Тот самый сантехник. Трилогия (СИ) - Мазур Степан Александрович

— Ну как что, — прикинул Стасян, воспроизводя события почасово. — Подарили чипы, значит.

— Какие ещё чипы?

— Какие… да хрен знает. Но чипы были, точно. Майор же обрадовался. Даже пожурил за траты. И так дело последних лет раскрыли, вроде. Всем отделом радоваться надо, говорил.

— Это какое дело? — прервал Боря. — Со Степанычем которое?

Напрочь вылетело из головы, что Хромов должен стать «героем дня» после задержания. Он и звонил к тому же, рассказать видно хотел. Да когда в наушниках авиационных ходишь и трубы разогреваешь для плавки, не сильно об этом думается. Надёжность нужна, сосредоточение к делу.

— Ага. Степанычу телек, кстати, сразу вернули. Под расписку, — уточнил Стасян. — Остальное в течение месяца получит. На описи осталось.

— Улики, значит. Понятно. Как там Степаныч?

— Всё с ним хорошо. Радуется, про мировую интеграцию в глобальные процессы слушает, про баян забыл. Просто так матерится. Что-то про Вангу рассказывал, но я не особо слушал.

— Да хер с этой Вангой! Ты как в госпиталь попал? — снова прервал Глобальный. — Ещё и военный.

— Да как, как? Чудом, — выдал вновь расплывчатую суть крановщик, на мысли которого влияли химические вещества. Но не со зла, а сугубо из медицинских показаний. — Подарки, значит, подарили. Потом сидели, выпивали. Все вокруг красивые, нарядные, в форме парадной. И я в пиджаке с карманами.

Голова Бори уже тоже работала плохо. Долго держать внимание не получалось.

— В смысле в пиджаке? — потёр глаза Боря. — Где взял? А… чё-то помню. Участковый подогнал?

— Да, капитан подарил. С туфлями, — тут же похвастался пациент военного госпиталя. — Точнее, они с Кишкой и Сомом скинулись на материал, а мать пошила.

— Чья мать?

— Так сотрудника.

— Сотрудника чего?

— Боря, блядь, остановись! — воскликнул чуть громче, чем следовало Стасян. И тут же рядом предложили заткнуться с веским аргументом «или пизды получишь».

— Я сейчас запутаюсь, — добавил крановщик тише. — Не сбивай.

— А, хорошо, — сбавил обороты и Боря. Но тут же уточнил. — Так Хромов теперь майор?

— Ой… это сложный вопрос, — прикинул Стасян. — Вроде бы майор, но это не точно. Понимаешь, за его звёздочки ещё не пили. А теперь вообще сложно будет. Челюсть у него выбита. Хотя… пить вроде может. Через трубочку. Но на стоматологе разорится.

— Так что случилось? — вновь подвёл к главному вопросу засыпающий за рулём сантехник.

— Так то и случилось, что всё и сразу, — снова сказал крановщик так, что побить его захотелось. За подробные описания. Да вроде не за что бить. И негоже — пострадавших трогать. А там вроде как все через одного раненные и контуженные.

Боря рыкнул. На том конце намёк поняли, и к сути вернулись, перестав лить воду как одна знаменитая писательница с большой, но пустой головой, что имела свойство рассказывать обо всё и ни о чём разом, создавая из этого целую индустрию ваты катания.

— Ты суть! Суть давай!

— Всё вроде бы хорошо было, — продолжил крановщик, зевнул. — Потом я начал фокусы спортивные показывать. Ну как фокусы. Мне кусок металла дают, я гну. Сгибаю, то бишь.

Боря зарычал громче, так как не собирался слушать этот рассказ до утра. Спать, конечно, можно и во внедорожнике. Откинул сиденье — и уже почти кровать. Или на заднее лег, руку под голову подложил — тоже подушка.

— Стою, значит, гантели гну. Никого не трогаю. А в майоре вдруг коньяк заговорил. Подскочил, подбежал, вспылил.

— И что? Ударил?

— Да если бы, — протянул Стасян. — Так оно может быть вернее вышло. А не так, как случилось.

— Стасян! Короче!

— Так я и говорю как можно короче. Дай, говорит, гантель проверить. Чего ты нам тут детский сад устроил, говорит. Обидно так кричит, волнуется, слюнкой изо рта брызжет. Ну да я не брезгливый. Просто за пиджак жалко. Мать Кишинидзе всё-таки старалась.

И тут Боря понял, что мысли — это просто буквы, что складываются в слова. А слов должно быть много. Чтобы было что читать, слушать, а иногда и снимать по этому «сюжету» фильмы, чтобы было что ещё и смотреть.

— А ты чего?!

— А чего я? — немного заплутал в дебрях размышлений крановщик. — Ой, маме забыл позвонить.

И тут Боря так же понял, что если судьба пишущего — обрекать читающего на убийство времени, ничем его не наполняя взамен, а лишь развлекая, то подобных писателей следовало бы цензурировать, а не продвигать на переполненный чепухой рынок книг, которых всё равно читать некогда до выхода на пенсию.

— Так и чего ты?! — почти не выдерживал Боря этого диалога, что перерастал в допрос с размягчением мозга.

«Но, если общение с человеком после наркоза ещё можно понять. То как можно понять отсебятину так называемых писателей, что просто плодят пустоту, порождая биомассу потребителей?», — не выдержал и включился внутренний диалог на ночь глядя. И, словно прикурив от трубки, добавил философски: «Всё это — баланс спроса и предложения, Боря. Проблема в том, что многим удобно быть пустыми. Иначе придётся работать. Работа это всегда — состояние особого мышления. Не включая головы, настоящей работы не выйдет. Потому что работа — всегда процесс творческий. Иначе — переделывай».

Боря спорить не стал. Но безумно хотел выспаться, чтобы назавтра разгрести все дела и как следует поработать. И поэтому снова воскликнул:

— Стасян!!!

— А, так я и говорю, что протянул гантель на вытянутой руке. Держи, говорю, — ответил крановщик, словно от чего-то отвлекаясь. Рядом вроде бы даже послышалось «да завали, бля!», но у крановщика руки длинные, а костыли на раз-два ломает.

— Он её пытался двумя пальцами взять, — продолжил Стасян почти совсем тихо. — Типа надувная, думал. И не удержал, конечно. На ногу себе уронил. Обиделся чего-то потом. Как давай кричать и охать. Уволю, говорит.

— Так, а почему ты в госпитале? — уточнил Боря. — ТЫ, а не он!

— Так а полковник какой-то и говорит «Кого, ты блядь, увольнять собрался? Фокусника?». И давай ржать. Однокашник он Вездесуева или друг детства, вроде. Так по лицу и не скажешь. И весь зал угорать начал, как майор на одной ноге по сцене скачет, а уволить уже никого не может. Сначала, значит, все военные подхватили. Ну, в целях поддержать товарища полковника. Солидарные типа. Ну а потом по инерции и полицейские. Только Хромов подскочил, по столу кулаком ударил и говорит такой, не позволю, мол, товарища майора обижать. И все уже полицейские такие — да, не позволю. И ржать прекратили даже. Кричат военным заткнуться зачем-то. Один даже соком облил другого. Хромову первому табуреткой по челюсти прилетело. Это последнее, что помню. Очнулся на полу. Смотрю, гантель на ноге, а нога пополам. А вокруг, боря, хаос, как на рынке в чёрную пятницу. Гости от доблестных войск дерутся во всю с гостями от внутренних служб. Первых меньше, но у них по физкультуре показателей больше. А вторых больше, пузами задавили и всё тут.

Боря уже мало что понимал, протянул только:

— Ну даё-ё-ё-ёшь. Гантелей то по ноге зачем? Как позволил?

— Да кто их разберёт. Короче, менты как с вояками как давай драться во всю, я даже поник. Ни тех, ни других бить нельзя. Либо посадят, либо осудят. А потом смотрю, Сомова на удушающий взяли. Глаза на лоб полезли, подмоги просит. А у него же Хруничев дома в общаге к батарее наручниками пристёгнут. Ему нельзя отключаться, думаю. Ну я эту гантель и метнул с пола. Хорошо промазал… люстру только сбил. А как свет потух, все и затихло. Включили потом — смотрят, в мясо все угандошили друг друга и смеются. Майор с полковником так вообще самые довольные сидят. У одного передних зубов нет, второй сломанной рукой туда-сюда машет. Всё хорошо в общем, закончилось. Отлично погуляли. А потом нас на семи или восьми скорых по больничкам то и развезли. Самых тяжёлых — в военный госпиталь. Ближе всего оказался… слушай, давай завтра поговорим. Я троих уже не удержу. Не дай бог швы разойдутся.

Связь отключилась.

Боря только за голову схватился. То ли от осознания, что крановщик неплохо погулял, то ли от того факта, что завтра на работу не выйдет. Как возможно и ближайший месяц. Гантели и ноги всё-таки не совместимы. А дальше уже на вахту поедет. Хрен бы с ним, с авансом. Но с кем теперь подрабатывать?