Памятное. Книга первая - Андрей Громыко

— А не пойти ли членам Политбюро сегодня вечером в театр? Давайте покажем и нашему народу, да и всему миру, что у нас обстановка спокойная и мы интересуемся вопросами культуры.

Такое предложение первоначально несколько удивило присутствующих. Но потом, когда все поняли заложенный в нем смысл, его охотно приняли.

Что шло тогда в театре, не помню. Да, наверное, никто из присутствовавших членов Политбюро не очень интересовался тем, что происходит на сцене. Опера, балет или драма — для всех было все равно. Думали все о том, что делается там, в Западном полушарии. Но все честно и спокойно сидели, аплодировали, как полагается завзятым театралам.

На следующий день сообщение о том, что члены Политбюро побывали на спектакле, опубликовали газеты. Оно эффективно сыграло свою роль. Можно сказать, что сработало успокаивающе лучше, чем доводы самых искусных лекторов.

Последующие шаги, обмен посланиями между Хрущевым и Кеннеди, текущие контакты между представителями двух держав привели к оформлению окончательной договоренности.

Во всех посланиях Хрущева и Кеннеди с обеих сторон уже проводилась мысль о необходимости мирного решения вопросов кризиса. Известно, что, к взаимному удовлетворению, затем постепенно была снята американская морская блокада Кубы.

Иногда в печати проскальзывает сообщение, будто Советский Союз, решив разместить на Кубе ядерные ракеты, нарушил какие-то обещания о неразмещении своего ядерного оружия на Кубе. Это выдумка. Никакого обещания он не давал и, следовательно, не нарушал.

Вот что я мог бы сказать о тех днях с позиций сегодняшней гласности.

Вместе с тем не могу согласиться с тем мнением, что, дескать, в период кризиса перевозки советских ракет и их размещение на Кубе осуществлялись в излишне глубокой тайне. В некоторых комментариях эта тайна даже поносится, да еще и со вкусом.

Едва ли найдется много тех простоватых людей, которые считают, что Москва должна была информировать Вашингтон о своем решении пойти навстречу просьбе кубинского руководства и разместить на Кубе в целях ее обороны советские ракеты.

Подобные высказывания лишены смысла. Ими не оперировал в то время, о котором идет речь, даже Вашингтон. А не оперировал потому, что сам в аналогичных случаях не прибегал к этому никогда. Это относится и к его акциям, касающимся размещения американского ядерного оружия на территориях других государств.

Вот примеры.

Разве Соединенные Штаты Америки сообщали Советскому Союзу о работах по изготовлению атомной бомбы, даже на последней их стадии? Все эти работы были строго засекречены. Трумэн поставил Сталина в известность об их результатах только на Потсдамской конференции трех союзнических держав.

Разве создание многих сотен военных баз США на территориях других стран осуществлялось с уведомлением Советского Союза?

Когда в разговоре с государственным секретарем США Даллесом я ему сказал, что США втихую создают многие военные базы, особенно в районах, находящихся недалеко от границ Советского Союза, то он выразил по поводу этого представления даже удивление.

— Вопросы создания американских военных баз, — ответил он, — решают сами США, и только США, по своему усмотрению и по согласованию с теми соответствующими странами, на территории которых эти базы создаются.

Так продолжалось в течение многих десятков лет.

А разве правительство США информировало советское руководство о полете американского разведывательного самолета с пилотом Пауэрсом на борту в 1960 году в глубину советской территории? Всем известно, что этого не было. А была сверхтайная разведывательная операция.

Ну а разве не то же можно сказать о появлении американского ядерного оружия в Южной Корее? Она нашпигована ядерным оружием. И начиналось все это втайне. Даже попыток не делалось проинформировать Советский Союз заранее. А ведь ядерное вооружение происходило совсем недалеко от границ СССР.

Из всего этого следует: вопросы тайных, как и нетайных действий двух держав, затрагивающих их безопасность или не затрагивающих ее, могли рассматриваться только на основе взаимности, о которой США даже не помышляли.

Спрашивается, что же тогда остается от того довода, что Советский Союз будто бы взбудоражил США тем, что тайно завозил в свое время ракеты на Кубу и не информировал об этом заранее американскую администрацию?

Что касается существовавшей тогда опасности ядерного столкновения двух держав, то позиция Хрущева выражалась в словах, приведенных выше. Это была позиция и всего руководства страны. Из этого, конечно, не следует, что отсутствовал риск ядерного столкновения. Был такой риск, поскольку позиции США на этот счет мы не знали. Хрущев должен был учитывать это обстоятельство. Когда речь идет об опасности ядерного столкновения, то даже один шанс из тысячи — это слишком много.

Вопрос о тайне, повернутый в прошлое, имеет и другую сторону, возможно, еще более важную. Исторически США являются первой страной, которая поняла, что будет означать «дыхание» ядерного оружия, когда оно существовало еще только в мыслях ученых. Прежде чем появился проект «Манхаттан» и ядерное оружие еще не вышло из стадии идей, сколь фантастических, столь же и страшных, представители науки обратили внимание президента США на угрожающие последствия для человечества результатов расщепления атомного ядра, если они будут использованы для производства оружия массового уничтожения.

Разве, располагая такими убедительными научными мнениями, администрация США не могла поставить перед союзническими странами, в том числе перед Советским Союзом, вопрос о том, чтобы ядерную энергию использовать только в мирных целях и запретить всякую деятельность, в том числе экспериментальную, в направлении изготовления ядерного оружия?

Союзники к тому времени уже сломали хребет гитлеровской армии. Следовательно, Германия, да и Япония, уже войну проиграли.

Однако ядерную энергию сразу же после ее открытия на дело мира не направили. Упущен был шанс, возможно, для великого подвига в истории, если бы союзники действовали в духе единства и солидарности.

Советский Союз, советское руководство и сегодня прямо и честно заявляют, что единственно надежный путь устранить угрозу ядерной войны и обеспечить мир на Земле — это полностью ликвидировать ядерное оружие и обеспечить использование ядерной энергии только в мирных целях. Короче говоря, надо продолжать ту линию в политике, которая нашла выражение в заключении Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки договора о ликвидации ядерных ракет средней и меньшей дальности.

Карибский кризис отошел в летопись событий, давних с точки зрения жизни отдельного человека и недавних с точки зрения истории. О нем много написано. Правда, Джон Кеннеди мемуаров не оставил, зато его брат Роберт выпустил книгу «13 дней». Ряд книг принадлежит перу авторов из США. Вышли воспоминания участников и исторические труды на эту тему и в СССР.

Тем не менее стремление к выяснению событий того времени, к познанию все новых фактов и их анализу не затухает.

«Нестандартный» корреспондент

Впервые мне довелось встретиться с Джоном Кеннеди еще в 1945 году на конференции в Сан-Франциско. Он, пользующийся популярностью корреспондент, обратился ко мне с просьбой дать ему интервью. Я согласился. Встреча состоялась в отеле «Сан-Фрэнсис», где остановилась советская делегация. И сегодня помню обстоятельность его вопросов, которые относились главным образом к положениям разрабатываемого устава новой организации.

Беседа, содержание которой публиковалось в печати США, оставила у меня положительное впечатление. Мне показалось, что собственные суждения Кеннеди, которые он высказывал наряду с постановкой вопросов, созвучны взглядам Франклина Рузвельта.

Во время беседы я обратил внимание на то, что Кеннеди в вопросах внешней политики ориентировался хорошо. О мнении Рузвельта по соответствующим проблемам он говорил со знанием дела. Так мог говорить только человек, связанный с Белым домом либо с людьми, которые стояли близко к президенту.

По ходу беседы я даже полушутя заметил:

— Не принимали ли вы участия в формулировании предложения Рузвельта по ООН для Крымской конференции?

В ответ Кеннеди сказал:

— Я такого участия, конечно, не принимал, но с окружением президента у меня хорошие связи и к тому же мой отец является другом Рузвельта.

Это многое прояснило.

Манера разговора, высказывания взглядов у будущего президента отличались своеобразием. Почти ни по одному вопросу он не сказал ничего такого, что расходилось бы с нашей принципиальной позицией в вопросах Устава ООН. Даже в тех случаях, когда позиции СССР и США считались противоположными, Кеннеди ограничивался тем, что выслушивал меня, не вступая в полемику. В некоторых случаях он даже высказал понимание наших мотивов.