Россия и русские в мировой истории - Наталия Нарочницкая

Хотя «антитоталитарные» и «антипрезидентские» мотивы белорусской оппозиции выставляются в России как главные, отсутствует всякая логика в попытках обосновать отказ от объединения якобы антидемократическим характером сегодняшней Белоруссии и ее президента. Именно объединение с «демократической» Россией, безусловно, дает шанс серьезно повлиять в этом же направлении на маленькую Белоруссию, но никак не наоборот. Практически скрыт тот факт, что настроения немногочисленных, но активно поддерживаемых Западом и украинскими УНА-УНСО противников союза с Россией в Белоруссии носят исключительно антироссийский характер. Основные идейные клише в ходе не только митингов, но и научных конференций — это не лозунги за демократию (Россия в этой области явно впереди), это призывы дистанцироваться от России и делать все, что ей во вред и на пользу ее сегодняшним геополитическим соперникам. К. Мяло выяснила, что на фоне обвинений властей Белоруссии в «фашизме» именно белорусский Народный фронт и особенно его молодежная организация «Маладой фронт» открыто взяли за основу документы организаций, действовавших на территории оккупированной Белоруссии, в частности «Союза беларускай моладз!», аналога гитлерюгенд.

Уже стало очевидным, что наиболее серьезным фактором укрепления сильного, интеллектуально конкурентоспособного общественно-политического вектора пророссийского характера, важного в любых обстоятельствах, как при успехе, так и параличе объединения, является не ностальгия по коммунистическому СССР, а возрождение затоптанного в годы социализма мировоззрения «западнорусского москвофильства» интеллигенции Белой Руси прошлых веков. Можно только согласиться с исследователем К. Фроловым в его оценке как перспективного направления изучения наследия философа, богослова и историка?.?. Кояловича. Вокруг этого начинают объединяться и православное общественное движение, и, главное, преподавательские и академические корпорации пророссийской ориентации, центром которых становится, богословский факультет Европейского государственного университета в Минске, и др.

МОЛДАВИЯ. Раскол Молдавии при достаточно «советском» колере общественной риторики Приднестровья ярко отражает идейную, культурную и геополитическую борьбу за поствизантийское пространство, в которой латинский вектор олицетворен Кишиневом, а православно-славянский — Тирасполем. Это отразилось сразу в борьбе алфавитов. К сожалению, этому феномену и смыслу борьбы не было придано никакого значения в парадигме «демократия — тоталитаризм», сменившей клише «коммунизм — капитализм». Но перевод молдавского языка с кириллицы на латиницу и переименование его на румынский язык символизировал и запрограммировал изменение культурной ориентации целого региона устойчивого славяно-православного влияния. Кириллическая графика молдавского языка — это его древнейшая графика, а не искусственное насаждение «тоталитаризма» или русификации. Это графика богослужебных книг и государственных актов Молдавского княжества до османского ига, сохраненная во всех исторических перипетиях, и поэтому отказ от нее Молдовы и сохранение Приднестровьем символичны.

Процесс отчуждения от России в Молдавии так же, как и на Украине, воплотился в исторической идеологии, меньше всего отражающей отношение к фактам истории и идеологиям XX века (событиям 1940 г., когда СССР принудил румынское правительство официально подписать возвращение Южной Бессарабии, аннексированной Румынией в 1918 г., неоднократному перекраиванию территорий в этом регионе). Политическая эксплуатация этих событий давно истратила свой потенциал не только потому, что апелляция к молдавской государственности 1918 года и осуждение пакта Молотова — Риббентропа в качестве главной основы выхода Молдавии из СССР дали безупречное юридическое право Приднестровью не следовать за Кишиневом, но и потому, что параметры переосмысления исторического вектора гораздо шире.

В западной исторической мысли заложено еще Гегелем в его «Философии истории», что лишь западные народы наделены ролью всемирно-исторических и способных свободно творить в мире на основе субъективного сознания. В той или иной степени, с большим или меньшим нигилизмом это демонстрируют Т. Моммзен, Ж. де Местр, А. Тойнби. Один из крупнейших архитекторов габсбургской внешней политики и идеологии в отношении православных соседей — немцев и венгров министр Б. Каллаи прямо указывает на противоборство духа Запада и духа Востока как цивилизованного и варварского миров, границы которых теряются в нижнем течении Дуная и возле Адриатического моря, имея в виду границу византийского православного пространства[543]. К. Мяло блестяще проследила, как молдавская постсоветская «историософия» интерпретирует историю края в русле западного дуалистического историзма. В Молдавии пролегла граница, далее которой не смогла продвинуться Римская империя, и здесь, как считалось, император Траян, победитель даков, возвел знаменитые «лимы» — укрепления на Дунае на стыке «цивилизованного Рима» и «варварской Скифии». К. Мяло отмечает, что последние раскопки заставляют усомниться в происхождении этих стен и дают больше оснований полагать, что здесь именно славяне возвели укрепления против римлян, но в Кишиневе быстро подхватили западную трактовку Траянова вала именно как фрагмента «Китайской стены западного мира». На смену латино-скифскому противостоянию в исторической идеологии пришло противостояние латино-славянское с акцентом именно на противопоставлении славянству, поскольку румыны и молдаване — православные[544].

Румыния после некоторого сбалансирования своей государственной стратегии тем не менее в области исторической идеологии явно проявляет интерес к идее территориального расширения, который уже привел в XX веке к попыткам захватов в арьергарде интервенции Антанты и гитлеровского рейха, а сегодня проявляется по отношению к «проблеме влахов» в Югославии и к Молдавии. Это имеет также исторические корни, когда еще в годы федерализации исторического государства Российского и провозглашения Молдавской республики в Бухаресте раздавались радостные оценки, что сам факт национально-территориального деления обещает в длительной исторической перспективе претендовать на присоединение к Румынии выделенного из единого тела России квазигосударственного образования. На всех международных исторических конгрессах румынские делегации с нарастающей настойчивостью поднимают вопрос о противоправности положений Берлинского трактата 1878 года и обмена Добруджи на Бессарабию, чтобы оправдать оккупацию Бессарабии в 1918 году и обосновать «незаконность» возвращения румынским правительством Южной Бессарабии в 1941 году. С подобными трактовками на крупных международных исторических конгрессах выступал бывший заместитель министра иностранных дел социалистической Румынии, ныне директор Института международных отношений Василе Сандру[545].

Очевидным отражением геополитических устремлений совершенно земных государственных интересов является активная и абсолютно противоправная с точки зрения церковно-канонического права деятельность Румынской православной церкви по созданию, приходов на территории Молдавии — многовековой канонической территории Русской православной церкви. Как и во всех новых государствах, где вера становится объектом политики, активность проявляет Ватикан. Именно в Румынию римский понтифик совершил первый визит на поствизантийское пространство, которое становится объектом не только геополитического, но и духовного соперничества.

С 1991 года Румынский патриархат пытается охватить и подчинить территорию Молдавии. В начале 90-х годов Бухарест объявил о создании на территории Молдавии своей бессарабской митрополии. К инспирированному расколу присоединился лишь один молдавский епископ — Бельский Петр (Пэдурару). Несмотря на титанические усилия, результаты пока ничтожны, поскольку преобладание Русской православной церкви в Молдавии не случайно, а имеет глубокие исторические корни. Еще в XVIII веке в результате антицерковной политики Петра I, Анны Иоанновны и Екатерины Молдавия стала местом эмиграции русского ученого монашества, выдающимся представителем которого был преп. Паисий Величковский, основавший там целые научно-богословские центры. Румынская церковь не имеет влияния над православными Молдавии, кроме того, она представляет крайний экуменизм, что категорически не приемлет большинство верующих. Но именно эта линия на вытеснение Русской православной церкви пользовалась поддержкой государственных структур, что было особенно ясно в годы эйфории идей присоединения к Румынии.

Приднестровье занимает особое место в истории постсоветского периода. Явление Приднестровья, отметившего свой десятилетний юбилей, опровергло многие политологические доктрины о всеобщем отторжении России всеми ранее входившими в нее народами. Пример, впрочем, отнюдь не единственный, но тем более впечатляющий, что народ левобережья Днестра как нигде многонационален (молдаване, русские, украинцы, гагаузы, турки, евреи), но ощущает себя частью общероссийской истории. Поскольку Молдова объявила о независимости, связав ее с ликвидацией последствий пакта МолотоваРиббентропа, Приднестровье, которое в течение 200 лет постоянно в составе России и в судьбе Бессарабии XX века не участвовало, получило возможность провести безупречные юридические процедуры для провозглашения своей государственности, которая в силу обстоятельств не была принята де-юре, но де-факто реализовалась. Из всех «несогласных» с навязанной им судьбой в декабре 1991 года (Южная Осетия, Абхазия, Крым) Приднестровье — единственное состоявшееся образование, которое достаточно успешно развивается экономически, несмотря на отсутствие западных кредитов и всякой помощи России, и внутренне стабильно.