Кровь и туман - Анастасия Усович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путь заканчивается дверью. Обычной, ничем не примечательной, только исцарапанной ровными полосами. Влас проводит ладонью по некоторым из них, размещая пальцы на каждой в отдельности.
— Когти, — говорит он.
Я больше не жду, хватаюсь за ручку и толкаю дверь от себя.
Передо мной комната «Дельты», но из мебели здесь нет ничего, кроме одиноко стоящей кровати. На ней-то Ваня и сидит. Спрятал лицо в ладонях. Кажется, плачет.
Я делаю шаг в комнату и вляпываюсь ботинком во что-то липкое. Гляжу себе под ноги. Кровь. Очень м ного. Её поверхность возвышается над полом как минимум сантиметра на три.
— В-ваня? — зову я дрожащим голосом.
— Нет, — слышу в ответ. — Только не снова, пожалуйста! Хватит… Я больше не могу!
Ваня резко вскакивает на ноги. Глаза горят оранжевым огнём, губы приоткрыты, и я вижу клыки. Выставляю руки перед собой для случая, если Ваня решит напасть, это действительно хоть как-то сможет его отвлечь.
— Ваня, это я, — тихо говорю. — Мы пришли за тобой.
Ваня оглядывает всех нас. Трясёт головой так сильно, что наверняка перед глазами теперь пляшут звёзды.
— Настоящие? — переспрашивает неуверенно.
Я медленно подхожу ближе. Ваня следит за мной, но не атакует. Осторожно щиплю его за плечо.
— Более чем.
Ваня выдыхает. Расслабляется, как мне кажется, всем организмом, каждой его клеточкой, и бросается на меня с объятьями.
— Это было ужасно, — шепчет Ваня. Задыхается. Шмыгает носом. Я вожу ладонями по его спине. — Ужасно. Я нападал на вас, не мог остановиться. На тебя, Слав, — Ваня отстраняется. Наши лица рядом, но в глаза он мне не смотрит. — На Даню, на маму, на Лену. На Андрея и Нину. На Дмитрия, на… — Ваня кусает губы до крови. — … на папу. — Продолжает лишь тогда, когда я легко касаюсь ладонью его груди. — Вы все были мертвы, ваша кровь была на моих руках, она въелась в кожу, осела под когтями. Я пытался стереть её, но всё было бесполезно. А потом… потом всё повторялось. Прямо на моих глазах вы исцелялись, приходили в себя. Мой животный инстинкт вместе с этим возвращался, обретал ещё большую силу. И только последняя ваша рана заживала, я набрасывался снова.
Ваня разбит. Я даже представить не могу, что он сейчас чувствует. Выдыхает. Пытается собраться. Окончательно выпускает меня из объятий. Трёт глаза, легко шлёпает себя по щеке.
— Вы королеву видели? — спрашивает спокойно, будто ничего до этого не говорил.
— Да, — отвечает Влас.
— Королева — это Клео, жена Григория, первого стража, — присоединяюсь я. — Мы с ней знакомы с… ну, ты понимаешь. С того времени.
— Ох. И что ей нужно было от тебя?
— Она знала обо всём, включая путешествие во времени. И жаждала проучить меня, показать, во что превратилась её жизнь после того, как я в неё вмешалась, — я хмыкаю. — Будто сама не знаю, что лучше после этого не стало никому.
Взгляд сам скользит к Власу.
— Погодите, — Ваня переводит моё внимание на себя. — Насколько я знаю, Клео была выходцем из Летнего двора. Как она тогда оказалась в Зимнем?
Я жму плечами.
— Понятия не имею. Знаю только, что после Кровавого пира она вернулась сюда, в Волшебные земли. Что было дальше — не представляю, но мне известно, у кого можно спросить.
— У кого?
— Ты мне не поверишь…
Я качаю головой. Как так выходит, что краеугольным камнем всегда становится Эдзе? Что со мной не так? Или с ним? Почему мы всё время сталкиваемся, если при этом оба так сильно этого не желаем?
— Нашли почти всех, — констатирует Влас. — Остался Север.
— И именно он знает, где искать Вету, — добавляю я. — Какая ирония.
— Или злой рок, — задумчиво тянет Влас.
— Или просто коварный умысел королевы, — скептически подмечает Ваня. — Злой рок. Тоже мне, святой отец, блин.
Ваня так быстро приходит в себя, что я не знаю, бояться или восхищаться этой способностью.
— И что, кто-нибудь имеет хоть малейшее представление, где искать Севера? — спрашивает Ваня уже в коридоре.
Смотрит на Гло и Филиру как на ближайших его друзей. Филира дёргает плечом — это её единственная реакция на вопрос Вани. Но ненадолго. Чуть погодя, она, вздыхая, начинает говорить:
— Наверняка это что-то, что связано с Кириллом. Он сильно любил его. Кирилл был для него тихой гаванью. Он умел успокоить его, подбодрить, дать надежду. А теперь его не стало, и Север…
— Не знает, как жить дальше, — договаривает Влас.
О, нет. Даже не думай сейчас смотреть на меня!
Отворачиваюсь. Пинаю влажную землю под ногами и вдруг замираю; откуда в штабе земля? Нет, мы уже не в здании. Идём по улице. Точнее, по пустырю. Вокруг ничего, кроме серой земли и такого же неба. В воздухе витает запах недавно прошедшего дождя.
— Насколько близки они были? — Ваня продолжает задавать вопросы.
Похоже, никого кроме меня не шокирует очередная смена локации.
— Кирилл всегда был открытой для всех книгой. Сначала, когда мы только встретились, он, не переставая, говорил о Славе. — Филира бросает на меня быстрый взгляд. — О том, как они дружили, обо всех этих маленьких вещах, вроде ночных прогулок по стройкам или палаток из выкинутого кем-то картона…
Я улыбаюсь. Приятные воспоминания из безмятежного детства теплом разливаются в груди. А затем в голове вспышкой рождается одна из очевиднейших и гениальнейших моих догадок.
— Я знаю, где искать Севера! — восклицаю я.
В ту же секунду, как замолкаю, на горизонте появляется недостроенный дом. Конечно. Ведь Север никогда не скрывал того факта, что хотел бы иметь такую же историю с Кириллом, какая связывала нас. Север завидовал. Именно это чувство загнало его на стройку — на ту, на которую он мог представить в своём воображении, ни разу там не бывая.
Так мы находим последнюю деталь в нашей мозаике.
Девочки бросаются к кривой постройке из дерева и бетона. Двухэтажная развалина с дырами в стенах и потолке кажется самым небезопасным местом в мире. Север на втором этаже, куда добираться приходится по ржавой пожарной лестнице. Страх высоты, который, казалось бы, успел пропасть, врывается в мой разум с криком: «А ты думала, от меня так легко избавиться?»
Из-за этого, когда лезу я, лестница ходит ходуном.
Север стоит на коленях посреди полуразрушенного помещения. Филира зовёт его по имени, но он не слышит.
— Север? — девочки подбегают, тормошат его. Переглядываются испуганно, когда ничего не выходит. — Север!
— Что с ним? — шёпотом спрашиваю я.
