Сатанизм для интеллигенции - Андрей Кураев

Были также такие апокрифы, в которых народные и гностические фантазии, требовавшие обилия чудес и тайн, пеленали собою фрагменты подлинных воспоминаний о жизни Спасителя и апостолов.

Наконец, были такие тексты, которые возникали далеко за границами Церкви, в оккультно-гностических кругах, и которые просто использовали библейскую терминологию для изложения совершенно небиблейской философии или неевангельской этики1262. «Это учение, которое отталкивается от материального как от начала, препятствующего единению человека с целым, но видит в самопознании и самосовершенствовании единственный путь к абсолютному, приобретает ясные черты эгоизма. Оно не придает значения отношениям между людьми, оно не допускает не только слов „любите врагов ваших“ (Мф. 5,44), но и заповеди „люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего“ (Лев. 19,18)… У человека нет обязательств перед другими людьми»1263. По мнению исследователя, общей особенностью всех вообще гностических текстов является «отсутствие вкуса к этической деятельности, как таковой»1264.

Но были и еще более далекие от христианства тексты, в которых вообще трудно было усмотреть точки положительного единения с Библией и христианством. Оккультная антропология и мифологическая космология занимают место собственно духовного поиска, проповедь покаяния и любви совсем исчезает из них. К этому кругу текстов принадлежит и знаменитый гимн «Пистис София», привлекший симпатии Блаватской1265.

Так вот, у Оригена нет цитат из собственно гностических апокрифов. Ориген использует те апокрифы, которые весьма близки к церковной традиции (например, «Деяния Павла» – см. На Иоанн. 20,12 и О началах. I,2,3). Ориген не приемлет, никак не использует и даже ясно отвергает специфически гностические апокрифы, то есть тот круг текстов, который милее всего сердцу современных оккультистов. И именно при обсуждении вопроса о том, каким свидетельствам надо доверять, а каким «евангелиям» верить не стоит, Ориген вспоминает библейское изречение: «Не передвигай межи давней, которую провели отцы твои» (Притч. 22,28; у Оригена – Послание Африкану, 4). Те книги, которые Церковь включила в свой круг чтения, не стоит «дополнять» подделками1266.

Наконец, Ориген прямо призывал не доверять «апокрифам». О так называемом «Евангелии Петра», составленном гностиками-маркионитами, он, например, писал: «Мы, братья, принимаем Петра и других апостолов, как Христа, но, люди опытные, мы отвергаем книги, которые ходят под их именем, зная, что учили нас всех не так»1267.

Кто же он – Ориген? Христианин? Тайный оккультист? Полуязычник? Провокатор?

Император Юстиниан, по чьей инициативе проходили антиоригеновские соборы VI века, утверждал, будто «богоборец Ориген» включал в свои труды православные суждения лишь для «злонамеренного обмана простаков. Воспитанный в языческих баснословиях и желая распространить их, он прикинулся, будто изъясняет божественное Писание, чтобы таким образом, злонамеренно смешивая непотребное свое учение с памятниками божественного Писания, вводить свое языческое и манихейское заблуждение и приманивать тех, которые в точности не выразумели божественное Писание… Одна и единственная забота была у нечестивого Оригена – поддержать эллинское заблуждение и в души слабых посеять плевелы»1268.

Средневековье вообще не признает за человеком (тем более за богословом) права на простую человеческую ошибку; оно во всем видит сознательную злую волю, вредительский замысел. Это своего рода естественный антигностический синдром (в противовес гностикам, учившим о спасении через «знание», христиане говорили о том, что Царство Божие силой, то есть усилием воли берется). Это искривление «естественное», в смысле почти неизбежное. Но в жертву этой своей болезни средневековые христиане принесли слишком много чужой крови…

Император неправ. Ориген – заблуждающийся христианский мыслитель, а не замаскировавшийся оккультист.

Но очень похожая предвзятость в оценке Оригена присуща людям, в остальном совсем не похожим на древнего византийского императора. – Протестантам. Они готовы осуждать в Оригене даже то, что не вызывало нарекания у Юстиниана. В их глазах рецидивом язычества оказывается все то, что не согласуемо с лютеранским рационализмом.

На самом же деле то, что людям, воспитанным на западном богословии, кажется чисто гностическим феноменом, является всего лишь православием. Протестантизм привык к тому, что отношения Бога и человека – это отношения слишком внешние, отношения юридические, отношения повелевания и прощения. Поэтому там, где древние христианские авторы говорят о приобщении человека к Богу, об обожении, о мистериях, об освящении материи, протестантски ориентированные исследователи нередко видят «влияние язычества» или гностицизм. Как заметил оккультно ориентированный исследователь Оригена Питер Дюкофф, «Царство Божие, по Мартину Лютеру – это царство прощения грехов. Напротив, для Оригена – оно царство их преодоления. Пропасть между этими двумя пониманиями, по всей видимости, непреодолима. По Лютеру, грех остается с человеком; Бог же лишь вменяет или не вменяет его человеку в вину. По Оригену, человек стремится освободиться от греха: „Бог не желает исправлять человека, самолично избавляя его от зла, ибо зачем же тогда нужна свободная воля?“ (Против Цельса. IV, 3)»1269.

Стоит только заметить, что это различие не между Оригеном и Лютером, а между православным онтологизмом и западным юридизмом, в котором, по слову патриарха Сергия, «человек уведомляется о своем спасении, но не участвует в нем»1270.

Так что имя и труд Оригена приходится защищать и от домыслов Юстиниана, и от рационализма протестантов, и от фантазий теософов…

В системе Оригена много недодуманного. Но если обратиться к перечню основных расхождений между теософией и христианством (см. главу 35), то Ориген по всем названным там позициям будет с христианами, кроме одной: по вопросу о реинкарнации.

У Оригена нет и следа от оккультного пантеизма. Он не уравнивает добро и зло, он не заигрывает с Люцифером, и грехопадение Адама он называет грехом, а не «посвящением». Ориген настаивает на уникальности жертвы Христа (для него она тем более уникальна, что подобной ей не было не только в нашем мире, но и в предшествовавших мирах1271 ). Именно его усилиями была подведена черта под дискуссиями – включать или нет в канон новозаветных книг «Послание к Евреям»1272. Напомню, что основная мысль этого послания – утверждение единичности, исключительности, уникальности Христовой жертвы («Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею» (Евр. 9,26).

У Оригена было немало противников, готовых в самом невыгодном для него свете перетолковать его философию. И все же никогда Оригена не обвиняли в проповеди пантеизма, в неразличении им Бога и мира, в утверждении безличностности Бога, в проповеди кармической несвободы. По убеждению Оригена, «Каждому человеку безопаснее всего на основании своего собственного разумения никого не считать богом, кроме одного только Иисуса Христа» (Против Цельса. III,37). Интересно, что Ориген полагает, что не только Писание, но и философия, не только вера, но и разум стоят в этом вопросе на стороне христиан. Христиане, «наученные философии», противостоят тем язычникам, «которые презирают истину и противоборствуют ей, которые вообще впадают в заблуждение и так далеко заходят в нем, что желают самих себя считать богами, ангелами Божиими, демонами добрыми или героями, каковыми они, будто бы, делаются через превращение их человеческой души, преисполненной добродетельной жизни» (Против Цельса. III,37).

Здесь – предельно ясное отвержение фундаментального догмата теософии. Нет такого накопления заслуг, которые могут сделать человека ангелом или богом. Нет космической алхимии, нет такой внутримировой реакции, которая из человеческой души, переливаемой в известное количество реторт (тел), могла бы сделать божество. Но есть таинство прощения, искупления и спасения. Бог может подарить себя человеку. Человек не может развиться в Бога.

Короче – Ориген не давал ни малейшего повода для отнесения себя к «теософам». О неогностической системе Рерих Ориген сказал бы, что ее сторонники «призрачными доводами влекутся к самообоготворению» (Против Цельса. III,37).

А это значит, что когда Елена Рерих пишет: «в христианстве я придерживаюсь веры первых отцов христианства»1273 , – она просто лжет.

Чтобы понять это, достаточно сопоставить вышеизложенные теософские доктрины – и такое, например, рассуждение Оригена: «Кто предварительно не познал своей слабости и болезни, тот и не считает нужным искать врача, или же, снова получивши здоровье, не будет благодарен врачу, потому что раньше не узнал опасности своей болезни. Точно также кто прежде не узнал пороков своей души и не открыл их исповеданием своих уст, тот не может очиститься и получить разрешение; в противном случае он не знал бы, что по благодати дано ему то, чем он обладает, и божественную милость считал бы собственным добром: а это состояние, без сомнения, порождает, в свою очередь, высокомерие души и тщеславие и снова делается причиною падения. Так именно должно думать о дьяволе: преимущества, какие он имел, он признал своими собственными, а не данными от Бога, и, таким образом, на нем исполнилось изречение, которое гласит, что „всяк возносяйся смирится“. Поэтому-то божественные тайны, мне кажется, скрыты от премудрых и разумных для того, как говорит Писание, „да не похвалится всяка плоть пред Богом“; но они открыты младенцам, или тем, которые сначала сделались людьми и младенцами, то есть возвратились к смирению и простоте младенцев, а потом стали преуспевать и, достигши совершенства, помнят, что они наследовали блаженство не своими силами, но при помощи благодати и по милости Бога» (О началах. 3.1.12).