Адвокат. Судья. Вор (сборник) - Андрей Константинов

За этими тяжелыми раздумьями Юрий Александрович не заметил, как довел его контролер до хаты, – очнулся, лишь когда захлопнулась за ним тяжелая дверь, когда вошел в больные легкие спертый воздух камеры… На этот раз старика встретили по-другому – к нему сразу подскочил какой-то сиделец невысокого роста, лет сорока пяти, с лицом неприметным, если в глаза не вглядываться…

– Проходи, дорогой, проходи, – негромко заговорил мужик. – Что же ты сразу не сказал, не объявился? А то малява[94] к нам поступила, мол, к вам сам Барон пожаловал, а мы – в незнанке полной… Может, перекусишь чего? Мигом сообразим.

Барон не считал себя суперзвездой на небосклоне современной преступности и манией величия не страдал. Но проявленное внимание ему было приятно – значит, не совсем еще забыты традиции, помнят еще… От предложенной еды, впрочем, Юрий Александрович отказался – в последнее время аппетит у него пропал начисто, и старик высыхал буквально на глазах…

– Есть не хочешь – так поспи чуток. – Мужик быстро смахнул со своей койки невидимую пыль, оправил смятые простыни.

– Спасибо… – Юрий Александрович почувствовал слабость в ногах, его даже качнуло немного. – А ты-то как же, бродяга?

– Я наспался, посижу пока… А ты ложись, отдохни – на тебе же лица нет.

– Спасибо, – повторил старик и протянул мужику руку. – Звать-то тебя как?

– Федором, – улыбнулся мужик, посверкивая в полумраке белками глаз. Он бережно пожал сухую и легкую ладонь Михеева и покрутил головой. – С самим Бароном в одной камере сидел… Расскажу – не поверят…

Их негромкий разговор, видимо, достал того стриженого, что недоразобрался с Юрием Александровичем. Зубило свесился с нар и злобно рыкнул:

– Хорош пиздеть. Поспать не дадут! Барон какой-то выискался… – Парень приподнялся на локте и с презрением посмотрел на Михеева. – Это он, что ли, Барон? Сперматозавр задроченный…

Федор дернулся было к качку, но старик рукой остановил его движение, сказав негромко:

– Не стоит…

Федор закусил губу, резко выдохнул сквозь зубы и так же негромко прошептал:

– Ты бы, паря, полегче языком своим мел. Утомил уже всех… Как бы не пришлось ответить за слова-то…

– Чи-во? – удивился Зубило, явно напрашиваясь на продолжение конфликта. – Чи-во, чи-во?!

– Оставь его, бродяга, – положил руку Федору на плечо Юрий Александрович. – Не то сейчас время… Жизнь его сама научит… Как на зону попадет – мигом обломается-обтешется… Паренек-то, видать, недели две как из спортзала… Ничего, землицу потопчет – быстро уму-разуму научится. От судьбы не уйдешь…

– Это точно, – согласился Федор. – Зона, она свои понятия имеет. Там без разницы – тамбовский ты или урюпинский…

От упоминания о зоне быка всего аж заколотило, голос его едва не сорвался на визг:

– Я хер с прибором ложил на твои понятия!

Барон усмехнулся – страх был в голосе парня, страх и растерянность, оттого и выделывается и остановиться не может. Наверное, наплел ему какой-то дурачок из таких же спортсменов, что в камере нужно себя как можно наглее и агрессивнее держать, тогда, мол, и уважать будут. Юрий Александрович даже почти развеселился:

– Ори громче, судьбу все равно не перекричишь… А твоя судьба у тебя на лице написана… – Старик повернулся к Федору, словно «тамбовец» его больше не интересовал, и продолжил: – Был недавно случай с одним барыгой московским, Левоном Рафиковичем Варданяном, – очень он в судьбу верил, в астрологию, гороскопы… Ну и читает этот Варданян однажды в газете, что на следующий день никак ему нельзя никаких серьезных дел вести – очень велика вероятность тяжелой травмы. Прочитал это барыга и страшно закиксовал, а потом прыгнул в «мерседес» и умотал в деревушку дальнюю, у него там домишко был куплен… Ночь в избе пересидел, а потом ему и в доме опасно оставаться показалось – испугался, что крыша на голову обвалится… Решил Левон Рафикович перестраховаться и уединиться на лугу. Охрану с собой взял – и лежит себе в ромашках, о делах своих думает, к совести прислушивается… А с совестью-то у Варданяна нелады были, «кидал» он всех без разбору – и своих, и чужих, потому что вычитал в какой-то книжке, что деньги, мол, не пахнут… Так вот, лежит он, четки перебирает, ждет, чтобы черный день скорее прошел… Ну и что? Ушел он от своей судьбы?

Барон обвел взглядом камеру – почти все ее обитатели внимательно прислушивались к его рассказу, а Зубило, ушам которого и предназначалась в основном сказка, даже приоткрыл рот. Федор прятал улыбку в складках лица – ему, похоже, была знакома традиция таких тюремных притч, и он догадывался, чем она закончится. Юрий Александрович выдержал театральную паузу:

– Ничего подобного! Получил тяжелейшие травмы – переломы ребер и сотрясение мозга. Бык его забодал, который на этот луг забрел случайно… Пока охранники чухались, пока палить из пушек своих начали – совсем почти Богу душу отдал Левон Рафикович… Повезли его в больницу деревенскую, а там и врачей-то, считай, не осталось – все в город убежали с голодухи… Старичок один только нашелся да пара медсестричек… Откачать они Варданяна откачали, да только стал он полным дураком с того дня – шугается всего, в штаны гадит, плачет все время… Вот так оно – с судьбой-то спорить…

Старик повернулся к бычку, посмотрел на него в упор и спросил:

– Ну что, понял мораль-то? Говорят, у вас, у «тамбовских», здесь, в «Крестах», все схвачено-взлохмачено, опера вам даже блядей таскают. Кушаете сладко, пьете вкусно… Только все равно впереди – зона… Положим, под Питером у вас дороги налажены, а если подальше поехать придется? А? Человеком надо быть. Тогда хоть куда зашлют – страшно не будет…

Зубило насупился и закрыл рот. Под зашелестевшие по камере смешки он буркнул, отворачиваясь к стенке:

– Ты покаркай еще, покаркай…

Однако видно было, что рассказанная притча произвела на него большое впечатление.

– Спасибо за науку. – Федор приложил руку к груди и, подойдя к Барону вплотную, тихонько шепнул ему на ухо: – Ты скажи только, мы его ночью, как кота, удавим…

– Лишнее это, – отрицательно мотнул головой Юрий Александрович. – Ладно, пожалуй, мне и впрямь полежать немного надо…

– Давай-давай, – закивал Федор. – А про меня не думай, у меня лафа близко, дело валится, скоро, Бог даст, свет не через клеточку увижу…

Старик вытянулся на нарах и мгновенно заснул, словно сознание потерял.

Он уже не слышал, как в дверь камеры осторожно постучали и как Федор недовольно спросил:

– Ну, чего тебе?

– Братва, – зашептал голос с той стороны двери, – а правда, что у вас в хате – Барон? Вся крытка говорит…

– А тебе-то что?

– Да ничего, посмотреть на него хотелось, поговорить… Такой человек…

– Спит он, – отрезал Федор. – Будить не буду. Потом приходите. Захочет говорить, значит, поговорит… Идите, бродяги…

Осенью 1992 года в «Крестах», изначально рассчитанных на тысячу заключенных, сидели почти семь тысяч человек, но среди них ни одного вора в законе не было. Воры вообще редко попадали в эту тюрьму в последнее время. Поэтому, конечно, появление Барона стало для части зеков настоящим событием. Правда, не для всех. Большинство сидевших в «Крестах» бандитов отреагировали на новость в лучшем случае равнодушно. Они не признавали ни воровского закона, ни воровских традиций, а самих воров считали дармоедами. Так уж сложилось – в Питере уже много лет не было воровской власти, а развитие организованной преступности пошло не по старому, обозначенному законниками направлению, а по новому: бандитско-гангстерскому. Поэтому даже Антибиотик, взявший под себя несколько городских группировок (собственно, он их не столько взял под себя, сколько сам выпестовал и вырастил), не любил вспоминать свое воровское прошлое… Но блатарей (пусть и некоронованных) в Петербурге все равно оставалось много, они бандитов по большей части ненавидели и точили ножи, ожидая своего часа, а в том, что он наступит, мало кто из них сомневался… Эти бандиты новые – они как пришли ниоткуда, так и уйдут в никуда, потому что корня за ними нет… А воры – воры всегда были… И есть. И будут. Воры себя еще покажут…

Спавший на нарах Федора (судя по татуировкам, этот мужик уже отдыхал пару раз на даче у хозяина) Барон никогда не принимал активного участия в интригах меж бандитами и ворами – он был уже слишком стар, а до того, как состарился, всегда считался волком-одиночкой. Ему все равно было, кого ставят смотрящим в городе, кому доверяют общак. Сам Юрий Александрович никогда к власти не стремился и даже бравировал этой своей позицией… Правда, незадолго до последнего задержания задал себе старик беспощадный вопрос: «А не оттого ли, что такие, как я, от власти отворачивались, подобрали ее такие, как Витька Антибиотик?» И не нашел Юрий Александрович на этот вопрос ответа, который мог бы его успокоить. Антибиотик…