Цвет мира - серый - Сергей Мусаниф

В жилах Черного Урагана текла красная кровь. Она выплеснулась веером, отдельные капли даже долетели до брони маркиза.

Голова Гарриса откинулась назад, мне казалось, еще мгновение, и она отделится от тела…

Толпа ахнула. Солдаты сжали рукояти своих мечей, готовясь мстить за своего командира.

Но разрез был недостаточно глубок, и голова не пожелала покинуть свое место на плечах Гарриса. Сам император не падал, он продолжал стоять, все еще сжимая в руках меч. Однако у меня не осталось никакого сомнения в том, что Черный Ураган был мертв. Кровь заливала его ру башку.

Белый Рыцарь занес меч для последнего удара, но что-то мешало маркизу его нанести.

Бей, мысленно взмолился я. Бей, пока тебя никто не остановил.

И тут Гаррис свободной левой рукой взял себя за волосы и вернул голову в нормальное положение. Лицо исказилось гримасой.

— Больно, — пожаловался император. — И рубашка испорчена.

Толпа снова ахнула. На этот раз от ужаса.

Белый Рыцарь ударил сверху вниз. Меч разрубил плечо Гарриса, миновал ключицу и остановился только там, где у Черного Урагана должно было быть сердце, если император по-прежнему нуждался в этом органе. Лично у меня сложилось такое впечатление, что Гаррис все-таки перестал быть человеком.

Видимо, сердце не играло для него никакой роли. Гаррис левой рукой схватился за лезвие меча Белого Рыцаря, мешая выдернуть его из своего тела, и отрубленные пальцы почему-то не посыпались на пол тронного зала. А правой рукой Черный Ураган вонзил свой меч под мышку маркиза, очень ловко угодив в щель между доспехами. Странно, я думал, он ударит в шею…

Белый Рыцарь отпустил свое оружие и шагнул назад. В его глазах застыло изумление.

Гаррис уронил на пол короткий клинок, выдрал меч маркиза из своей груди, обхватил его обеими руками и оценивающе посмотрел на Белого Рыцаря.

— Бей, — сказал маркиз.

Одним мощным ударом император снес его голову с плеч.

ГЛАВА 3

Меня заточили в башню.

По-моему, это форменное издевательство. В башню обычно помещают принцесс, а не принцев.

С другой стороны, хорошо, что не в подвал. Замок старый, и в подвалах сыро. А в башне тепло, сухо и скучно.

С самого утра ко мне никто не приходил, да и утренний визит не принес ничего интересного, кроме завтрака.

Полночи я проходил по небольшой комнатке, прокручивая в голове схватку Белого Рыцаря с Гаррисом. Магия — это, вне всякого сомнения, штука интересная, но я еще никогда не слышал о магии, позволяющей жить человеку с перерезанной глоткой. Или с разрубленным надвое сердцем. Чародеи — они ведь тоже люди. И когда их рубят на куски, они умирают. Я сам не видел, но мне старшие рассказывали. По сравнению со вчерашней сценой, история о копье в грудь, рассказанная недавно лордом Вонгом, казалась блеклой и почти реалистичной.

Даже легендарные чародеи древности не могли похвастаться такими способностями. По свидетельству старых книг, к ним было очень трудно подобраться с мечом, но когда какому-нибудь великому герою это все-таки удавалось, чародеи умирали.

Вторую половину ночи я валялся на топчане и раз-м ышлял, что будет дальше. С королевством все было более-менее ясно, а что Гаррис сделает со мной? С моим отцом? С Крисом?

Утром, как я уже говорил, мне принесли завтрак. Я рассудил, что травить меня нет никакого смысла, и спокойно его съел.

Потом еще походил по комнате. Потом еще повалялся. Скучно.

Вечером пришел Гаррис.

Он был один, сам открыл дверь ключом, не стал ее закрывать, вошел в комнату и, за неимением стульев, уселся на подоконник. На императоре была белая рубашка с открытым воротом, чтобы любой желающий мог убедиться и отсутствии шрама на императорской шее. Думаю, что и от раны в груди тоже не осталось следа.

На поясе Гарриса висел короткий кинжал.

— Я пришел поговорить, — заявил Гаррис. — И, поско-льку я являюсь императором, а ты — без пяти минут королем, то мы, как царственные братья, можем называть друг друга на «ты». По крайней мере, я буду говорить тебе «ты», а ты — как хочешь.

— Что вам… тебе надо?

— Много вещей, — сказал Гаррис. — Думаю, ты неправильно сформулировал вопрос. Тебе ведь интересно, что мне надо сейчас. Так?

— Да.

— Во-первых, мне надо принести тебе свои соболезнования. Ночью твой отец умер.

— Как это произошло? — Конечно, отец болел и находился при смерти, но то, что смерть настигла его одновременно с захватом крепости Гаррисом… Такое совпадение казалось мне подозрительным.

— Я мог бы тебе соврать, сказать, что твоего отца забрала болезнь, но это немного не так, — признался Гаррис. — Когда мои бравые молодчики ворвались в его спальню, твой отец схватился за меч. Не понимаю, почему у постели больного лежало оружие…

Потому что мой отец был настоящим воином… Когда-то. И даже в старости и болезни не мог чувствовать себя спокойно, если под рукой не было его верного клинка.

— У ребят не было приказа его убивать, — продолжал Гаррис. — Но и приказа брать живым тоже не было. Наверное, это моя ошибка, надо было более четко сформулировать свои пожелания. Им не удалось его разоружить, он ранил двоих… В общем, они его убили.

Значит, когда меня привели в зал и когда Гаррис разглагольствовал о своих проблемах с бывшими правителями захваченных им стран, отец был уже мертв.

И говорил Гаррис не о нем, а обо мне.

— Я этого не хотел, — сказал Гаррис. — Я поклялся бы перед тобой богами, но я не верю в богов. Просто даю тебе свое слово.

— И я должен верить этому слову?

— Не должен, — сказал Гаррис. — И убеждать тебя в своей правдивости я тоже не собираюсь. Я лгу, и лгу часто, но сейчас не вижу в этом никакой выгоды. Говоря по правде, мне наплевать, веришь ты мне или нет.

От меня до императора было всего три шага — расстояние одного прыжка. Я мог бы подскочить к нему, толкнуть в грудь и посмотреть, сможет ли он выжить после падения с самой высокой башни Тирена. Но я не стал этого делать, потому что знал — сможет.

— Что будет со страной?

— А как ты думаешь? Она станет провинцией моей Империи.

— Зачем тебе Тирен?

— Из принципа, — сказал Гаррис. — Я ведь сказал, что хочу владеть миром. Всем миром.

— Владеть всем миром невозможно. Это аксиома.

— Это мы еще посмотрим, — сказал Гаррис. — Я дико не i юблю, когда кто-то выносит суждение о вещах, в которых ни черта не понимает. Ты воин, Джейме? Ты правитель? Что ты вообще знаешь о власти? А о мире? Только то, что твои учителя посчитали нужным вложить в твою голову за семнадцать лет. А я знаю больше тебя. Гораздо больше. Тебя учили быть королем маленькой сказочной страны. Меня никто ничему не учил. И аксиом подобного рода для меня не существует.