Шаман - Ной Гордон

Это было уже слишком, у меня голова пошла кругом от таких перспектив, потому что моей мечтой всегда было просто стать врачом. В конце концов они придумали программу, благодаря которой я получу дополнительные преимущества. Так же, как это происходило во время моей летней подработки, я буду по утрам оперировать с Бервином, а вечером — работать с Мак-Гованом в патологии; но теперь я не буду делать черную работу, как в бытность свою студентом — теперь я буду выполнять обязанности доктора. Несмотря на их доброту, не знаю, хочу ли я остаться в Цинциннати. Мне не хватает маленькой деревеньки, где я знаю всех и каждого.

Южанам по духу больше подходит Цинциннати, чем Холден-Кроссинг. Билли Хенрид признался паре самых близких своих друзей, что после выпуска пойдет хирургом в армию конфедератов. Два дня назад я ходил на прощальный ужин к Хенриду и Куку. Всем было неловко и грустно, потому что они оба понимали, что присоединятся к разным сторонам в этой войне.

Новости о том, что президент Линкольн подписал декларацию, сулящую свободу всем рабам, вызвали массу недовольств. Знаю, ты не интересуешься делами президента из-за его участия в истреблении сауков, но я восхищаюсь им — ведь он хочет подарить свободу всем рабам, идя против своих личных политических интересов. Северяне повсюду готовы принести себя в жертву, если это поможет спасти Союз, но они не хотят, чтобы результатом войны стала отмена рабства. Кажется, они просто не согласятся уплатить эту ужасную, кровавую цену, если конечной целью этих бесконечных битв станет освобождение негров. В битвах обе стороны терпят ужасные потери — будь то второй Бул-Ран или Антитам. Доходят слухи о бойне при Фредериксбурге, в которой пострадали, пытаясь одержать верх над южанами, почти тринадцать тысяч солдат. Многие из тех, с кем я общаюсь, после таких событий впали в отчаяние.

Я непрерывно беспокоюсь о тебе и Алексе. Тебе, возможно, это не понравится, но я начал молиться сам не знаю кому или чему, но прошу всегда об одном — чтобы вы оба вернулись домой целыми и невредимыми.

Пожалуйста, старайся не забывать о своем собственном здоровье, позаботься о себе так же, как обо всех остальных, и помни о том, что тебя ждут те, кто полностью полагается на твою силу и доброту.

Роба Джея не страшили палаточная жизнь или сон на твердой земле. Гораздо сложнее было жить с мыслями, которые ни на миг не оставляли его: он все гадал, почему на самом деле пришел сюда и чем закончится эта ужасная гражданская война. Положение южан явно с каждым днем ухудшалось.

— Мы не победим, постоянно проигрывая, — заявил майор Воффенден в один из своих немногочисленных моментов просветления.

Большинство солдат, с которыми жил в одном лагере Роб Джей, всегда напивались в стельку, будучи не при исполнении, особенно после выдачи жалования. Они пили, чтобы забыть, чтобы вспомнить, чтобы отпраздновать и чтобы поддержать друг друга. Грязные парни едва держались на ногах и напоминали бешеных псов на привязи, всегда готовые грудью встретить смерть и настичь своих заклятых врагов — других американцев — таких же грязных и пьяных, как они сами.

Почему они всей душой жаждут убивать конфедератов? Мало кто из них умом понимал это. Роб Джей видел, что война забрала у них разум и смысл жизни, и теперь они мыслят иными категориями, забыв о причинах и следствиях. Они рвались в бой, потому что шла война и потому что убийство официально провозгласили достойным делом каждого патриота. И этого оказалось достаточно.

Ему хотелось взвыть от беспомощности, наорать на них, закрыть всех генералов и политиков в темной комнате, как расшалившихся глупых детей, схватить их всех одновременно за горло, встряхнуть хорошенько и спросить: «Да что же вы? О чем вы думали?»

Но вместо этого он принимал больных каждый день и давал им рвотный корень, хинин и болеутоляющие средства, а потом всякий раз внимательно глядел под ноги, идя в сторону своей палатки, будто бы находился на огромной псарне.

В свой последний день в сто шестом канзасском полку Роб Джей нашел казначея, забрал восемьдесят долларов жалованья, вернулся в палатку, повесил Мее-шоме на плечо и упаковал чемодан. Майор Воффенден, укутавшийся в пончо из парусины, даже не открыл глаз, чтобы сказать хоть слово на прощание.

Ходили слухи, что за пять дней до этого измученные солдаты шестьдесят седьмого пенсильванского полка уныло промаршировали к пароходам и отбыли на юг, в Миссисипи, где разворачивалась битва. Теперь другие судна доставили сюда сто тридцать первый индианский, бойцы которого ставили палатки на месте лагеря, разбитого прежде пенсильванцами. Роб Джей отправился искать командира части; тот оказался совсем молодым полковником — на вид ему было чуть за двадцать. Звали командира Алонсо Симондс. Полковник Симондс рассказал, что как раз подыскивает себе полкового врача. Его хирург отслужил свои три месяца и вернулся домой, в Индиану, но даже у того никогда не было младшего хирурга. Он с пристрастием расспросил доктора Коула, и, казалось, послужной список врача впечатлил его, но, когда Роб Джей заявил, что у него есть определенные условия, при которых он готов поступить на службу, полковник Симондс засомневался.

Роб Джей тщательно вел учет своих больных в сто шестом полку.

— Почти каждый день тридцать шесть процентов солдат лежали в палатках без сил или стояли в очереди на осмотр. Иногда бывало даже хуже. Как у вас в полку обстоят дела со здоровьем?

— Многие наши болеют, — развел руками Симондс.

— Я с удовольствием помогу вам улучшить эту ситуацию, полковник, если вы поможете мне.

Симондс получил звание полковника всего четыре месяца назад. Его семья владела фабрикой по производству керосиновых ламп и лампового стекла в Форт-Уэйне, так что он отлично знал, какой убыток терпит производство, когда рабочие болеют. Сто тридцать первый индианский полк также сформировался четыре месяца назад из одних лишь новобранцев, и уже через пару дней его отправили в дозор в Теннесси. Он считал большой удачей тот факт, что им лишь дважды довелось поучаствовать в серьезных перестрелках, подобравшись слишком близко к врагу. За это время было убито два человека, всего один получил ранения, но в его рядах было так много больных лихорадкой, что, знай об этом конфедераты, они легко смогли бы пройти прямо через лагерь полка, не встретив никакого сопротивления.