Льды возвращаются - Александр Казанцев

Вид у посетителя был очень жалкий, и я не сразу узнал в нем мистера Ральфа Рипплайна.

— Великолепный Ральф, — шепнул я Эллен.

Она удивленно подняла брови. Я кивнул ей головой и подмигнул.

При нашем появлении Ральф почтительно вскочил. Но, узнав меня, отвернулся к окну, сделал вид, что изучает струю фонтана, бившую перед окном в саду.

Секретарь президента провел нас к главе государства.

Боже мой! Ну и встреча!..

Ко мне, раскрыв руки для объятия, шел мой эбеновый Геракл.

Я горячо обнимал и целовал своего черного друга, и он в первый раз, наверное, был сейчас уверен, что я совершенно трезв.

Но это было неверно. Я был все-таки пьян, пьян от радости встречи, от тревожного ожидания того, что должно было произойти.

— О, мистер Рой! О, леди! — на прекрасном английском языке говорил мой Геракл, то есть президент. — Когда мне сообщили, для чего я вам понадобился, я готов был плакать от счастья.

Он усадил нас на такой же длинный, как в холле, диван, сам сел между нами. Он положил огромную черную руку мне на колено.

— Баш будущий муж, леди, друг нашего народа.

— Я тоже дружила с вашими маленькими гражданами, мистер президент, — сказала, задумчиво улыбаясь, Эллен. — Они помогали нам строить шалаш в джунглях.

— О, в джунглях мы построим теперь не только шалаши. До сих пор черная раса дремала, как бы в резерве цивилизации, теперь предстоит ее вывести в первые ряды, рядом с вами, мои друзья.

В Геракле поражала величественность и простота. В нем невозможно было узнать вчерашнего швейцара отеля, оказавшегося лидером прогрессивного национального движения.

Ай да эбеновый Геракл!

— Я еще не слишком много успел сделать, — сказал президент. — Если признаться, то я сейчас совершу лишь второй свой акт. Но обоими актами я горжусь.

— Какие же это два акта? — спросила Эллен.

— Первым актом были национализированы все земли, незаконно захваченные у нашей страны преступной организацией «SOS».

— Кстати, руководитель этой организации «SOS» мистер Ральф Рипплайн ожидает у вас аудиенции, — заметил я.

— В числе ваших первых посетителей уже обиженный вами капиталист, — улыбнулась Эллен.

— Капиталист? Где капиталист? Подать сюда капиталиста! — притворно улыбнулся президент. — Могу вас уверить, что под этой крышей капиталистов уже нет. Разве что мистер Рой, простите, что продолжаю вас так называть.

— О, нет! — рассмеялся я. — Я даже за свою книгу ничего не получил.

Президент страны встал, подошел к письменному столу и взял лежащую на нем книгу. Это был мой дневник…

Глава государства пригласил нас к столу. Оформляя бумаги о нашем браке, он сказал:

— Я признался вам в своем первом акте, в результате которого этот жалкий тип, что торчит в приемной, перестал быть капиталистом и уже никого больше интересовать не будет. А второй мой акт, которым, честное слово, будут гордиться и все мои преемники, — это венчание будущего американского президента.

Эллен с острым вопросом посмотрела на меня. Я опустил голову.

Геракл все понял.

— Простите, мэм, вам еще, очевидно, не попали в руки сегодняшние газеты. Мистер Рой Бредли выдвинут кандидатом в президенты Соединенных Штатов Америки. Я не сомневаюсь в исходе предвыборной борьбы. Времена меняются. В Америке выбирали многих президентов. В большинстве случаев, кандидаты мало отличались в своих политических целях, которые они собирались осуществить на высшем посту страны. Они отличались скорее в средствах, более или менее умеренных. Пожалуй, впервые народ будет избирать человека, который способен повести Америку по совсем новому пути. Это прежде всего «свой парень», которого узнали все американцы, они прочитали его дневник, они знают его всего насквозь, верят в него, любят его. И его поддерживают самые прогрессивные партии. Закономерно, что на пост президента баллотируется не Майкл Никсон, красный сенатор, а Рой Бредли, выдвигаемый им. Будущее за вами, мой дорогой будущий президент. Я не сомневаюсь в вашей победе и на выборах, и на высоком посту, победе над силами мрака и зла. — Говоря это, он держал в руках мой дневник.

— Боже мой! — тихо сказала Эллен. — Можно ли измерить всю тяжесть долга?

— Может быть, вы не решитесь теперь сочетаться с ним браком? — поинтересовался глава государства.

Эллен встряхнула головой:

— Нет, господин президент. Я не колеблюсь. Новым путем Америку должны вести и новые люди!

— И новый президент, — добавил Геракл. — Я не сомневаюсь, кто им станет, как не сомневаюсь и в том, будет ли он счастливым в браке, заключенном здесь.

— Он уже был заключен прежде под африканскими заездами, — сказала Эллен.

— Вот как?

— Нас венчали не в церкви, не в венцах со свечами, — сказала по-русски Эллен и перевела по-английски.

В глазах у огромного черного президента сверкнули озорные огоньки.

— О да! — откинулся на спинку стула эбеновый гигант. — Вас венчали не в церкви, а в кабинете президента, как и подобает венчать президента дружественной державы. Надеюсь, мистер Рой, вы позаботитесь о возвращении состава американского консульства?

Я встал и хлопнул Геракла по плечу:

— Я тоже буду гордиться этим актом, если мне удастся его совершить, — сказал я.

Глава государства поздравил нас с заключенным браком. Он пригласил нас отобедать у него, но мы сказали, что нас ждет сын.

Брови Геракла поползли вверх, но он разулыбался.

Он провожал нас до дверей, и, когда закрылась дверь его кабинета, из-за нее послышался, как гул поющею колокола, великолепный бас, запевший знакомую мне, самую дорогую на свете песню:

Нас венчали не в церкви,Не в венцах со свечами,Нам не пели ни гимнов,Ни обрядов венчальных…Венчала нас полночьСредь шумного бора……Леса и дубравыНапились допьяну…Столетние дубыС похмелья свалились!

Он знал, он пел эту сумасшедшую песню, от которой должны были содрогнуться все ханжи на свете! И он пел ее на русском языке.

Мы стояли с моей женой у дверей главы черного государства, счастливые, пораженные, и не могли произнести ни слова.

Из холла к двери президента его секретарь подвел нашу милую Полевую, мою названную тещу, с чудным мальчиком на руках.

Я взял его, и он доверчиво пошел ко мне. И все мы молча слушали набатный голос за дверью, певший на удивительно красивом языке о моей любви, а я смотрел с нежностью на сына, рожденного этой любовью.

Я много видел, много перенес, но заплакал я, честное слово, по-настоящему только сейчас.