Весна Византии - Дороти Даннет

Но вот наконец пришел день, и огромный турецкий парусник медленно прорвал завесу тумана, пришедшего с востока, и вместо того, чтобы продолжить путь в Стамбул, свернул в сторону Керасуса.

Пушки загремели в цитадели и на берегу, и послышались странные жуткие звуки, которые успешно отпугивали в прошлом все вражеские корабли. Когда Катерина обратилась за объяснением этого чуда к мастеру Юлиусу и мастеру Джону, они лишь отмахнулись от нее и ничего толком не сказали. И тут внезапно на турецком корабле, который уже близился к острову, флаг с полумесяцем опустился, и взамен него на мачту взлетел другой. Катерина как раз стояла на крепостной стене, и вдруг почувствовала, как кто-то крепко обнимает ее.

― Это они! Они! ― кричал мастер Юлиус, и на глазах у него блестели слезы.

И Катерина с восторгом закричала в ответ:

― Это «Дориа»! Корабль Пагано! Это Пагано!

Тогда мастер Юлиус выпустил ее из своих объятий.

― Это был его корабль, Катерина, но мы не знаем, что с ним случилось затем. Не тревожься. Оставайся здесь. Я сообщу тебе новости, как только что-то узнаю.

Но все равно она бросилась вниз к воротам, с Виллекином по пятам, и побежала бы до самого берега, но только стряпчий ― стряпчий ее матери! ― что-то грозно рявкнул, и какие-то люди удержали ее, схватили за руки, когда она попыталась вырываться и царапаться и отвели обратно к женщинам, к этим проклятым венецианкам, которые пытались ей покровительствовать. Катерина рухнула на постель, и собака, тяжело дыша, легла рядом. Когда придет Пагано, он всех их призовет к порядку!

В дверях возник чей-то силуэт, и Катерина тут же села на постели, а затем отвернулась, ибо незнакомец был куда выше ростом, чем Пагано.

― Она здесь, ― промолвил он. ― Дайте мне с ней поговорить.

И другой голос возразил:

― Нет, я сам.

Второй голос принадлежал подмастерью ее матери. Мужу ее матери… Катерина, подняв голову, увидела Николаса, стоявшего над ней так же, как в Пере пять месяцев тому назад. Обойдя стороной Виллекина, он подтянул себе стул и уселся.

― Катерина, у меня дурные вести…

Она уже знала обо всем. Губернатор последние недели места себе не находил. Турки осаждали Трапезунд с моря, а султан вел войско через горы. Когда они встретятся, никто в Трапезунде не сможет выбраться из ловушки, ― вот почему мастер Юлиус и Джон Легрант собирались отплывать домой в одиночку. Николас со своими деньгами, наверное, смог кого-нибудь подкупить и сбежать. Они заставили Пагано привезти их из Трапезунда сюда, потому что у него не оставалось выбора. Но все это не имело значения. У Катерины в голове роились новые планы.

― Турки захватили Трапезунд? ― сказала она.

― Сейчас уже да, ― подтвердил Николас. ― Катерина, Пагано мертв.

Она нахмурилась. Неужели он и впрямь оказался так глуп? Но наконец смысл этих слов дошел до нее, и Катерина яростно воскликнула:

― Ты убил его!

Николас покачал головой.

― Нет, его убили враги. Он передавал послание войскам, и кто-то убил его. Он умер героем, Катерина.

С черной бородой Николас выглядел странно и непривычно.

― Чтобы Пагано стал у кого-то гонцом? ― медленно переспросила Катерина. ― Нет. Он отправился предложить им оружие, а ты не стал ему мешать. Ведь я тебе говорила, где оно спрятано, и ты все забрал. Когда они обнаружили, что там ничего нет, то убили его. Это ты его убил! Ты сидел в безопасности в Трапезунде и отправил его на смерть.

Годскалк подал голос из дверей:

― Николас, лучше скажи ей правду.

Тот поднялся с места.

― Тогда скажи сам, ― и вышел вон.

― Встань! ― велел Катерине священник.

Весь ее наряд измялся, а волосы рассыпались по плечам, но на ней по-прежнему были дорогие серьги и платье ― из чистого шелка, а этот человек служил ее матери, и она могла уволить его без единого слова. Поэтому Катерина надменно вскинула голову.

― Разве можно верить всему, что болтают слуги? Мой муж, конечно, жив, и наверняка опять победил его.

― Он мертв, ― возразил капеллан. ― Он отправился продать свое оружие султану Мехмету. Обнаружил в лагере султана Николаса и мастера Тоби и пытался их предать.

― Николас? В лагере султана? ― изумилась Катерина. ― А он что там продавал?

― Свою шкуру, ― ответил Годскалк. ― В обмен на необходимые сведения. Возможно, когда-нибудь он все объяснит тебе. А пока просто поверь, что Николас не убивал твоего мужа и не был причиной его гибели. Пагано очень рисковал, когда отправился к султану. Думаю, он сделал это для тебя. Он надеялся вновь разбогатеть, обосноваться в Трапезунде и отделаться от всех соперников. Что бы ты ни думала, они с Николасом не были смертельными врагами, хотя и почти ни перед чем не останавливались, чтобы добиться желаемого. Впрочем, из них двоих твой муж был наименее щепетильным. Ему было все равно, кого убивать.

― Так кто же тогда убил Пагано? ― спросила Катерина.

― Кто-то во вражеском лагере. Слуга Махмуда-паши. Он надеялся доставить удовольствие великому визирю… Катерина, ты не одна. У тебя нет на свете лучшего друга, чем твой отчим.

Прикусив губу, она уселась на постели.

― А где оружие?

Ответил священник не сразу, и это ее раздосадовало.

― Здесь, в цитадели, ― сказал он наконец. ― Николас передал его гарнизону крепости.

Катерина уставилась на священника.

― Тогда я должна немедленно с ним поговорить. Оружие принадлежит мне. Парусник также принадлежит мне. Николас не имеет права им распоряжаться. Кто он вообще такой?

― Он человек, который спас тебя из Трапезунда, ― заявил капеллан ее матери. ― И ты не станешь ни говорить с ним, ни мешать ему в том, что он делает. Встань. Я же велел тебе встать. Мне нужно кое-что тебе сказать.

Она стояла и слушала, краснея и трясясь от злости из-за всех этих жестоких слов: насчет неуважения к матери, эгоизма и того, что он называл «детской страстью к чувственным удовольствиям». Тут уж Катерина слушать прекратила. Он был ханжа и грубиян. Глупый священник из монастыря, который умер бы от зависти, если бы только узнал, если бы только мог вообразить, что способны делать вместе мужчина и женщина… что они делают вновь и вновь, едва лишь останутся наедине… И тут Катерина осознала свою потерю, истерические рыдания начали раздирать ей грудь, и она рухнула на постель с закрытыми глазами, и слезы потекли по лицу, и тогда священник обнял ее, и прижал к себе, и что-то шептал, пока она не успокоилась.

По всему Керасусу уже знали о том, что совершил Николас. Его самого поймать не мог никто: он был то на вершине холма с Асторре и разговаривал с губернатором и с офицерами гарнизона, то на острове, где общался с Джоном и с монахами, то проверял груз вместе с Юлиусом и Пату, то на паруснике с Кракбеном, следя за погрузкой. Говорили, что он купил лошадей и теперь сооружает для них стойла в трюме. Когда они рассказали о судьбе, постигшей верблюда, он лишь задал пару вопросов, а затем сменил тему. После этого вместе с писцами он начал проверять провиант: животных, галеты, воду, фрукты и живую птицу, а также порох и снаряды. Ткани на складе он разглядывал целый час. Галеру за это время уже успели спустить на воду. Очень скоро мужчины, женщины и дети должны были отправиться в путь.

От Тоби и Годскалка Юлиус узнал обо всем, что случилось за последнее время. Пережитые события оставили свою мету и на лицах лекаря со священником, ― возможно, то были следы месячной осады или неких иных переживаний. Когда они рассказали, как им удалось сбежать, Юлиус сперва не поверил собственным ушам.

― Но как же вы сумели переодеться в турков?

― Я думал, Николас тебе рассказал. В тех тюках, которые мулы привезли из Эрзерума, была одежда.

― Он говорил о тканях, ― промолвил Юлиус. ― Сложенных, чтобы они были похожи на шелк-сырец. ― Он не скрывал изумления. ― Это старуха все устроила? Наверняка она знала, что во время осады только так можно переправить людей, под видом отряда, якобы отряженного султаном для отправки захваченного корабля в Стамбул. Гений. Просто гений! Никто и не осмелился бы задавать вопросов.

― Ну, не все прошло так гладко, ― промолвил Годскалк. ― Но большинство семей мы вывезли. Венецианский бальи решил остаться, а также многие генуэзцы. Зато с нами отправились моряки с парусника и почти все женщины и дети.

― А Параскевас? ― поинтересовался Джон Легрант.

― Ему дали шанс, но он отказался.

― А прочие трапезундские греки? ― Шотландец был настойчивым человеком.

― Что там насчет греков? ― поинтересовался Николас, забегая в комнату. Юлиус с интересом обернулся к нему. Этот новый Николас, каким-то чудом объявившийся в Керасусе прямо с борта «Дориа», мало чем походил на человека, с которым он расстался в мае по дороге из Эрзерума, и стряпчему не терпелось выяснить, чего же коснулись эти перемены. Сейчас он с любопытством наблюдал, как бывший слуга наклоняется через стол к Джону Легранту, держа хлеб и кусок мяса в одной руке.