Белый ягуар - вождь араваков. Трилогия - Аркадий Фидлер

Капитан, отступив вдруг от меня на два-три шага назад и в упор разглядывая с ног до головы с нескрываемым и даже беспокойным любопытством, загадочно улыбался. Наконец он добродушно прервал затянувшееся молчание:

— Как дела, мистер Джон Бобер? Well, ваша милость, как я и предполагал, не так ли? Вот я и вижу наконец перед собой человека, поднявшего заваруху в Вирджинии, за голову которого законные власти назначили изрядную цену, человека, примкнувшего к пиратам, потом защищавшего беглых рабов и поголовно истребившего испанский отряд, а заодно захватившего у него шхуну и немало огнестрельного оружия, человека, в бараний рог скрутившего дона Эстебана, посланца венесуэльского коррегидора в Ангостуре, и перебившего к тому же его людей, человека, который, завоевав любовь и доверие двух племен, араваков и варраулов, стал некоронованным королем нижнего Ориноко…

Капитан произнес эту длинную тираду в тоне весьма дружелюбном. Я слушал его со всевозрастающим удивлением: откуда этот посторонний человек мог знать столь много подробностей моей жизни? Едва он на минуту умолк, я, заинтригованный, прервал его речь и сказал:

— Если ваша милость намерен был речью своей повергнуть меня в крайнее изумление, то цели своей вполне достиг. Информация у тебя выше всяких похвал, однако же в двух пунктах есть ошибки.

— Не может быть! — изумился он, словно задетой оказалась его честь. — В каких же пунктах?

— Не я перебил людей дона Эстебана…

— Но ведь несколько человек убито?

— Действительно убито, но без моего участия… Ну и насчет короля нижнего Ориноко тоже не совсем…. И все же я прошу открыть, сэр, каким чудом узнал ты обо мне столь много?

— Я плыву с юга, из голландских факторий на Эссекибо, и, можешь мне верить, я там лицо не из последних.

— Значит, ваша милость, ты затем лишь и плыл сюда, в низовья Ориноко, дабы доставить мне удовольствие поведать об этом? — рассмеялся я.

— Я плыву из Гвианы в Бостон и действительно свернул с пути для беседы с твоей милостью, но отнюдь не на тему о твоей популярности, а на предмет куда более важный.

Тем временем мы подошли к тольдо и уселись в его тени.

Я представил капитану вождей, женщины подали угощения, и началась трапеза. Я заметил, что гостю не особенно пришлась по вкусу грубая индейская пища, а к напитку кашири он вообще не прикоснулся, зато подозвал к себе матроса с вместительной корзиной, велев ему выставить несколько бутылок рома. Я настолько отвык от алкоголя, что небольшой глоток обжег мне рот словно кипятком, мгновенно вызвав сильное, но, к счастью, непродолжительное головокружение. На душе у меня было радостно оттого главным образом, что после долгих двух лет я мог наконец снова говорить с земляком, и притом, судя по всему, с земляком, настроенным весьма дружелюбно.

Капитан пожелал попотчевать ромом вождей, и я решил не лишать их этого редкого удовольствия, но следил, чтобы каждому наливали самую малость.

— К чему такая воздержанность? — Гость чуть заметно обиделся.

— Сегодня нам предстоит неприятная необходимость пролить кровь, — просто ответил я.

— Пролить кровь?

— Да, сегодня нам придется вступить в бой с акавоями, явившимися в наши края.

Капитан смотрел на меня так, будто у него сразу спутались все мысли. Спокойствие, с каким я ему об этом поведал, явно вывело его из равновесия. Минуту спустя гость взял себя в руки и несколько раздраженно произнес:

— Молодой человек изволит довольно странно шутить.

— Молодой человек, — ответствовал я мирно, — хотел, чтоб это была шутка. Но, увы, это не так. Сегодня нам предстоит бой…

— Goddam you! Ты говоришь об этом с таким невозмутимым спокойствием?

— Что делать, сэр! Рвать на себе волосы? Этим врага не сразишь!

— А где же акавои?

— Основной их отряд скрывается где-то на противоположном берегу реки, примерно в миле отсюда, а восемь из них здесь, в нашем селении.

— Пленные?

— Да нет, на свободе. Они явились сюда на разведку под видом торговцев…

Видя изумление на его лице, я в деталях изложил ему суть дела. Он слушал, потирая лоб и бросая на меня искоса странные взгляды, а едва я закончил рассказ, вскочил и попросил проводить к этим мнимым торговцам.

— Весьма охотно, — согласился я, — тем более что их нужно проводить. Сегодня после полудня они отплывают.

Как раз в это время люди Манаури подтащили к месту, где расположились акавои, предназначенную для них итаубу. Дабаро с двумя соплеменниками осматривал лодку и при виде скверного ее состояния недовольно сопел.

— Другой не дадим, — проговорил Манаури, — продается только эта.

Неохотно, но они все же согласились. И тогда капитан обратился к ним по-акавойски:

— Откуда вы родом?

Дабаро, удивленный не менее нас тем, что капитан знает его родной язык, ответил:

— С берегов реки Куюни.

— А точнее? Кто у вас вождь?

— Мы живем в устье реки Тапуту. Агаро наш вождь…

— Где он сейчас?

— Не знаю.

— Значит, ты скверный воин, если не знаешь, где твой вождь… В устье реки Тапуту есть голландская фактория. Ты был в ней?

— Был. Я купил у голландцев товар, чтобы его перепродать.

— Голландцам нужны рабы на плантации. Тебе об этом известно?

— Нет, господин.

— Ах ты каналья! — махнул рукой капитан, и мы вернулись под сень тольдо, а по пути сопровождавший нас Фуюди перевел мне содержание беседы капитана с акавоями.

Капитан угостил нас ямайскими сигарами и довольно долго молчал, над чем-то размышляя. Потом он приказал принести ему с брига карту Гвианы и восточной Венесуэлы. Разложив ее передо мной, он стал объяснять:

— Вот здесь, в устье реки Тапуту, в среднем течении Куюни, находится фактория голландцев, их наиболее выдвинутый на северо-запад форпост, хотя в основном они обосновались на реке Эссекибо и еще южнее. Со времен сэра Уолтера Райли, почти полтора века тому назад побывавшего на этих берегах, мы, англичане, пытаемся утвердиться на реке Эссекибо и ее притоке Куюни. Но, к сожалению, голландцы сидят здесь прочно и не хотят пускать нас в Гвиану. Они сманивают на свою сторону местных индейцев, особенно акавоев, и натравливают их на другие племена, заставляя захватывать рабов для своих плантаций. Эти ваши акавои прибыли сюда на лодках с юга, с берегов Куюни, через плоскогорье Пиака примерно вот здесь, — он провел пальцем по карте, — и, таким образом, оказались у истоков Итамаки. Это, Джон Бобер, еще одно звено наших общих интересов! — Слово «наших» он проговорил с особым ударением и сквозь сигарный дым устремил на меня испытывающий взгляд.