Звездный билет (сборник) - Василий Аксенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галя чуть не плакала и смотрела на Димку.
— Пошли рубать, — сказал он, — время обеда.
— Не пойду.
— Почему?
— Дай лучше мне закурить.
— Ты сегодня уже пятую.
— Ну и что же?
— А то, что охрипнешь и тебя не примут в театральный институт. Вот будет смешно.
— Тебе уже смешно?
— Ага.
— Что же ты не смеешься?
— Ха-ха-ха!
— Тебе действительно смешно?
— Конечно, смешно.
— А я хочу плакать, — сказала она, как маленькая девочка.
— Пошли рубать.
Он встал и стал одеваться. Галя смотрела в море.
— Я хочу быть на яхте, — сказала она, — а ты?
— Не откажусь.
— Со мной?
— Можно и с тобой. — Димка больно закусил губу.
— Иди ты к черту! Я с тобой не поеду! — крикнула Галя и уткнулась лицом в колени. Димка помялся с ноги на ногу. Он уже не мог теперь грубо хлопнуть ее по плечу или потащить за руку.
— Ладно, Галя, я тебя жду, — промямлил он и поплелся наверх к лесу.
Ему было тошно и смутно. Галя его тоже любит — это ясно. И это у нее не игра. И она смелее его. Почему это так? Цинично треплешься с ребятами на эту тему, а любовь налетает, как поезд в кино. Почему ему страшно? Ведь он прекрасно знает, что это не страшно. Любовь — это… Любовь — это… Что он знает о любви?
Любовь! Что знает о тебе семнадцатилетний юноша из «приличной» семьи? О, он знает вполне достаточно. Соответствующие беседы и даже диспуты он посещал. Кроме того, ему вот уже больше года разрешается посещать кое-какие фильмы. Впрочем, он и до шестнадцати их посещал.
Он знает, как это бывает. Люди строят гидростанцию, и вдруг Он говорит: «Я люблю». А Она кричит: «Не надо!» или «А ты хорошо все обдумал?» А потом они бегают по набережной и все пытаются поцеловаться. Или сидят на берегу над гидростанцией, а сводный хор и оркестр главного управления по производству фильмов (дирижер — Гамбург) наяривают в заоблачных далях. И вот зал цепенеет: Он снимает с себя пиджак и накидывает его на плечи любимой. Наплыв.
О, семнадцатилетний юноша, особенно если он начитанный юноша, очень много знает о любви! Он знает, что раньше из-за любви принимали яд и взрывали замки, сидели в темницах, проигрывались в карты, шли через горы, моря и льды и погибали, погибали… Сейчас, конечно, все не так. Сейчас хор и гидростанция внизу.
Что он знает о любви? Массу, множество разных сведений. Любовь — это… Любовь — это… Любовь — это фонтан, думает он.
Галя оделась и идет, медленно вытаскивая ноги из песка. Димка смотрит на нее. Ему тошно и смутно. Он счастлив. Пусть эти дети ловят свою дурацкую рыбу. К нему идет любовь.
В лесу было душно. Сосны истекали смолой. Галя и Димка медленно брели, раздвигая кусты и заросли многоэтажного папоротника. Июль навалился душным пузом на этот маленький лес. Трудно было идти, трудно разговаривать и просто невозможно молчать.
— Божья коровка, улети на небо, там твои детки, кушают котлетки.
Одно неосторожное движение, и весь этот лес может зазвенеть. Курить нельзя: вспыхнет смола.
— Божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают котлетки.
Божья коровка приподняла пластмассовые крылышки и стартовала с Галиной ладони вверх. Голубым тоннелем она полетела к солнцу.
— Что?! — закричала Галя. — Что, что, что?!
Она подняла лицо и руки вверх и закружилась.
Она кружилась, а папоротники закручивались вокруг ее ног, пока она не упала.
— Ой!
Димка ринулся в папоротники, поднял Галю и стал ее целовать.
— Дурак! — сказала она и обняла его за шею.
Кто-то совсем близко закричал по-эстонски, и женский голос ответил по-эстонски, и с пляжа донесся целый аккорд эстонской речи. Эстония щумела вокруг Гали и Димки, и им было хорошо в ее кругу, они стояли и целовались.
Но вот появились велосипеды. Это уже совсем лишнее.
— Бежим!
Лес гремел, словно увешанный консервными банками, и слепил глаза огненными каплями смолы.
Галя и Димка бежали все быстрей и быстрей. Они выскочили из леса и помчались к ресторану. Им страшно хотелось есть.
— Эти божьи коровки похожи на маленькие автомобили.
— Автомобиль будущего ползает и летает.
— Давай полетим куда-нибудь!
— В нашем автомобиле?
— Ну да.
— Шикарно!
— Ты меня любишь? Да. А ты меня? Да. Ну, так иди ко мне. Подожди, кто-то идет. Проклятие!
— А тебе нравится Таллинн?
— Я его люблю.
— Хорошо, что мы здесь, правда?
— Очень хорошо.
— Завтра пойдем в «Весну»?
— Вдвоем?
— Ага.
— Блеск!
— Ты меня любишь? Да. А ты меня? Да. Ну, так иди ко мне. Подожди, кто-то идет. Проклятие!
— Мы ведь все-таки поедем дальше?
— Конечно, через пару недель.
— Товарищ командир!
— Ладно тебе.
— В Ленинград. Здорово как!
— Сначала поработаем в колхозе.
— Ты меня любишь? Да. А ты меня? Ну, так иди ко мне. Подожди, кто-то идет. Проклятие!
— Ты бы хотел играть со мной в одном спектакле?
— Ну еще бы!
— Кого бы ты хотел играть?
— Разве ты не знаешь кого!
— И я бы хотела играть с тобой.
— Ты меня любишь? Да. А ты меня? Подожди…
— Тере.
— Тере!
— ………….? — спросил встречный.
— Не понимаю.
— Не скажете ли, который время?
— Девять часов тридцать минут.
Наконец они оторвались друг от друга. Внешняя среда ходила вокруг тяжелыми волнами. Димка с силой провел ладонью по лицу и уставился на Галю. Она сидела, прислонившись к сосне.
— Знаешь, Галка, любовь должна быть свободной! — выпалил Димка.
— То есть? — Она смотрела на него круглыми невидящими глазами.
— Современная любовь должна быть свободной. Если мне понравится другая девчонка…
— Я тебе дам! — крикнула Галя и замахнулась на него.
— И если тебе другой…
— Этого не будет, — прошептала она.
«Монастырь св. Бригитты — памятник архитектуры XVI века. Находится под охраной государства».
Пятьсот лет назад здесь сгорела крыша и все внутри. Оконные рамы и двери были разбиты каменными ядрами. Остались только стены, четырехугольник огромных стен, сложенных из плохо обтесанных валунов.
Галя и Димка шли по тропинке, проложенной туристами внутри четырехугольника. Готические окна снизу доверху рассекали стены. Полосы лунного света — и кромешная тьма. Звезды над головой — и тишина. Только камешки откатываются из-под ног. Гале стало страшновато, она взяла Димку за руку.
— Ты довольна, что мы здесь? — спросил Димка.
— Да, — шепнула она.
— Почему ты говоришь шепотом?
— Я боюсь, что они нас услышат.
— Кто?
— Монахини, и монахи, и сам настоятель, и рыцари; погибшие у стен, и пушкари…
— И звонари, и алебардисты, — продолжал Димка, — и старая Агата.
— Кто-о? — Галины глаза стали круглыми.
— Да старая черная Агата, — скороговоркой пояснил Димка и дальше таинственно: — Видишь, ходит она со связкой ключей? Рыжебородый Мартин, конюх магистра, говорил мне, что она помнит всех людей, замурованных в этих стенах.
— Ой, ой! — застонала Галя.
— Агата! — крикнул Димка.
— Ата! — рявкнула из угла старая Агата и гостеприимно обнажила желтую пасть.
— Ой! — закричала Галка и прижалась к Димкиному плечу.
— Пойдем. — Димка обнял ее за плечи и повел к выходу, под низкую арку. Там внизу сквозь ветви деревьев отсвечивала под луной, словно полированная, речушка Пирита. — Не бойся ты этих призраков! Пока ты мечтала о шекспировских спектаклях в этих стенах, я договорился со всей кодлой. Они нам не будут мешать. Нам никто не посмеет помешать.
— А туристы? Тут все окрестности кишат ими.
— Даже они.
Зарево Таллина на юго-западе, и черно-лиловая туча над ним. И все это рассекает силуэт мачт полузатопленного барка в устье реки. Галя и Димка, прижавшись друг к другу, лежат на песке. Димка давно забыл о страхе, томившем его в начале этого дня. Он пропал после первого же поцелуя. Он чувствует Галино тепло и видит ее всю. Она уже стала частью его самого. Вот она закрыла глаза. Спит. Димка встал, закурил и посмотрел на спящую Галю. Она лежала на боку, чуть согнув колени и вытянув вперед руки, словно и во сне искала его. Губы ее шевелились, словно и во сне шептали ему…
С сигаретой во рту Димка бешено полетел к морю. Вбежал по колено и, вытянув руки, упал вперед. Пошел на четвереньках по дну, потом поплыл, а когда снова встал на ноги, было по грудь. Повернулся к берегу. Галино тело темнело на песке. Димка поплыл обратно, потом побежал по мелководью, выскочил на берег.
Галя спокойно спала и уже не шевелила губами. Он достал из сумки новую сигарету. Мокрые штаны и рубашка прилипли к телу. Он стал мерзнуть. Это было прекрасно. Это было то, что нужно. Словно вытащил свою радость со дна моря.
Я хотел бы здесь насовсем остаться, у берега этого моря. С Галей, конечно.
Здесь все есть, что нам нужно на ближайшее тысячелетие. Что нам нужно еще?
Каждый вечер мы будем вместе купаться и заплывать за боны. А после лежать, обнявшись, и слушать море.