Проект особого значения - Владимир Николаевич Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пару минут, уже сев в поезд, Егор еще раз вспомнил тот день. Как Милана убежала в коридор, а он вместо того, чтобы звать на помощь, аккуратно оторвал остатки скотча с запястий и сел за свой компьютер. Когда кто-то из программистов вбежал в «клетку», Егор спросил, что случилось, продолжая медленно и глубоко дышать, чтобы успокоиться и попытаться изобразить на лице нужные эмоции. Коллега взволнованно рассказал подробности, но, не услышав ответных вопросов, тут же поинтересовался, а куда же делась Милана.
– У нее произошло несчастье с матерью, – ответил Егор. – Еще утром зашла в отдел кадров и уволилась. Закрыла задачи и уехала, пока мы были на собрании.
«Ложь, – подумал Егор, сидя в поезде, – кажется, у меня получается все лучше и лучше». Коллега тогда ему поверил, как и сегодня Денис, считавший, что в Питере его никто не ждет. Егор достал телефон из кармана и открыл чат в Телеграме.
«Я уже в поезде», – написал он.
Сообщение было прочитано почти сразу и через несколько секунд появился ответ: «Хорошо. Буду ждать на перроне, как договаривались». Егор посмотрел на часы: до отправления оставалось десять минут. Достаточно, чтобы выйти, догнать Дениса, спрятаться назад в свою клетку. Разум говорил, что уезжать в Питер глупость. А вот что-то другое внутри кричало: «Ты все делаешь правильно». Захотелось вновь убедиться, что он ничего не упустил. Егор пролистал чат до самого верха, и в который уже раз перечитал пришедшее полтора месяца назад сообщение: «Привет! Это Милана».
Алексей Котаев. «Человеческая оболочка: от/с/чет»
Глава 1
Черный свет
МакКрей… Такое имя я унаследовал от предков. И не только имя. Я рожден в железной коробке, летящей через бескрайние просторы космоса. В ней же и умру. Мой отец, дед, прадед, все они были рождены на этом корабле. Тут же и встретили свой последний час. Перед лицом крутятся картинки с далекой, невиданной планеты, на которой я никогда не был. Красивое голубое небо. Ах, небо… Увидеть бы его в живую хоть раз. А не эту черноту.
Стоит только оторваться от панели на стене, что показывает мне далекий, невиданный мир, как я упираюсь в окно каюты. Толстое стекло ограждает меня от необъятного пространства капитанского мостика. А перед мостиком космос. Чернота. Лишь мелкие светящиеся точки дико кружатся в танце, прямо перед единственным иллюминатором корабля. Этот свет, странный, безжизненный, проникает в каждую щель нашего корабля, светит черным, не дает расслабиться. Даже через полуразбитое космической пылью стекло и паутину трещин не дает покоя эта бескрайняя чернота.
– ИСП, включи теплый дневной свет, – обратился я к ботовому компьютеру, что имеет привычку лезть в дела каждого члена экипажа, но только не здесь.
ИСП опять мне не ответила, лишь зажгла яркие лампы над головой, раскрасив пространство в светло желтые тона. Каюта капитана и так была теплой и уютной, но этот мертвый свет, что пробивается через окно, он портит все.
Как же я ненавижу этот космос. Все это бесконечное путешествие…
Я тут самый молодой член экипажа. Винсент МакКрей. С гордостью произношу свою фамилию сам себе. Потому что по ней обращаются только к моему отцу. Великие МакКреи – великие капитаны «звездной колониальной экспедиции». Или «межзвездной»? Впрочем, какая мне разница… я-то среди звезд, так что будет «звездной».
Мы в пути уже одну тысячу восемьдесят пять лет, и я и представить не могу, насколько это много. Мне всего шестнадцать, я хочу не этого. Не этой бескрайней черноты. Вновь поймав взглядом картинки на экране, я понимаю, что хочу туда! К голубому небу, солнцу, что не выжигает глаза как сварка, мечтаю оказаться не в запертой коробке. Это не то место, в котором я должен быть.
– Винсент! – раздался голос отца сразу после шипения затвора двери в каюте.
– Что, пап?
Ну вот, он опять неодобрительно на меня смотрит. Я знаю в чем дело. – Простите, капитан МакКрей. Чем могу быть полезен?
– Закончил?
– Так точно! Глава про интегралы пройдена, все задания из приложения решены!
– Хорошо… Собирайся, тебе пора на дежурство.
– Пап, – я вновь нарываюсь на неодобрительное выражение лица. Отец любит субординацию, и даже сейчас он хочет ей следовать. – Зачем мне все это?
– Затем, что ты задаешь такие глупые вопросы.
– Я не понял.
– И вот поэтому тоже. Сколько тебе там? Шестнадцать?
– Семнадцать.
– А мне пятьдесят два. Пройдет еще семь лет, и ты займешь мое место. Потом еще десять и у тебя появиться свой сын…
– Да, ты это уже говорил!
– А ты, видимо, плохо слушал! Ты станешь капитаном! Тебя готовят быть капитаном. Но каким капитаном ты станешь – зависит от того, что ты из себя представляешь. Чем больше знаний, тем шире кругозор. Тем больше пространство для маневра.
– Какого маневра, пап?
– Стекло видишь? – отец ткнул пальцем на окно, что вело на мостик. – Расскажи все, что про него знаешь.
– Стекло, с добавлением свинца, высокая закалка.
– Нахрена в нем свинец?
– Защита от гамма-излучения, очевидно…
Старик высунулся на мостик, окинув его взглядом. Это его стекло не давало мне покоя. Мы только что разговаривали о жизни, а тут стекло.
– Льюис! – крикнул отец в кучу персонала, что суетилась у приборов перед вращающимся за окном космосом.
– Да, Капитан? – ответили снизу.
– Расскажи все, что знаешь об этом стекле!
– Оно прозрачное, сэр. Твердое… Закаленное.
– А главное?
– Не знаю, сэр. Может, нужно, чтобы следить за нами и нашей работой?
– Да нахрена вы мне сдались все… – бухтел мой старик, возвращаясь в комнату.
Я не выдержал. – Ну так и что?
– А ты сам то не понял?
– Ну он назвал больше всего.
– А главного не назвал. Почему?
– Кругозор?
– Именно. Все, хватит фамильярничать! Приступай к работе.
– Подожди, так это все
