ФЭНТЕЗИ-2003 - Константин Асмолов

Значит, и он заслуживает мести. Значит, и его семья, и его Народ, и его страна…

Немхез ступил на водную гладь — и униженное море было вынуждено нести его на себе: оно тоже виновно. До сих пор виновно — ибо носит на себе корабли купцов, получающих прибыль от набегов разбойных дружин, пусть при этом и не сражающихся с ними в одних рядах.

— Я в своем Праве…

— Что за глупость? Так ведь получится, что он имеет право уничтожить весь мир, учитель! — Мальчишка удивлен так, что даже забывает встать, обращаясь к преподавателю.

— Он имеет Право, — спокойно отвечает учитель. Он уже привык к подобному удивлению — и этот мальчишка далеко не первый.

— А что потом? — спрашивает, вспомнив наконец подняться, удивленный ученик.

— А что потом — думай сам, — отвечает учитель. — Расскажешь нам всем на следующем уроке.

Какая-то девчонка за первым столом смеется — и мальчишка краснеет от досады. Да как она смеет?..

И с губ готова сорваться формула просьбы, обращенной к богу.

— Право… — шелестом отвечают касанию пересохшего языка пересохшие губы. И — все. Он замолкает, не договорив — потому что задумывается о том, что будет потом.

Подавится ли девчонка своим гадким смехом? Или он сам порвет ей горло голыми руками, запихивая обратно насмешку? И ведь никто не остановит и слова не скажет — он будет в Праве…

Или придется убить и учителя — улыбающегося с пониманием и сочувствием? И весь класс, хихикающий в кулаки? И этого… Министра образования! За то, что придумал школы и классы, в которых над тобой может смеяться какая-то пигалица с первой парты! И еще…

А что — потом?

— Право… — падает с губ такое тяжелое слово. И — все. Он не решается договорить. Пусть даже и шепотом.

Он думает — что будет потом.

— Хорошо, учитель, на следующем уроке я расскажу, что будет потом.

— А мы все послушаем, — соглашается учитель, напряженно следивший за беззвучным движением губ мальчика. — И я думаю, что и остальные расскажут нам об этом — о том, что будет потом…

После урока девчонка с первой парты подошла к нему:

— Извини. Я не хотела… Просто смешинка в нос влетела…

— Сейчас и в глаз еще влетит, — бормочет мальчишка, насупившись. И вдруг с удивившей его самого смелостью спрашивает, густо краснея: — Давай дружить?

— Давай! — улыбается она. И смеется. Совсем не обидно.

А потом они смеются вдвоем. Смешинка в нос влетела. Что там будет потом?

— Я в своем Праве, — равнодушно пожал плечами Немхез, давая старику в белоснежных одеждах заглянуть себе в глаза и увидеть пустоту.

— Но при чем здесь мой народ? — хрипел старец, умирая, даже не успев поднять для защиты ставший слишком тяжелым за последнюю дюжину лет меч.

— Вы счастливы. А у меня это отняли — мой народ, мое счастье, все.

— Ты безумен!

— Я в своем Праве.

Он мстил миру — всему миру. Каждому: счастливому — за счастье, богатому — за богатство, любящему — за взаимность, проигравшим — за возможность переиграть…

Он не мог переиграть, вернуть, повторить — только отомстить.

Немхез не знал, что привело его к началу — к сожженному поселку на берегу, где он когда-то попросил и получил Право.

Тело того — первого — истлело, рогатый шлем покрылся ржавчиной, меч кто-то утащил, прельстившись иззубренным лезвием, не похоронив погибшего владельца оружия.

— Здравствуй, мой первый враг, — опустившись на колени рядом с белеющим скелетом, произнес Немхез.

Он смотрел в пустые глазницы, видя отражение собственного взгляда, видя пустоту. И он рассказал мертвецу о том, как реализовал полученное Право. Шаг за шагом, жертву за жертвой, смерть за смертью, муку за мукой, боль за болью, страх за страхом…

— Почему же я не могу успокоиться, Первый Враг, надеявшийся, что я удовольствуюсь тобой одним? Месть не приносит удовольствия — но почему же и успокоения она не дарит? Я мщу не так? Мщу не тем? Не за то? Не тогда, когда надо?

Мертвец молчал. И белеющая на солнце кисть тянулась к чему-то незаметному, скрытому песком — тянулась, так похожая на Карающую Длань, украшавшую когда-то щит, что носила эта рука.

— Что там?

Наконечник стрелы, древко которой истлело от времени. Стрелы, убившей тебя, неугомонный мститель.

— Ты призвал бога, когда умирал — почему же сам не попросил его о Праве? Может быть, я и удовлетворился бы одним…

Наконечник стрелы, вращаемый гибкими и сильными пальцами, рассек кожу при неловком движении — и упал обратно в песок, отброшенный от неожиданности.

— Бог мой! — удивился Немхез, разглядывая царапину на' пальце. — Кровь?

Он забыл об этом — о любой, даже самой невыносимой боли. А потому эта, такая ничтожная — стала нестерпимой.

Вновь найденный наконечник лег на ладонь под пристальный взгляд. Что в нем такого — в этом кусочке металла?

Почти ничего — мелочь. Клеймо кузнечное, едва заметный знак…

И острым ножом через прошедшие годы бесконечных убийств, кромсая память, ожила перед глазами картина. Потом другая.

Охваченный пламенем родной поселок… Селение бледных воинов в рогатых шлемах… Второе… Третье… Последнее…

Белолицые не пользовались луками. Их воины всегда давали противнику шанс, приближаясь на расстояние удара — и только тогда били. Глупый обычай предков — глупый, но чтимый веками. Славные мечники, воины в рогатых шлемах не брали в руки метательное оружие. Всегда лицом к лицу…

Наконечник стрелы был местной ковки. Просто кто-то был не против прихода несущих Карающую Длань на щитах и знаменах. Подлец ли, безумец — какое это теперь имело значение?

— Я мстил… Не тому? Не тем? Не за то? Ни за что? Бог мой…

Право на месть священно — оно дано богом.

Кому ты будешь мстить, Немхез — человек, обладающий Правом?

— Кому могла быть выгодна гибель селения? Тем более что рогатые перебили в нем всех!

— Кто-то просто не подумал, что будет потом.

— Что ж тут думать? — усмехнулся юноша.

— Тот кто-то думал так же. Подлец или просто безумец — но он хотел помочь своим врагам. Он помог. Но сражающиеся лицом к лицу, не признающие луков и стрел — им ли было щадить предателя, пусть даже и помогшего им?

Преподаватель Права закрыл свои книги и теперь протирал платком линзы очков, близоруко оглядывая притихший класс и единственного стоящего ученика, не желающего понять то, что было когда-то. Это даже хорошо — значит, он первым задумается о том, что будет потом…

— Что же это за бог, дающий такие права? — спрашивает этот парень возмущенно, словно спрашивает самого этого неправильного бога.