Скифская чаша - Ростислав Самбук

Рутковский еще раз внимательно прочитал фамилии и помахал листком, подзывая агента.

— Вот, — сказал чуть ли не торжественно, — вот этот список! Я нашел его.

Агент потянулся к листку, но тут в комнату заглянул другой человек.

— Тревога, — сообщил. — Вернулась старая карга, и нужно срочно линять.

— Кто вернулся? — не сообразил Рутковский.

Вместо ответа первый агент схватил ящик-сейф, быстро положил назад бумажник и бумаги, перевязав их веревочкой. Другой агент задвинул ящики письменного стола, забрал у Рутковского листок со списком, подтолкнул в переднюю.

— Смываемся!

Первый тихо открыл входные двери, выглянул. Подал знак, что можно идти, и потянул за собой Максима. Тот наконец сообразил, что домой вернулась жена Лакуты, — наверное, она старалась открыть двери, не сумела и пошла за помощью.

Они спустились на первый этаж и вышли из парадного, чуть не столкнувшись с женщиной в сопровождении пожилого человека в клетчатой рубашке. Женщина посмотрела на них внимательно, но не остановилась, один из агентов вежливо уступил ей дорогу и уверенно направился к машине. Максим с другим агентом подождали, пока он подгонит «форд», и сели в автомобиль.

— Чудесно... — пробормотал первый агент, — Я не думал, что так быстро управимся.

Рутковский протянул руку:

— Дай сюда список.

— Зачем тебе? — спросил агент недовольно.

— Хочу еще раз убедиться, действительно ли тот.

Агент подал листок. Максим не торопясь прочитал список.

— Ну? — нетерпеливо спросил агент.

— Порядок, — засмеялся Рутковский и отдал листок. — Нет никакого сомнения.

Теперь Максим был уверен, что точно запомнил фамилии и координаты резидентов, но на всякий случай откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и еще раз возобновил их в памяти. Еще раз и еще...

— Доброе утро, пани Мирослава. — Луцкая поискала место, где поставить мокрый зонтик, и ткнула его между вешалкой и пылесосом. — Погода совсем испортилась. Как доехали?

— А я вернулась еще вчера вечером. Слава богу, а то пришлось бы добираться под ливнем. Проходите, панна Стефа, у меня еще не убрано, не обращайте внимания. Завтракали?

— Не беспокойтесь, пани Мирослава, я по делам.

— К такой старой, как я, без дел уже не заходят. Я угощу вас кофе, не отказывайтесь, милая, такого кофе вы не выпьете нигде, и даже покойный пан Зиновий признавал это. Хоть привередливый был, а мой кофе любил, царство ему небесное.

Стефания прошла в гостиную, осмотрелась.

— Кофе немного позже, — попросила, — а сейчас давайте поговорим.

— Садитесь, миленькая. — Пани Мирослава подвинула гостье стул, сама примостилась на диване. — Слушаю вас.

— Я по поручению организации... У пана Зиновия был один документ, который принадлежит ЗЧОУН. И мы должны найти его, — пояснила Луцкая.

— Ну, моя милая, — возразила пани Лакута, — теперь здесь все принадлежит мне, и я бы не хотела, чтобы чужие люди своими руками...

— И вы считаете меня чужой? — оскорбилась Стефания.

— Какая же ты мне родственница?

— Я прошу позволить пересмотреть бумаги пана Зиновия.

— А если я не захочу?

— Я же сказала: здесь хранится важный документ организации.

— А идите вы к черту со всеми вашими организациями!

— Не забывайтесь, пани Мирослава!

— А кто убил Зиновия? Бандиты из ваших...

— Мы найдем их и накажем, потому что они действительно бандиты.

— Другие не лучше.

— Я бы не советовала вам, пани Мирослава!

— У меня свой ум.

— А если есть, то поймите, что пан Зиновий имел отношение к секретам организации. И должна вам напомнить...

— Не пугай!

— А я не пугаю, лишь предупреждаю.

Видно, пани Лакута и сама поняла, что зашла далеко, так как сказала примирительно:

— Ну ладно, что тебе нужно?

— Я же сказала, у пана Зиновия хранился один документ, точнее, список...

— У него тут всякого хлама...

— Я поищу.

— Ищи, милая, только вряд ли что-нибудь найдешь.

Луцкая огляделась, вздохнула. Подошла к стеллажу, сняла несколько книг, начала листать страницы.

Пани Мирослава отобрала у нее книжку, взяла за корешок, потрусила.

— Делай так, милая, а то и правда два дня будешь искать.

Не ожидая ответа, направилась в кухню готовить кофе. Через несколько минут она принесла дымящийся кофейник и печенье, неодобрительно посмотрела на Стефанию и пригласила:

— Да прервись, милая, глотни кофе, вкусный.

Сели около журнального столика, отхлебнули напитка, и Луцкая, не выпуская чашечку из тонких пальцев, спросила:

— Может быть, поможете нам, пани Мирослава! Организация не забудет вас:

— А-а, — махнула рукой, — все только обещают, вон Зиновию тоже обещали, а что? Пшик, видите, чистый пшик, и мне придется теперь где-то устраиваться...

Луцкая поставила чашку, взяла пани Лакуту за руку, крепко сжала.

— Я не шучу, — сказала, не сводя с нее взгляда. — Мне трудно назвать сейчас точную сумму, но в случае удачи вы получите от пяти до десяти тысяч марок.

— А в случае неудачи?

Луцкая не стала врать и развела руками. Пани Лакута немного подумала и согласилась:

— Хорошо, моя милая. По-моему, Зиновий держал самые важные документы здесь, в сейфе. — Вытянула железный ящик из-под письменного стола, достала из сумки ключ, отперла. Показала бумажник и перевязанные бечевкой бумаги. Взяла их, глядя на них немного растерянно. Наконец сказала нерешительно: — Я завязывала их не так...

Луцкая отобрала пачку, спросила:

— А как?

— На той неделе складывала бумаги и завязала крест-накрест. А теперь перевязаны один раз.

Стефания нервно сорвала бечевку, начала перебирать бумаги. Пальцы ее чуть дрожали. Перебрав, спросила:

— Кто, кроме вас, имел доступ к сейфу?

— Ключ один, и он у меня в сумке.

— Точно помните, что перевязывали пачку крест-накрест?

— Склерозом еще не страдаю. Подожди... — поднялась вдруг она. — Подожди, милая... — Пани Мирослава начала быстро выдвигать ящики письменного стола, — Смотри, и в столе рылись...

— Кто?

— Если бы я знала. Тут видишь, у меня порядок был, лежали тетради, а сверху конверты, я сама положила кучкой, а теперь разбросаны.

— Выходит, в ваше отсутствие кто-то побывал в квартире?

Пани Лакута захлопала глазами:

— Кто мог?

— Никому не оставляли ключи?

— Нет, милая, никому. Теперь такие люди пошли: и не заметишь, как ограбят!

— А ключи пана Зиновия?

— Здесь, в ящике... — Вынула из письменного стола два ключа на цепочке. — Вот они, от квартиры. Замки у нас новые, с секретом, даже я вчера сразу не смогла открыть. За слесарем ходила.

Луцкая насторожилась.

— За каким слесарем?

— Разве не понимаешь? Вчера приехала поздно, в одиннадцать, хочу отпереть двери, а верхний замок не работает, заело. Пришлось идти за слесарем.

— И он открыл?

— Конечно.

— Сразу?

— Да, моя милая, мужчины к этой технике лучше приспособлены.

Луцкая немного подумала и спросила:

— Когда возвращались со слесарем, никого не встретили? Может быть, кто-нибудь выходил из парадного? Или на лестнице?

— Какое это имеет значение?

— Имеет, пани Мирослава, я прошу вспомнить.

— Ну выходили какие-то...

— Сколько их было?

— Кажется, трое.

— А точнее?

— Трое. Я еще подумала, у кого-то гостили, так как раньше не видела.

Луцкая покопалась в сумочке, достала фотографию Рутковского.

— Этот был среди них?

Лакута рассматривала, держа фотографию на ладони. Ответила:

— Хороший парень, и кажется, был.

— Кажется или точно?

— Был. Я еще запомнила: в сером костюме.

— Но возвращались ночью, темно.

— А у нас перед подъездом фонарь. Около самых дверей.

Луцкая спрятала фотографию. Лицо у нее вытянулось и глаза потемнели. Выходит, до нее здесь побывали трое, и один из них — Максим. Наверное, люди Лодзена, и они опередили ее. Также искали список резидентов, вероятно, нашли — пани Лакута спугнула их, торопились и не успели навести порядок.

Однако откуда узнали о списке? Наконец, могли и не найти его. Может быть, действительно лежит в какой-нибудь папке или книге...

Луцкая взялась искать снова. Проверяла каждую книжку, каждую папку, догадываясь, что делает напрасную работу, но должна была довести ее до конца, хотя бы для успокоения совести. Перед вечером, просмотрев последнюю книжку, позвонила Щупаку. Уже не приглашала домой, проголодалась и назначила встречу в маленьком ресторанчике поблизости от дома Лакуты. Она уже доедала десерт, когда наконец приехал пан Модест. Выслушав Стефанию, посерел. Стукнул палкой об пол, вынес приговор:

— Твой милый, и больше никто!

— Вы сказали: про этот список знают лишь трое — Лебедь, вы и я...