Исповедь могильщика - Эммануил Роидис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невольно сравнивая ту безмятежную, повседневную радость, что я ощущал на острове Кеа, с дрожью предвкушения, овладевшей мною, когда после пятнадцати дней разлада и отчуждения Христина пригласила меня присесть с нею рядом, я в полной мере осознал, что степень блаженства и упоения, которые возможно вкусить, находясь возле женщины, в полной мере соотносимы с той мучительной тревогой, душевным смятением и палящей ревностью, что предшествуют вашей близости с нею. Только пройдя через раскалённое жерло этого чистилища возможно попасть в святая святых непостижимого и беспредельного наслаждения! Этот путь вам не сможет показать ни стыдливая дева, ни обожающая вас любовница, даже горячо любящей супруге всё это будет не под силу, но лишь женщине честолюбивой, иногда своенравной и не всегда безупречной.
Бальные вечера продолжались с ещё большим шиком, но меня это уже мало волновало, и спал я теперь великолепно. К слову сказать, светлые кудри и воздыхания сентиментального Витурия быстро поднадоели моей Христине, и им она предпочла чёрные усы, военную выправку и армейскую прямоту начальника службы городской охраны. Однако уже через несколько дней он показался ей слишком прямолинейным, мужиковатым по сравнению с харизматичным французским послом, исключительная галантность, одарённость и благородные манеры которого приводили её в неописуемый восторг. Впрочем, и этому недолго было царствовать: очень скоро элегантность французского фрака затмил блеск наград и лоск мундира английского военного атташе. Затем настал звездный час итальянца Регальде – импровизатора из Новары, что многие годы странствовал по всему Средиземноморью в поисках денег и славы и, наконец, почтил наш Сирос своим присутствием. Целый месяц Христина умудрялась морочить старика и так свести его, несчастного, с ума, что тот отчаялся добиться её, сочиняя элегии, а потому напоследок прилюдно пропел свою лебединую песнь – оду "К Сирене с острова Сирос" – весьма скандального содержания, высмеивающую наши пороки и, в особенности, незнание грамматики итальянского… Касательно меня могу сказать, что чувствовал себя комфортно, наблюдая за тем, как вдруг появляются и неизбежно исчезают её фавориты, словно мерцание звёзд на утреннем небосклоне.
Если уж женщина замыслила покорить собою весь мир, разве найдется у неё время, чтобы влюбляться по-серьезному? Постепенно я начал свыкаться с беспримерным честолюбием своей жены и даже стал воспринимать это как собственную гарантию от ещё больших несчастий – своего рода супружеский громоотвод или, если съязвить в духе Халдупа, чертовски надежный "отрогоотвод"! Единственное, что меня продолжало расстраивать, так это отсутствие у Христины достаточного времени для меня, и я уж перестал надеяться, что она освободится прежде, чем начнутся великопостные говения, но внезапно все развлечения прекратились из-за объявленного траура в связи с кончиной престарелого Мишеля Лиона Легамена, у которого по всему острову было множество родни. Вряд ли кто возьмётся утверждать, что любимые им внучатые племянники, унаследовавшие по его смерти аж целый миллион, скорбели о преставившемся старике с большим почтением, чем любой из нас, присутствующих на похоронах.
Как всякое зло, так и добро не ходит в одиночку. По прошествии нескольких дней, как я сбросил с себя оковы и кошмары бальных вечеров, вздумал я проверить публикацию лотерейного розыгрыша по пяти гамбургским билетам, что достались мне в наследство от моего дяди. Каково было мое удивление, когда я обнаружил, что один из моих номеров стал третьим в списке выигрышей на сумму в пятьдесят пять тысяч флоринов – это же более трёхсот тысяч драхм! Помчался я тут же к Христине, чтобы возвестить ей столь радостное для нас событие, но её, к счастью, не было дома – вот именно "к счастью", ибо это дало мне шанс успокоиться, прийти в себя и время хорошенько все обдумать. Куда важнее, чтобы она испытывала ко мне чувство признательности, осознавая, что, вопреки своим возможностям, я стараюсь угодить дорогой жене, а не от того, что сделался вдруг богат и готов теперь потакать её прихотям! Сохраняя всё в строгой тайне, через пару дней, под вымышленным предлогом обследоваться у врача, я отправляюсь в Вену: для Христины решил сослаться на проблемы с желудком – тот самый выдуманный мною недуг, которым я пытался скрыть свои душевные терзания. Из Вены я прямиком направился в Гамбург, где получил свой выигрыш и вложил его в облигации, а ещё через три недели вернулся домой с многочисленными нарядами и украшениями, которых накупил сверх того, что мне заказала Христина. Тихо наблюдая за её восторгом, пока она открывала бесчисленные пакеты и коробочки, в душе я наслаждался своей сметливостью и предусмотрительностью: ведь все эти подарки могли бы показаться ей естественными и оправданными, узнай она от меня о щедром подношении судьбы! Одно из самых необходимых условий гармоничной жизни с женщиной, знающей себе цену, – это умение скрывать от неё две вещи: девять десятых своей к ней любви и как минимум половину своего достатка.
Мне не хотелось поражать воображение окружающих демонстрацией нарочитой роскоши, поэтому я предпочёл негромко позаботиться лишь о качестве нашей жизни. Первым делом я уволился со службы, объяснив это возможностью работать на самого себя и перспективой обеспечить сравнительно больший доход семье. Затем, ухватившись за случай, – у нас потекла крыша – удачно использовал его как основание для грандиозного ремонта во всем доме, при этом для росписи стен нанял беженца из Италии по имени Орсато, работавшего прежде сценическим художником в Ла Скала. Сделанный им в спальне Христины декор с восточными мотивами полностью преобразил комнату и был столь виртуозным, что напоминал покои Заиры из оперы Беллини в день её миланской премьеры. Поразительное сходство и общее впечатление усиливали тканые занавески из анатолийской Прусы, диван с покрывалом из расшитой золотом парчи, предназначавшейся некогда для пошива архиерейских облачений, две скамьи с перламутровой инкрустацией, персидский мангал и, наконец, крестильная серебряная чаша, переделанная в цветочную вазу. Всё это наш декоратор раздобыл во время своей поездки на остров Наксос – там ещё может посчастливиться с подлинными артефактами былой франко-турецкой роскоши. Используя свою безупречную способность сочетать цвета и глубокие познания законов освещения, он так изящно связал все предметы в интерьере, что результат не столько подавлял своим масштабом и грандиозностью, сколько подкупал притягательностью и очарованием. Безусловные таланты и даровитость этого многоценного человека оказали мне превеликую услугу, переманив
