержалось несколько человек… там всегда кто-нибудь да найдется. Один был женоубийца. Отец велел приковать его к стене, а на грудь повесить мерцающий Предмет. Спустя сутки пришли проверить.

– Что с ним случилось, милорд?

– Умер.

– Как?

– Скверно. Вам лучше не знать.

Луис сел на корточки возле Эрвина. Он был в каком-то странном молчаливом напряжении, вполне ощутимом даже в темноте.

– Что с вами, Луис?

– А вы, милорд? – невпопад ляпнул механик.

– Что – я?

– Вы брали в руки мерцающие Предметы?

Эрвин усмехнулся:

– Неужели я похож на праведника? Или на самоубийцу?

– А что… – Луис запнулся. – В чем…

– В чем я согрешил? Вы шутите? Кто задает такие вопросы лорду! С вами определенно что-то не то.

– Простите, милорд…

– Зачем это вам понадобилось?

– Я… э… ни за чем, милорд. Это была глупость, простите меня.

Вдруг Эрвин понял.

– Ах вот оно что! У вас самого неспокойна совесть, верно? Что вы натворили, Луис?

– Натворил… – как-то скрипуче повторил механик. – Ничего, милорд.

И в этот момент раздался крик. Скорей, не крик даже, а хриплый сдавленный выдох, словно карканье ворона. Эрвин вздрогнул: так хрипит человек, захлебываясь собственной кровью. А затем одновременно раздался лязг меча о кольчугу и тявканье тетивы, и вопль: «К оружию!»

Ориджин схватился на ноги. На миг он растерялся: что делать? Нас атакуют – внезапно, во тьме! Командовать боем?.. Стоять в стороне?..

Луис тоже подхватился, и в его руке откуда-то возник кинжал. Верно, он прав: к оружию. По примеру механика, Эрвин выхватил меч.

– Останьтесь тут, Луис. В бою от вас пользы…

– Простите, милорд, – хрипло каркнул механик и взмахнул рукой.

Эрвин не успел ни блокировать, ни отскочить, ни даже удивиться. Луис ударил его ножом в грудь – сверху вниз, под левую ключицу.

Первой пришла не боль, а чувство полного абсурда, нереальности. Это не со мной, это не происходит, этого попросту нет! Неуклюже, медленно Эрвин начал поворачивать меч… отчего-то он стал неподъемно тяжелым, рука еле двигалась. Луис выдрал нож из раны. Боль прошибла тело, брызнула кровь. Судорога пронзила мышцы, пальцы разжались, меч звякнул о землю.

– Почему?.. – выдавил Эрвин.

Глаза Луиса – выпученные, шальные, белые в лунном свете. Он уставился на нож в своей руке, на грудь Эрвина – будто не мог понять, отчего лорд еще на ногах. Схватил кинжал двумя руками и занес для нового удара. Тогда, внезапно для самого себя, Эрвин прыгнул с обрыва.

Воздух, полет. Выступ стены, удар, плечо, взрыв. Воздух. Пальцы царапают по стене, боль под ногтями. Выступ. Миг равновесия – затем воздух, полет, ужас. Новый выступ. Эрвин грохнулся на него боком, дыхание вышибло прочь, из раны плеснула кровь. Он ослеп от боли. Он закричал бы, если б мог дышать.

Где-то вверху механик приглушено буркнул:

– Слава богам.

Левой рукой Эрвин вцепился в грудь – мокро, скользко под пальцами. Правой нащупал выступающий камень, схватился, подтянул себя подальше от края. Протянул руку – стены не было. Он лежал у входа в грот, каких много по всем стенам пещеры. Эрвин уперся локтем, сковырнул себя с места, вкатил внутрь выемки. Рана вспыхнула каленым железом, когда вес тела пришелся на левый бок.

Наверху, едва слышные, шаркали шаги Луиса. Далеко, очень далеко рваными нотами звенел бой.

Эрвин задыхался. Каждый вдох отдавался болью. Рубаха с пугающей скоростью намокала от крови. Срывая костяные пуговицы, он распахнул камзол. Попытался отодрать полу сорочки – боги, как мало сил! Вытащил кинжал, принялся кромсать ткань на себе, пока в ладони не остался приличный клок. Ощупал грудь.

Левая ее половина была горячей и липкой. Пальцы скользили, елозили, вдруг вонзились в тело обжигающей болью. Вот рана – на дюйм ниже ключицы, слева, у подмышечной впадины. Только не кричать, не кричать! Он приложил тряпицу, зажал ладонью. Ощупал другой рукой. Не понять, остановилось ли кровотечение: вокруг темень, а кожа и так вся в крови. Но тряпка быстро стала мокрой и горячей.