Тяга к свершениям: книга четвертая - Андрей Васильевич Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дульцов давно уже привык к волнению при заключении сделок и умел прекрасно с ним справляться, но в этот раз помимо волнения он испытывал новое, до этого ему незнакомое странное чувство. Раньше, идя на встречу с потенциальным покупателем он знал, что время работает на стороне продавца и упустив клиента он в сущности мало что потеряет, так как его актив останется при нем. Сейчас же, с осознанием того факта, что это был его последний шанс, на Дульцова напал настоящий страх — страх не заключить сделку. Он не понимал, что с ним происходит, не осознавал свой страх, но хорошо ощущал его влияние.
Однако многолетний опыт делал свое дело. Несмотря на то, что внутри у Дульцова все бурлило и клокотало от беспокойства, внешне это почти никак не проявлялось: ни в выражении лица, ни в поведении, ни в речи. Лишь легкая отреченность время от времени проскальзывала у него во взгляде, но постороннему человеку понять, что она означает, не было никакой возможности.
На протяжении всей поездки Дульцов по обыкновению старался чаще смотреть в глаза собеседнику, отчего то и дело надолго отводил взгляд от дороги. В эти моменты он ощущал волнения сидящей сзади женщины, которая в один момент особенно сильно заерзала и даже негромко охнула, когда навстречу мимо них совсем близко пронесся автобус.
— Не беспокойтесь, все под контролем, — сказал Дульцов, повернув голову так, чтобы женщина могла видеть часть его лица. — Мы едем совсем не быстро.
— Это что за икона? — спросил Белокобыльский, показывая на изображение суховатого бородатого и абсолютно седого старца, образ которого находился на панели между икон с Иисусом и Божьей матерью.
— Это Николай Угодник, — ответил Дульцов.
— Николай Чудотворец, — совершенно неожиданно раздался благоговейный голос женщины, которая чтобы посмотреть на иконы даже придвинулась несколько вперед.
— Один из самых почитаемых святых в русской православной церкви, — со сдержанной значительностью продолжил Дульцов, внутренне обрадовавшись реакции до этого молчавшей пассажирки. Свое пояснение он подчеркнуто адресовал исключительно Белокобыльскому, давая таким образом понять, что не сомневается в познаниях его спутницы.
Но Белокобыльский его уже не слушал, потому что в этот самый момент они, наконец, съехали с шоссе и направились к коттеджному поселку.
Дорога до поселка была совершенно новая. Асфальт на ней выглядел свежим и разительно в лучшую сторону отличался от покрытия федеральной трассы. Миновав небольшой густой сосняк и пункт охраны, спутники выехали на ровную площадку, с которой открывалась великолепная в своем безмятежном спокойствии картина размеренной загородной жизни. Вид был впечатляющий: вниз уходили один за другим аккуратные ряды домов, слева и справа стоял сосновый бор, а дальним своим краем поселок упирался в берег довольно большого озера.
Дульцов взял левее по главной улице, от которой вправо во всю ширину тянулись длинные проулки, в то время как Белокобыльский с супругой из окна с интересом наблюдали за проплывающими мимо домами. Поселок был маленький, но действительно активно строился и голых участков уже почти не осталось. Большинство коттеджей было возведено застройщиками поселка: с однотипными, почти не отличающимися друг от друга коробками, с яркой и живой, но совершенно одинаковой цветовой гаммой, они придавали единый вид общей картине. Но то и дело попадались участки, где покупатели сами строили свое жилье, и тогда уж действительно было на что посмотреть. Поселок был престижным, и никто не жалел денег на строительство: маленькие, аккуратные домики на трех-четырех человек невозможно было найти, как не ищи. Похоже было, что здесь жили целыми семействами, как минимум человек по пятнадцать в каждом доме. Дома росли на два, три этажа вверх, но приезжал новый житель поселка, и ему во что бы то ни стало, хотелось, чтобы у него был дом с еще большим количеством комнат, с еще большим количеством этажей, с еще большим количеством окон, да и вообще — еще больше. То тут, то там встречались дома не просто трехэтажные, а в три этажа с зимним садом, в три этажа с цоколем, в три этажа с цоколем и цилиндрической башенкой наверху. Заборы были под стать домам: не просто такие высокие, что полностью закрывали первый этаж, но еще и невероятно основательные. Выложенные из кирпича или бетонных блоков, они были настолько массивными, что могли бы выдержать вполне себе серьезную осаду времен греко-римских войн. Окна на фасадах размерами и формами стремились приблизиться к витражам Нотр-Дама, а судя по их высоте, в домах жили трехметровые гипербореи, иначе, чтобы поменять лампочку, нужен был бы не стул, а стремянка. В общем, стараясь переплюнуть один другого, строили, кто на что горазд, уходя уже от коттеджного стиля в архитектуру, выдержанную в худших традициях немецкого замкостроения.
Машина свернула в один из проулков и остановилась. Дульцов быстро вышел, поспешил открыть даме дверь и, учтиво протянув ей руку, помог выбраться из автомобиля. Только сейчас он сумел как следует разглядеть ее. Это была уже старушка лет шестидесяти с лишним, невысокого роста и довольно полная. Взгляд ее был спокойным и проницательным, движения размеренными; лицо покрывали морщины, но не глубокие, в чем была большая заслуга ее природной полноты. Несмотря на свой возраст, одета она была с претензией на моду, и, на удивление, это шло ей. Разница в возрасте с Белокобыльским у них составляла лет восемь, но в виду моложавости супруга никак не ощущалась, и вместе они смотрелись очень гармонично.
— Вот он, — сказал Дульцов, показывая на участок, находившийся как раз на пересечении главной улицы и проулка, но который они свернули. Это был большой участок земли, аккуратно огороженный деревянным забором. — Угловой, ровный, хорошие соседи.
— А что за соседи? — поинтересовался Белокобыльский.
— Справа бизнесмен с женой живет, у него сеть частных клиник по области. Милые, приветливые люди. Напротив — начальник какого-то департамента из муниципалитета. Все живут здесь круглый год, — Дульцов остановился, но спустя несколько секунд продолжил. — Осенью я полностью перекапывал участок трактором, так что корней и травы на нем нет. Единственное, — вдруг произнес он, будто бы только что вспомнив о чем-то, — там большой пень от сосны остался. Его не заметили в траве и не выкорчевали.
— Где он, я не вижу? — забеспокоился Белокобыльский.
— Во-о-он, прямо посредине, — показал рукой Дульцов на небольшой снежный холмик. Холмик был настолько неприметный, что если не знать заранее, где он находится, его нельзя было даже заметить, и уж тем более невозможно было предположить, что на самом
