Жюльетта - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

Так как же должен рассуждать здравый умом человек, когда он критическим взором взглянет на сию абсурдную выдумку о вечном проклятии рода человеческого за то, что когда-то был съеден запретный плод в райском саду? Как бы ни была непоследовательна эта глупая сказочка, как бы ни была она нам противна, позвольте мне ненадолго остановиться на ней, ибо в ней исходный момент рассуждений, приводящих нас к вечным адским мукам. Неужели беспристрастного рассмотрения данного абсурда недостаточно, чтобы убедиться в его нелепости? Ответьте, друзья мои: мог ли кто-то, преисполненный доброты, додуматься до того, чтобы посадить в своем саду дерево, приносящее прекрасные, но ядовитые плоды, а потом наказать своим детям, чтобы те не подходили к нему, добавив, что они умрут, если съедят хоть один плод? Да едва лишь узнав, что такое дерево растет у него в саду, этот бесконечно мудрый папаша должен был срубить его немедленно, тем более зная, что, отведав ужасных плодов, дети его погибнут сами и обрекут все последующие поколения на непоправимые несчастья! Однако же сказка говорит об обратном: Бог знает, что человек должен погубить себя и свое потомство, если попробует яблоко; выходит, Бог не только внушил человеку поддаться искушению, но в своей злобе не остановился и перед тем, чтобы устроить это искушение. Человек не устоял и погиб: он сделал то, к чему подтолкнул его Бог, к чему он призвал его и теперь любуется им – павшим и проклятым навеки. Я нахожу подобную жестокость и порочность беспримерными. Повторяю: я с радостью избавила бы вас от цитирования этого непристойного анекдота и не использовала бы его в своих рассуждениях, если бы не тот факт, что догмат об аде, который я желаю вырвать с корнем, – одно из самых естественных и самых мрачных последствий той давней истории в райском саду.

Разумеется, все это можно считать аллегорией, пригодной для минутного развлечения, но никоим образом не в качестве серьезного предмета спора, и достойной упоминания разве что вместе с баснями Эзопа или с неуемными фантазиями Мильтона, так как эти выдумки только на то и рассчитаны, между тем, как библейские заклинания, требующие нашей веры и лишающие нас законных наших удовольствий, таят в себе немалую опасность, и бороться с ними следует безжалостно и бескомпромиссно.

Так давайте осознаем, наконец, что факты, подобные тем, что составляют скучнейший роман, называемый Библией, представляют собой чудовищную выдумку, достойную упоминания лишь в той мере, в какой это не относится к нашему благу или нашему несчастью. Пора понять, что догмат о бессмертии души, который впервые был заявлен ещё до того, как душа эта заслужила вечного блаженства или вечных мук, – самая беспардонная, самая вызывающая, самая грубая и неуклюжая ложь на свете; когда мы умираем – умирает все наше естество, точно так же, как это происходит с животными, и независимо – от того, как мы вели себя в этом мире, ровным счетом ничего не изменится для нас после того, как мы отбудем на земле срок, отпущенный нам Природой.

Нам всегда внушали, что вера в вечное наказание абсолютно необходима для того, чтобы держать в рамках нас, смертных, поэтому, мол, надо всемерно беречь и распространять её. Но когда становится очевидным, что эта доктрина фальшива, что она не выдерживает никакой критики, мы должны признать, что в ней заключено много больше опасностей, нежели пользы, особенно если употреблять её как основу морали и этики. Она принесет больше зла, чем добра, как только с ней столкнется человек, который, рационально исследовав её, отбросит её как фикцию, каковой она и является, и беззаботно бросится в океан злодейств, ибо в тысячу раз лучше не накладывать на человека вообще никаких ограничений, чем будет хоть одно, которое тот вздумает проигнорировать и нарушит его. В первом случае желание творить зло может никогда не прийти в его голову, но наверняка оно возникнет, если будет соблазн нарушить какой-нибудь запрет, так как в нарушении чего бы то ни было заключено ещё одно удовольствие; так уж смешно устроен человек, что никогда он не любит зло так сильно, никогда с таким рвением не служит ему, как в те минуты, когда его от этого предостерегают.

Кто изучил человеческую натуру, должен признать, что все несчастья, все страдания, как бы велики они ни были, с расстоянием затушевываются и кажутся не столь ужасными, как те незначительные опасности, которые обступают нас вплотную. Очевидно, что угроза близкого и непосредственного наказания намного эффективнее и скорее удержит вероятного преступника, нежели грядущее в отдаленном будущем наказание. Что же до злодейств, не укладывающихся в рамки закона, разве людей не уберегут от них скорее соображения здоровья, порядочности, репутации и прочие светские условности, нежели страх перед

будущими нескончаемыми несчастьями, которые редко кому приходят в голову, а если и приходят порой, то обыкновенно как смутные бесформенные образы, от которых легко отмахнуться?

Чтобы судить о том, что скорее всего удержит людей от зла: страх перед жестокими вечными муками в другом мире или страх перед конкретным и близким наказанием на земле, допустим на минуту, что первый из этих страхов является универсальным, а второго не существует вообще, тогда легко представить себе, что мир тут же наводнят преступления. А теперь представим обратную картину: допустим, неожиданно исчез страх перед вечным наказанием, а боязнь близкой и осязаемой кары осталась, и мы не замедлим увидеть, что эта боязнь намного сильнее воздействует на человеческое поведение, чем наказание отдаленное, где-то там, в будущем, о котором забывают, едва лишь возгораются страсти.

Разве каждодневный опыт не служит убедительнейшим доказательством того, как мало значит страх перед наказанием в загробной жизни для тех самых людей, которые неистово в него верят? Догмат о вечных муках особенно распространился среди испанцев, португальцев и итальянцев, то есть среди самых развратных народов. Где вы встретите больше тайных преступлений, чем среди священников и монахов – тех самых, которые, казалось, должны до глубины души проникнуться религиозными истинами? Итак, мы видим, что очень редко приносит плоды догмат о вечных муках, зато часто встречаем примеры его отрицательного воздействия. Эта доктрина, неизбежно наполняющая душу горечью, в то же время рисует нам образы, показывающие Всевышнего в самом неприглядном свете; она делает сердце каменным и приводит его в отчаяние. Этот жуткий догмат воспитывает атеизм, безбожие, неверие, и всякий здравомыслящий и приличный человек приходит к выводу, что гораздо проще и удобнее вовсе не верить в Бога, что лучше признать его жестоким, капризным деспотом, сотворившим людей исключительно для того, чтобы ввергнуть их в бесконечные несчастья, сомнения и страхи.