Порт-Артур (Том 2) - Александр Степанов

- Вам не страшно? - заглядывала в палату Верочка Гаршина.

- Нисколько, - с напускным спокойствием отвечал прапорщик, хотя внутри у него еще все трепетало от страха.

- Вот и прекрасно. Вы держитесь молодцом, а в палате для тяжелых - просто кошмар: раненые волнуются, кричат, умоляют спрятать их от бомб. Даже не верится, что это взрослые мужчины, офицеры. - И сестра уходила.

Для Звонарева снова начиналась пытка, и тем не менее он не смел об этом рассказать даже Варе, боясь показаться трусом.

- Все сестры говорят, что ты во время бомбардировок ведешь себя храбрецом, - уверяла девушка.

Только как-то Акинфиевой решился он намекнуть на свое состояние.

- Что же тут удивительного? Мы с Андрюшей люди здоровые и то во время ночной бомбардировки не можем иногда уснуть.

Как-то вечером Надя зашла проведать прапорщика.

Началась усиленная бомбардировка. Несколько снарядов упали совсем близко от больницы. Заколебался пол, зазвенели разбитые стекла. Молчаливый капитан, сосед Звонарева, поспешил уйти. Прапорщик остался наедине с Акинфиевой. По напряженному выражению лица Нади Звонарев догадался о ее душевных переживаниях.

- Вам страшно, Надюша? - спросил он, беря молодую женщину за руку.

- Да, - откровенно проговорила Акинфиева. - Кажется, что вот-вот снаряд попадет сюда и всему будет конец.

- Идите вниз и спрячьтесь в подвал. Там безопасно, - предложил Звонарев.

- Но вы-то останетесь здесь один, и вам будет вдвое страшнее. В такие минуты вдвоем бывает гораздо спокойнее.

Прапорщик благодарно посмотрел на нее.

Вдруг здание вздрогнуло до самого основания. В окнах блеснуло яркое пламя. Свет погас. Посыпались стекла, захлопали двери, из коридора донесся громкий вопль. Акинфиева в ужасе бросилась к окну, как бы желая предохранить Звонарева от осколков стекла. Прапорщик быстро присел на кровати и, спустив ноги на пол, собирался ей помочь, но острая боль в ногах заставила его свалиться на постель.

Прикрыв окна ставнями, Надя ощупью приблизилась к постели.

- Где вы, Сережа?

Звонарев откликнулся, Акинфиева осторожно присела на кровать. Новый взрыв заставил ее испуганно вскрикнуть и инстинктивно склониться к больному.

Звонарев обнял ее и прижал к себе.

- Не надо, Сережа, - испугалась Акинфиева и быстро вскочила с кровати. Какое варварство - специально обстреливать госпитали, - проговорила она. Мы же, лечим их раненых наравне со своими, а они...

- По-видимому, вопросы гуманности чужды японской военщине, - ответил Звонарев.

Вскоре бомбардировка прекратилась, и Акинфиева стала прощаться.

- Андрюша с десантом "севастопольцев" сейчас находится в резерве около Скалистого кряжа. Я на время перебралась в Пушкинскую школу и буду изредка заглядывать к вам.

Звонарев быстро поправлялся. Он даже бродил по палате на костылях. Варя внимательно следила за ним, как любящая мать следит за первыми шагами своего ребенка, боясь, чтобы он не оступился и не упал.

Частый обстрел госпиталя делал пребывание в нем не безопасным. Зайдя как-то в палату. Миротворцев разрешил Звонареву походить на костылях по двору.

- Только не увлекайтесь. Ступайте пока только на левую ногу, правую надо еще поберечь.

- Скоро ли вы его выпишете, Сергей Романович? - спросила Варя.

- Для строя он пока не годен, а если его поместить в частной квартире можно выписать хоть завтра.

- Вот и отлично! Переговорю сегодня же с папой и мамой, и ты поедешь к нам, - решила Варя.

Но Звонарев заупрямился, не желая стеснять Марию Фоминичну.

- Что вам за охота сидеть здесь, подвергаясь опасности постоянных бомбардировок? - проговорил Миротворцев. - Ехали бы куда-нибудь на Ляотешань или Тигровый полуостров. Там совершенно спокойно, а у нас даже на дворе начинают летать ружейные пули. Дальше будет еще опаснее.

- Мы переберемся на Электрический Утес, - надумала Варя.

- Но там нет места, - заколебался прапорщик.

- Найдем. Освободилась комната Жуковского и Чижа. Я помещусь вместе с Катей или Шурой, - быстро решила Варя.

- Необходимо также ежедневно массировать ноги, - предупредил Миротворцев.

- Я сама буду делать ему массаж.

Через день, тепло попрощавшись с Миротворневым, Звонарев осторожно спустился в вестибюль и с Варей сел в экипаж Белого. Вася торжественно водрузился на козлы рядом с кучером.

Старый город производил жалкое впечатление. Разбитые дома, изрытые воронками мостовые и тротуары, обугленные стропила, закопченные стены - все это говорило о войне и длительной осаде. Около дома Стесселя стояла группа пестро одетых женщин, окруженных полицейскими. Среди них Звонарев, к своему удивлению, заметил Лолочку и Лелю Лобину. Женщины о чем-то громко спорили с городовыми.

- В чем дело, Леля? - остановила экипаж Варя.

- Я шла по улице, когда ко мне подлетел этот субъект и потащил сюда.

Оказывается, он принял меня за проститутку и повел на расправу к самой Вере Алексеевне.

- Немедленно отпустите ее! - сердито крикнула Варя полицейскому.

- Я эту госпожу хорошо знаю, она жена офицера.

Сейчас же освободите ее, - обозлился и прапорщик.

- Не имею права, - угрюмо твердил фараон.

- Садись к нам в экипаж, Леля, - пригласила подругу Варя.

Но полицейский схватил учительницу за руку. Лобина вырвалась и бросилась к экипажу. Полицейский схватил ее за пальто. Вне себя от гнева Звонарев ударом костыля сбил полицейского с ног.

В этот момент отворилась дверь, и на крыльце появилась Вера Алексеевна в сопровождении ротмистра Водяги.

- Варя, мосье Звонарев, что за расправа с городовым? - пропела генеральша сладким голоском. - Никак не ожидала, что вы столь темпераментны, господин Звонарев. Вы, верно, еще не оправились от ранения и не вполне здоровы!..

Варя, запинаясь и путаясь от волнения, объяснила генеральше все происшедшее.

- Таких "жен" у каждого мужчины бывают десятки А вам, сударыня, повернулась генеральша к Леле, - как учительнице, стыдно якшаться со всякой тварью. Пусть это будет вам впредь наука. Вы свободны!

- Старая жаба! - выпалила Лолочка, глядя на Стессельшу.

- Повтори, повтори, что ты осмелилась сказать? - повернулась к ней генеральша.

Тут Лолочка пустила в ход весь свой обширный лексикон нецензурных выражений, так что даже видавший виды Водяга оторопел. Вера Алексеевна поспешила зажать уши.

- Эту мерзавку сейчас же выпороть, сто розог! Остальных на неделю отправить в портомойню, - распорядилась она.

Звонарев приказал кучеру поскорее трогаться. Все еще взволнованную Лелю довезли до Пушкинской школы.

- Я презираю эту грязную Лолку, но Стессельшу она выругала поделом и за себя и за Лелю, - говорила Варя. - На месте Стаха я застрелила бы Веру Алексеевну за такое оскорбление жены - Приходится радоваться, что у тебя будет всего только муж.

Не успели они доехать до Утеса, как их обогнал экипаж с матросом на козлах. В нем торжественно восседала Лолочка рядом с мичманом, флаг-офицером Григоровича.

- Моему старику пришлось основательно раскошелиться, чтобы освободить меня, - крикнула она. - А здорово я отделала эту старую.

Мичман поспешил зажать рукой хорошенькие губки своей соседки.

- Скорей поправляйся, пупсик! - крикнула она Звонареву.

- Как она смеет так обращаться с тобой? - возмутилась Варя.

- Чтобы подзадорить тебя. Ты должна знать, что на таких особ, как Лолочка, не принято обижаться.

На Утесе Звонарев поместился в небольшой комнате. выходящей окнами в тыл батареи. Ему хорошо была видна казарма, превращенная в лазарет для выздоравливающих, кухня, электрическая станция, а в отдалении - кладбище, где хоронили утесовцев. Варя выпросила себе перевод на Утес и теперь работала вместе с сестрой под начальством доктора Зорина Орудия на батарее обслуживались моряками с броненосца "Пересвет" под начальством лейтенанта Любимова, но командиром Утеса состоял капитан Андреев Этими лицами и исчерпывалось общество Звонарева.

Варя поместилась в одной комнате со своей сестрой. Шура Назаренко, расставшись с Гудимой, вернулась к родителям Под вечер она пришла проведать Звонарева. Глядя на ее пополневшую фигуру, осторожные плавные движения, прапорщик догадался, что она ждет ребенка Заметив его пристальный взгляд, девушка густо покраснела. Чтобы не смущать ее, прапорщик заговорил о своих ранах, положении на фронте, о погоде. Шура мало-помалу осмелела - Ушла я от Алексея Андреевича, - тихо промолвила она.

- И хорошо сделали. Помните, я вам как-то говорил: со временем все забудется, и вы найдете себе другого человека, по сердцу.

В тот же вечер Звонарев передал Варе свой разговор с Шурой.

- Надо будет устроить ее в Пушкинскую школу, - тотчас придумала Варя.

На следующее утро, сидя в кресле у окна, Звонарев увидел Шуру, идущую по двору. Девушка несла охапку дров. Ее полный живот особенно выпятился вперед.