Вам возвращаю ваш портрет - Борис Дмитриев

Петька, мастерски заворачивая из газетной осьмушки заготовку под "козью ногу", философски заметил:

– Трудновато будет из пролетарской бедноты по настоящему благородных командиров для революции наколбасить.

Потом, распалив не торопясь самокрутку и сделав пару глубоких затяжек, продолжил мечтательно:

– Это же каждому суконные портки подавай, рысаков дорогих, да золоченых сабель с эполетами понавешивай. Еще к французскому языку пристрасти, научи шикарно с бокалов шампанское пить, да с бабами по-кавалерскому обходиться. Денег на все это уйма потребуется, заморишься даже считать сколько. В нашем полку на кадровых сборах поручик благородный служил, так у него один только золотой портсигар дюжину тельных коров стоил. Представляете, если в Чапаевской дивизии за каждым бойцом по дюжине буренок выстроится, перед таким македонским нашествием любой противник дрогнет, без боя падет.

Не понятно, то ли в шутку, то ли всерьез вывалил на всеобщее обозрение свои отнюдь не ординарные соображения посоловевший от крепкого самосада стратег.

Василий Иванович, озадачено почухав затылок, с нескрываемым удивлением посмотрел на забалдевшего мечтателя, даже не предполагая в своем ординарце таких фундаментальных знаний о военном искусстве.

– Может ты еще фалангу из озерных жаб выстроишь, шалопай македонский, – приструнил ординарца Чапай. – Прекрати балаган, нечего дурачком представляться, немедленно отправляйся в расположение, выполнишь боевое задание. Найдешь в пулеметной роте кашевара Арсения, закажешь от моего имени добрых харчей для вечернего застолья. Обязательно добудь свежий икорки и балычка осетрового, впрочем, не мне тебя учить, сам разберешься. А вечерком, в полной выправке, приходи вместе с Анкой в Разлив. Ихнее благородие, которое на ужин пожалует, без прислуги жрать не приучено. Пущай пособит у стола, поухаживает, повыписывает гладкой задницей перед белой дворянской костью. И это все, принимай к исполнению, как боевой командирский наказ.

Петька с готовностью вихрем поднялся из-за стола, сделал под козырек и строевым шагом поспешил к коновязи, исполнять боевое задание. В одно касание метнул свое крепкое тело на жующего сочную зелень коня, дал ему шпору и тот, сплюнув зеленую пену, галопом помчал седока.

Между тем, отсутствие золотого перстенька и сомнительные намеки на каких-то необычайных гостей, не очень веселили ординарцу душу. Подозревать комдива в крохоборстве до сегодняшнего дня не было веских причин, но ведь люди меняются, разные наступают порой времена. Тем более, что в последний месяц с Чапаем творится что-то явно неладное. Часто бывает задумчив, зачем-то уединяется и все больше ехидненько улыбается, как будто таит в себе что-то. В любом случае, если зажилит колечко, ни за что не спущу, обязательно поквитаюсь. То ли коня, то ли шашку упру среди ночи. Я ему не Кашкет, не привык в дураках оставаться.

Вот в таком боевом настроении, Чапаевский любимец проследовал в расположение победоносной дивизии.

Глава третья

Читателю, дабы свободно ориентироваться в оперативной обстановке, полагается знать, что легендарная Чапаевска дивизия, в которой выпала редкая удача нести почетную службу красноармейцу Чаплыгину, являлась не совсем обычным армейским формированием. Дивизия, разумеется, была ударной революционной группировкой и принимала активнейшее участие во всех фронтовых баталиях, но она еще была и особого рода учебно-тренировочной базой, на которой верховное командование отрабатывало самые перспективные заделы пытливой стратегической мысли. В полках без устали отрабатывались прогрессивные новшества, помогавшие поднимать боевой дух и военно-патриотическую выучку всего личного состава. И это наряду с настойчивым освоением секретных образцов военного оружия, небывалой поражающей мощности. В самом штабе дивизии ни на минуту не затихал широкий поиск свежих идей, способных отвечать задачам революции. Любой штабной писарь пребывал в постоянной готовности выдавать на гора фантастические проекты, в сравнении с которыми все старые военные доктрины отступали на задний план, выглядели убого и беспомощно.

Чего стоила одна только грандиозная программа, развернутая на базе второй экспериментальной конюшни, под руководством известнейшего селекционера-новатора Розенблада Моисея Христофоровича. Исследователи, что называется, со дня на день ожидали появления на свет уникального потомства из- под каурой красавицы Насти, которое должно будет положить начало элитной породы длиннотуловищных боевых рысаков с багряными хвостами и гривами. На хребтинах этих знатных чудо-коней свободно сможет размещаться от четырех до семи хорошо вооруженных красных всадников. Предполагалось на крупах несокрушимых богатырей закреплять по станковому пулемету, в результате чего практически возникал безрельсовый бронепоезд, способный в глубоких тылах крушить и деморализовать любого противника. Уже композиторы написали, а духовые оркестры на память разучили специальный гимн победителей, для приветствия ожеребившейся Насти и серьезно ставился вопрос о сооружении героине при жизни бронзового изваяния.

Параллельно разрабатывались сразу две модификации ударных комплексов, для дневного и ночного ведения боевых действий с применением никелированных автомобильных фар. Некоторые сожаления вызывало досадное обстоятельство, что фар пока еще импортного производства, завезенных с империалистических фабрик до неприличия прогнившего Запада. Хотя для критических ситуаций, во время буржуйских экономических блокад, не исключалась возможность использования доморощенных керосиновых фонарей. Моисей Христофорович бесконечно гордился своим уникальным стратегическим детищем и повергал в смятение даже бывалых корифеев военного искусства. Командование в нетерпении торопило генерального конструктора, но тот был упрям, как египетский фараон и непоколебимо стоял на своем, дескать, дайте срок, мы еще утрем сопли этой белогвардейской сволочи, покажем им, где даже раки не шибко зимуют.

В непрекращающемся академическом поиске, в азарте делового соперничества, никто не хотел уступать. Поэтому в четвертой краснознаменной конюшне немедленно развернули свой интеллектуальный плацдарм, под руководством корифея недремлющей ветеринарной мысли Коценбаума Александра Соломоновича. В обстановке строжайшей секретности, огородив конюшню тремя рядами колючей проволоки, отечественного без сомнения производства, там приступили к выведению уникальной ахалтекинской породы недюжинных боевых коней о семи ногах. Лазутчики со второй экспериментальной конюшни ухитрились под покровом ночи пробраться к тусклому оконцу денника и разглядеть под светом лампы "летучая мышь" всамделишную пятую ногу, откровенно просматривающуюся под брюхом известного всей дивизии буланого производителя Герострата. Справедливости ради надо сказать, что пятая нога пока еще не была так велика, как остальные четыре, но то, что она уже прорезалась и порой болталась, словно обрубок оглобли, видно было даже невооруженным глазом. Сам Александр Соломонович со дня на день обещался наведаться в штабную кузню, чтобы там заказать триумфальную подкову на пятое копыто. Одним словом, прогрессивная жизнь в дивизии кипела, как лапша в казанах полковых кухонь.

Для совершенствования командного и рядового состава, привлекался и использовался весь положительный опыт накопленный человечеством, непосредственно от времен динозавров до залпа "Авроры" включительно. В этой связи не оказались обделенными должным вниманием даже церковные священнодействия. Известно, что в монастырях, во время принятия пострига, послушникам полагается выбирать себе новые имена, как поруку вступления в целомудренную, непорочную жизнь. Этим актом принявшие постриг послушники как бы отмежевываются от греховного прошлого и начинают жизнь, что называется, с чистого листа. Неутомимые борцы за пролетарское дело не просто подхватили эту красивую духовную традицию, но возвели ее на высшую ступень совершенства. Многие революционеры принялись энергично отказываться от наследственных родительских фамилий и присваивать себе новые, прогрессивные имена. Не один только Лев Давыдович Бронштейн в одночасье сделался Троцким, но уже половина дантистов дивизии гордо величали себя непоколебимыми Сидоровыми. Некоторые, особенно продвинутые в локтях революционеры, даже умудрились освоить обратный обряд пришивания.

Не ведающий устали Александр Соломонович и здесь проявил небывалую находчивость, ведь некоторым приходилось по несколько раз заменять подгулявшую фамилию и тогда неоднократно вынуждены были отпарывать крайнюю плоть. Понятное дело, что святыня потихоньку истончалась, не выдерживала бесконечных перелицовок. Поэтому неутомимый новаторблестящеразработалисконструировалпочтинезаметную молнию, для очередного преображения. Захотел, например, сделаться Кудияровым, шморгнул замочком – получи деревня трактор. Захотел снова объявить себя Коценбаумом, шморгнул в другую сторону замочком – опять красота, только бы руки не заморились. Удобно чрезвычайно, никаких лишних хлопот, и главное, всегда находишься на самом стрежне идеологических стихий. Памятник за эту незаурядную находчивость на родине новатора ставить пока еще не осмелились, но возможность присвоения почетного звания "Дважды сюрприз пролетарской революции" активно обсуждалась на закрытых партийных конференциях.