Зимний излом. Том 1. Из глубин - Вера Камша

– Вы – адъютант адмирала, – шаутбенахт переступил через переломанные доски, – и вы отвечаете за его жизнь.

– Что? – выкрикнул Руперт. – Олаф жив?!

– Ранен и оглушен, – фок Шнееталь глухо закашлялся и затряс головой. – Проклятое горло, как некстати... Руппи, постарайся дотащить его до берега. Будь он в сознании, он бы не позволил, но не было бы счастья, да несчастье помогло. Я послал весть Цвайеру, но дошла ли она... Короче, как старший морской начальник, приказываю тебе спасти адмирала. Любой ценой! Ты меня понял?

– Д-да!

– У тебя есть вельбот и гребцы, бо́льшего я тебе дать не могу...

– А вы? – зачем-то спросил Руппи.

– Мы остаемся, – прокашлял фок Шнееталь, – нужно дотянуть до темноты. Когда торговцы уйдут, уйдут все, кто сможет...

Очередной залп прекратил рвущий душу разговор. Если б грот-мачта не была сломана, она сломалась бы сейчас, парой бье ниже. Брызнули осколки древесины, смешались с картечью – вдогонку тяжелым пушкам фрошеры саданули из легких.

– Как он? – окликнул фок Шнееталь невысокого толстячка, в котором Руперт узнал корабельного буфетчика. Значит, врач погиб, и отец Александер, скорее всего, тоже...

– Ой, – лекарь поневоле был бледен, как козий сыр, – шаутбенахт... Кровь не унимается.

– Ты понимаешь в ранах? – рука Шнееталя вцепилась в плечо Руперта.

– Нет, – какой он все-таки бездельник. Ну что ему стоило прослушать курс медицины или хотя бы книжки посмотреть, так ведь нет. – Не понимаю, но Зюсс... Он делает перевязки.

– Как мы все, – скрипнул зубами капитан. – Здесь надо картечину вынимать. Берите его... Будете спускать, привяжите к носилкам. Руппи, он упал головой вперед, сверху свалился рей, но череп вроде цел.

Двое матросов подхватили носилки. Лицо адмирала было спокойным, как у спящего или мертвого, здоровая рука свесилась вниз.

Им повезло, фрошеры не стреляли. То ли перенацеливали пушки, то ли отдыхали, а может, решили, что «Ноордкроне» мертва.

– Ничего, – глядя прямо перед собой, прохрипел фок Шнееталь, – мы о себе напомним... Маневрировать мы толком не можем, но стрелять – вполне.

Да, стрелять из оставшихся пушек, пока фрошеры не разнесут тут все до конца. Этого не избежать, разве что бросить все к Леворукому и уползти к берегу. К дриксенскому берегу, на котором нет ничего, кроме болот.

– Я хотел бы быть с вами, – тихо сказал Руппи, глядя на исчезавшие за бортом носилки, – я был бы с вами!

– Я знаю, – вздохнул шаутбенахт, – но ты нужен адмиралу, а адмирал нужен Дриксен.

– Господин шаутбенахт... Может, лучше подождать дотемна, а потом перебраться на «Воина»...

– Нам столько не продержаться, и потом, мы собираемся не умирать, а убивать, – пообещал капитан «Ноордкроне» и вдруг добавил: – Тебя не затруднит вернуть моей жене браслет?

Не умирать, а убивать... Пока не убьют их. Руппи молча протянул руку, звонко щелкнул золотой обруч. Рука надежней кармана или сумки, хотя и ее могут оторвать.

– Готово, – прокричал снизу Рыжий Зюсс, – приняли.

– Прощайте, лейтенант, – в последний миг фок Шнееталь перешел на «вы». – Скажите в Эйнрехте, что флагман продолжал бой до последней возможности. И еще, передайте... что мы не найдем покоя, пока Вернер фок Бермессер не познакомится с топором.

– Я передам, – кивнул Руппи, – я все... я всем передам. Клянусь!

После этого оставалось лишь одно. Спуститься в шлюпку. Не оглядываясь. Молча. И лейтенант Фельсенбург спустился по черному от копоти канату. Рыжий Зюсс развернул вельбот, и Руппи пристроился на корме, едва не наступив на подзорную трубу.

– Толкать?

– Сейчас...

Пальцы коснулись холодного борта, прощаясь с «Ноордкроне». Этот бой не его, как бы ему ни хотелось встать рядом с Шнееталем, Ленцем, Гаульманом, Хауффом, Ойленбахом. Он – адъютант адмирала, и он его вытащит. И еще он добьется, чтобы Бермессеру с Хохвенде отрубили головы. За дезертирство. И за подлость.

Руперт фок Фельсенбург судорожно сглотнул и бросил сидевшему у румпеля Зюссу:

– Отваливай!

Третий облюбованный ими купец был даже больше зеленого. Громоздкий, неуклюжий и, как оказалось, умный. Увидев за спиной двух преследователей, он честно лег в дрейф и поднял серый флаг.

– Вот поганец, – не одобрил смиренника Марио Ниччи, – хоть бы для очистки совести стрельнул.

– Ему совесть велит спасать корабль, – заметил старший офицер, так и не расстегнувший мундира.

– Еще бы, – подхватил Уго, – расковыряем еще.

– От Рангони, – крикнул наблюдатель. – «Высаживаю десантную партию, веду в порт!»

– Ну вот, – нахмурился Варотти, – потащил курочку в норку!

– Нам больше достанется, – Луиджи засмеялся и хлопнул бывшего боцмана по плечу. Злая веселость не проходила, наоборот! Джильди хотелось нестись все дальше и дальше за прорвавшим облака солнечным лучом, бросавшим под нос галеры серебряную тропу.

– Ну и куда теперь? – Марио Ниччи в десятый раз оглядел клинок. – Опять по рулям бить станете? Может, делом наконец займемся?!

– Может, и займемся, – протянул Джильди, выискивая подходящую добычу. Сзади творилось что-то непонятное, корабли перемешались в какой-то гуляш с дымной подливкой. Пара линеалов, не обращая внимания на разбегающуюся мелочь, загоняла здоровенного негоцианта, от которого их с самоубийственной отвагой пытались отвлечь фрегат и корвет. «Марикьяра» и «Мориск» ушли к входу в залив, наперерез подползающим колоннам, остальные корабли арьергарда продолжали гонять купцов, выбирая добычу покрупнее, среди белого порохового дыма в небо упирался угрюмый черный столб. Кого-то подожгли даже по такой сырости...

– Смотри, – Ниччи дернул Луиджи за рукав, – какой хорошенький!

– Серый?

– Он! – Марио сделал стойку не хуже охотничьего пса. – Ты глянь, на палубе чисто, никаких солдат. Мои ребята его мигом причешут.

– Уговорил, – подмигнул исстрадавшемуся абордажнику Джильди. – Ленуцца, лево руля, курс на серого с уткой!

Весла с готовностью врезались в воду, за спиной топали и ржали абордажники, предвкушая долгожданную свалку, а впереди бежала, дразнилась солнечная полоса.

Нарастающий гром напомнил о том, что линеалы продолжают грызню. Дымное облако, оторвавшись от рычащих линий, накрыло галеру. Солнце подмигнуло и скрылось, но волны продолжали петь. До серого корабля оставалось совсем немного. Дым сгустился, ветер ударил в скулу, заверещали дудки, загребные налегли на весла, не давая «Акуле» развернуться.

– К Леворукому дым! – рявкнул Луиджи, вглядываясь в белесое марево. – Чаще греби! Чаще!

Барабаны и литавры забили чаще, галера наподдала ходу и выскочила из слепой, кисло пахнущей полосы. Перед самым носом небольшого, но отнюдь не торгового корабля.