Обречены на подвиг. Книга первая - Валерий Григорьев

Зато уж если человек мог быть ему полезен! Еще будучи начальником санчасти он подружился с начмедом Бакинского округа ПВО. Было странно наблюдать, как к подъезду его дома подъезжала черная служебная «Волга» начмеда, и Сани бросался в объятия генерала и его супруги. Все это происходило так искренне, что со стороны казалось, будто в гости к сыну приехали его родители. Разница в возрасте между супружескими парами была как минимум в четверть века. Тем не менее, почти каждые выходные они проводили вместе с шумными выездами на природу. Я для себя не мог представить подобную ситуацию дружбы, например, с семьей генерала Ленгарова. Но для Ахметова это было так же естественно, как торговать женским нижним белье. И вскоре эта дружба стала давать всходы и плоды.

Во-первых, не успел молодой офицер отметиться на майорской должности, как по гарнизону разнесся слух, что в этом году он поступает в Ленинградскую медицинскую академию.

Во-вторых, в санчасть гарнизона завезли добротную импортную мебель, стоматологический кабинет укомплектовали по последнему слову техники, на стенах каждой палаты красовались шикарные ковры. Ноги пилотов, привыкших к суровому армейскому быту, утопали в высоком ворсе невиданных импортных паласов. В каждом кабинете веяло прохладой от диковинных по тем временам бытовых кондиционеров. Полежать в санчасти недельку-другую было равносильно профилактическому отпуску, и командир установил график отдыха летного состава. Но не долго продолжался этот рай. Как только Бакинский округ ПВО расформировали, неизвестно как и откуда появившееся добро так же неизвестно как и куда исчезло. Сани до убытия в академию скромно улыбался, обнажая два ряда своих золотых зубов, отвечая на неприятные вопросы любопытных летчиков красноречивым, загадочным взглядом куда-то вверх: мол, Бог дал, Бог и взял.

На должность Ахметова, убывшего в академию, приехало двухметровое чудо по имени Валентин Джураевич Садыков. Казах по национальности, этот великан только одним своим видом невольно вызывал уважение. Но летчики быстро поняли, что это был баран в волчьей шкуре или заяц в обличье тигра. Ни разу ни до того, ни после я не встречал такого противоречия между внешним видом и внутренним содержанием человека.

Помню первую мою стычку с новым доктором. В тот день были спланированы полеты в две смены. Я должен был лететь в первую, на разведку погоды вместе с командиром полка. Отъезд на разведку – в шесть утра. В пять тридцать я выскочил с ружьем из дома на утреннюю зорьку. Благо, болото было сразу за железнодорожной насыпью, в ста метрах от домов. Только я ступил своими болотными сапогами на травянистую вязкую поверхность, как из-под моих ног выскочила утка. Громко хлопая крыльями, она резко взлетела вверх. Вскинув ружье, не целясь, по звуку, я выстрелил дуплетом. В тот же момент напротив меня метрах в пятидесяти раздался такой же дуплет по той же утке. Несчастная птица рухнула в болотную жижу. По всплескам, которые доносились, я понял, что это подранок. Мы с неизвестным охотником молча пробирались к утке навстречу друг другу.

Стояли густые сумерки, и трудно было определить, кого мне послал черт на этом болоте. Я решил, что надо брать инициативу в свои руки, и сурово крикнул:

– Эй! Мужик! Утка-то моя! Она выскочила у меня из-под ног! И расстрелял я ее практически в упор!

Тот шел молча, громко хлюпая сапогами. Когда мы встретились, я узнал Валентина Джураевича.

– Привет, доктор! – более дружелюбно сказал я.

– Здравствуйте! – непривычно для неформальной обстановки – на «вы» – приветствовал меня врач. – Вы давно здесь? – все так же держа дистанцию, спросил он меня.

– Так минут пять, наверное, прошло! – не ожидая никакого подвоха, простодушно ответил я.

– А вот я с трех утра! И это первая утка! – грустно произнес врач.

– А чего так рано? Ведь темно, и жора нет! – вслух произнес я, а про себя подумал: «Какого черта идти на болото, когда утки не летают и не видно ни зги?»

Утка, пока мы мирно беседовали, уплыла умирать в одиночестве. Как мы ни пытались ее найти, все было тщетно. Стало совсем светло, и я поспешил к дому, чтобы не опоздать на разведку погоды.

Командирский УАЗик уже через пять минут после болотной истории мчал меня в летную столовую. С тем же зарядом бодрости, полученным на утренней зорьке, в предчувствии скорой встречи с родной стихией переступил я и порог врачебного кабинета, чтобы выполнить чистую формальность – пройти медицинский контроль. К моему удивлению, Валентин Джураевич сидел мрачнее тучи. Я плюхнулся в стоящий наготове стул и привычным движением протянул руку, чтобы доктор нацепил мне манжету тонометра.

Доктор не спешил и молча исподлобья смотрел на меня.

– Цигель, цигель, ай-лю-лю! – отпустил я цитатку из «Бриллиантовой руки».

Но врач не был настроен на такой же игривый тон. Молча отодвинув в сторону тонометр, красноречиво давая понять, что это лишнее, Джураевич встал со своего рабочего места и, заметно волнуясь, торжественно произнес:

– Товарищ капитан! Вы сегодня летать не будете. Я отстраняю вас от полетов.

– Ты что, белены объелся? – не сдержался я, обычно стараясь быть корректным с докторами.

– Да, вы сегодня были на охоте, непонятно, во сколько встали и сколько времени провели на болоте.

– Как это непонятно? Ты же видел, когда я пришел!

– Но ведь я там сидел с трех часов ночи! А вы, может быть, пришли еще раньше.

Я вслух повторил то, что пришло мне в голову на болоте, когда узнал, во сколько приперся на охоту врач, и попытался перевести все в шутку:

– Я понимаю, тебе жаль упущенную утку, и ты решил меня таким образом проучить.

Моя шутка произвела противоположный эффект. Садыков, давая понять, что разговор окончен, подчеркнуто обращаясь ко мне на «вы», сказал:

– Решение окончательное. Вы отстранены от полетов.

Поняв, что разговор идет на полном серьезе, я по-мужски послал доктора и вышел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью. В конце коридора появился командир полка. Он услышал, как жахнула дверь, и увидел мою разгоряченную физиономию:

– В чем дело?

– Доктор отстранил от полетов!

– За что?

– Утку на болоте не поделили.

– Не понял?

Пришлось рассказать «драму на охоте».

– Сколько времени ты был на болоте? – уточнил для себя командир.

– Минут двадцать – двадцать пять, не больше!

– Иди к спарке, занимай готовность.

– Есть!

Задержавшись на несколько секунд у кабинета врача, я слышал, как обычно спокойный командир громко выговаривает Садыкову. Из отдельных фраз Валентина Джураевича я понял, что у него было еще несколько доводов, чтобы отстранить меня от полетов: