Реально смешное фэнтези - Майк Эшли

Барран, кажется, понял, о чем она говорила. Это заявление, как с удовольствием заметила Мушла, встряхнуло-таки его.

— А вот ее сестра, — весьма довольная, продолжала она, — очень умна.

— Да-да, очень, — задумчиво согласился Барран.

— Если б только, — продолжала Мушла, наглости которой было не занимать, — нашелся человек, которому нужна жена.

— Видите ли, — отвечал Барран, лукаво взглянув на нее и впервые посмотрев на своего слугу, который стоял у него за спиной с сундучком, — правду сказать, я такой человек…

Мушлу этот ответ до того изумил, что она тяжело опустилась на стул, с которого ей пришлось очень быстро встать, чтобы успокоить Румпельшилтскина, который, незаметно пробравшись в комнату, успел пристроиться на нем.

— Простите? — запинаясь, проговорила наконец Мушла, когда голос вернулся к ней. Она бросила взгляд в сторону Грумиллы, который должен был означать не что иное, как «Молчи — он почти наш».

— Жена мне нужна к завтрашнему дню, — продолжал Барран. — Интересы государства и все такое, — объяснил он. — Видите ли…

Но в эту минуту кто-то стал сильно стучать рукояткой шпаги по двери — раздалось, кажется, четыре удара, но скорее пять, потому как последний достался слуге Баррана, который, стараясь показать проворство, очень быстро открыл дверь и не успел сообразить, что к чему, как Барран, рассердившись, ударил его и обозвал дураком. Быть в те дни слугой — безрадостное занятие.

За дверью стоял молодой человек в пышной одежде. Он властно ступил в дом. К удивлению Мушлы, Барран сильно перепугался и низко поклонился.

— Ваше высочество! — сказал он, и нос и губы его мгновенно побелели.

— А, Барран! Не ждал меня, а? — решительно заговорил вошедший. — Я ездил в твой стан, чтобы встретиться с тобой, и мне сказали, что ты здесь. — Тут он, похоже, впервые заметил Мушлу и покровительственно молвил: — Расслабьтесь, добрые люди! Можете заниматься своими делами.

Не было никакого сомнения, что это принц.

Мушла была слишком изумлена его неожиданным приходом и не нашла ничего другого, как во второй раз за последние пять минут сесть на стул. На этот раз, однако, Румпельшилтскин, который считал, что всему нужно учиться на опыте, успел вовремя спрыгнуть.

— Ну, Барран, — сказал принц, садясь на лучший стул, — как насчет жены для меня, за которой ты отправился? Где она?

Барран стал запинаться и заикаться.

— Только не говори мне, что не нашел ее! — грозно произнес принц.

Барран помолчал, потом бойко заговорил:

— Понимаете, ваше высочество, это длинная история…

В этот момент слуга, мстительно потиравший место контакта со своим хозяином, вдруг со злорадной улыбкой протянул принцу сундучок, который держал в руках. Барран отпрянул, со злостью пробормотав: «Ты уволен!» — и побледнел еще больше.

Принц открыл сундучок, и из него выглянула огромная фиолетовая жаба с желтыми крапинками и уставилась на них.

— Эй! Это еще что такое? — в ужасе произнес он, поспешно отводя глаза и припоминая какое-то заклинание.

Барран отчаянно пытался взять себя в руки:

— Откровенно говоря, раньше она была ее королевским высочеством принцессой Славо-Карменией…

Принц с изумлением глядел на животное, при этом у него отвисла челюсть. Фиолетовая жаба выглядела несколько застенчивой.

— Это и есть та дама, которая должна стать моей женой? — спросил он.

— Да. Вчера… с ней… э-э-э… кое-что произошло, — продолжал сын визиря, нервно облизывая свои толстые пересохшие губы. Он бы предпочел не участвовать в этой ужасной сцене, но не ожидал увидеть своего хозяина так скоро, как не ждал и предательства со стороны слуги. — Мимо проходила одна косоглазая ведьма, — продолжал он, — и, кажется, решила подшутить над ее высочеством…

— Что это ты такое себе вообразил? — прогремел принц. Он потряс сундучок с жабой, которая тотчас обиженно надулась, и тут же решил исправиться, изобразив величественную улыбку, но у него ничего не вышло. — Не хочешь ли ты сказать, что я должен жениться на этом?

Поскольку принц в охотничьих сапогах достигал роста в шесть футов два дюйма и, по слухам, лучше всех владел боевым топором во всем королевстве, сын визиря поспешил заметить, что ничего такого он вовсе не имел в виду. По правде, такое ему бы и в голову не могло прийти. По правде…

— Тогда ладно, — сказал его высочество, успокоившись, и отдал ухмылявшуюся жабу слуге, который старался держаться подальше от своего бывшего хозяина. — Так что же все-таки произошло?

— Это не легко объяснить, — ответил Барран, лихорадочно придумывая какое-нибудь объяснение. — Видите ли, я…

В этот момент его взгляд упал на Грумиллу.

— А теперь дело обстоит следующим образом, — увереннее заговорил он. — После того происшествия я внес кое-какие коррективы. Вот будущая жена вашего высочества.

И он указал на Грумиллу, которая тотчас заулыбалась и, преисполнившись надежды, стала кивать.

Мушла затаила дыхание, так что даже позабыла шлепнуть Румпельшилтскина, который в ходе этого разговора снова забрался на стул. Ее муж до того удивился, что смог лишь отрезать большой кусок дерева со лба, отчего у будущей фигуры неожиданно появился неприятный, если не сказать — зловещий, вид.

— Так-так-так, — произнес принц. Отступив на шаг, он принялся рассматривать Грумиллу с большим интересом. — Это уже ближе. — Похоже, она ему приглянулась. — Как тебя зовут, моя дорогая?

Грумилла имела неосторожность ответить, и на пол упал черный камень.

— О боги боевых топоров! — воскликнул принц, и даже Барран на этот раз не смог скрыть изумления. Он довольно ловко справился с удивлением по поводу последствий словесной деятельности Нады, но это уже напоминало эпидемию. Он опасливо провел рукой по собственным губам — уж не падает ли что-нибудь с них?

— Легкое недомогание, — пробормотала Мушла, придя в себя. Она пыталась улыбаться принцу, неодобрительно смотреть на Грумиллу и сверлить взглядом мужа (который по-прежнему рассеянно срезал куски дерева, разинув рот), и все это одновременно.

Но принц уже взял себя в руки. Девушка явно заинтересовала его, а обстоятельства, сопутствующие ее ответу, он вежливо проигнорировал. Он вовлек Грумиллу в разговор, и та, чувствуя, что худшее теперь известно, а ей еще многое надо уладить, говорила до тех пор, пока пол не стал похож на пляж. Барран, однако, подняв пару слов (включая то, что упало ему на ногу, а будучи «неудобоваримым», больно ударило его), внимательно их изучал, при этом пристально поглядывая на Мушлу.

— Разумеется, — произнес наконец принц, пытаясь остановить поток, от которого он уже немного устал, — я понимаю, тут определенно есть элемент новизны. Но ты должен согласиться… то есть я хотел сказать, что при дворе это будет страшно неудобно. Подумай о коврах. Для украшений это не годится, да и во всех прочих смыслах — никакой пользы. Прошу прощения, — прибавил он, обращаясь к Мушле, — но я так решил.