Толкование книг Нового Завета Иакова - Джон Мак-Артур

В своем нетерпимом отрицании безбожного оправдания греха и перекладывания вины на Бога Иаков приводит четыре веских доказательства того, что Бог никоим образом не ответствен за наши искушения и уже тем более за наши грехи. С этой целью Иаков разъясняет природу зла (1:13), природу человека (ст. 14), природу похоти (ст. 15-16) и божественную природу (ст. 17). В восемнадцатом стихе он приводит пятое доказательство, говоря о природе духовного возрождения; об этом мы поговорим в пятой главе настоящей книги.

Природа зла Бог не искушается злом и Сам не искушает никого (1:136)

Не искушается в греческом языке обозначено прилагательным apeirastos, которое встречается только в Новом Завете и передает идею невозможности быть искушаемым, отсутствия подверженности искушению. Другими словами, природа зла чужда Богу (см. обсуждение стиха 17). Бог и зло взаимно исключают друг друга в самом полном и глубоком смысле. Они существуют в двух отчетливо противоположных друг другу реальностях. Бог не подвержен злу и не восприимчив к искушениям. Он знает о существовании зла, но недосягаем для него, подобно лучу солнца, который падает на кучу мусора, но не теряет при этом своей чистоты.

Эта мысль, об истинном и живом Боге, неоднократно подчеркивается в Писании, но не встречается в других религиях. Поскольку они сотворены человеком и вдохновлены сатаной, языческие боги всегда несут на себе печать немощности и недостатков, присущих тем, кто их создал. К примеру, боги греческой и римской мифологии в высшей степени несовершенны, капризны, мелочны и даже грешны. Им приписываются сверхъестественные способности, однако у них нет сверхъестественной мудрости или добродетели, которые непременно должны быть присущи существам, наделенным таким могуществом. Они не только грешат сами, но и склоняют своих смертных подданных ко всевозможным грехам и порокам. Эти так называемые божества согрешают друг с другом, против друг друга и против людей, которых к тому же несправедливо и безнравственно третируют. Так как они являются порождениями падшего, развращенного разума, то им в полной мере присущи греховные и пагубные качества их порочных создателей. Поток не может быть выше своего источника.

Пока Исаия в смятении пребывал пред лицом Господним, серафимы «взывали … друг ко другу, и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!» (Ис. 6:3). Вскоре после того как Господь заключил завет с Моисеем на горе Синай, Он велел Моисею напомнить Своему народу: «Объяви всему обществу сынов Израилевых и скажи им: святы будьте, ибо свят Я, Господь, Бог ваш» (Лев. 19:2). То же самое обещал Бог и Своей церкви: «Будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет. 1:16). Божьей святости не присуще ничего, кроме совершенной и непорочной праведности. С глубоким пониманием Божьей неуязвимости перед злом и даже перед искушением пророк Аввакум заявляет: «Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния, и смотреть на притеснение Ты не можешь» (Авв. 1:13). Воплощенный Бог Иисус Христос описывается как «святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников» (Евр. 7:26).

Во Второй Книге Царств мы читаем: «Гнев Господень опять возгорелся на Израильтян, и возбудил он в них Давида сказать: пойди, исчисли Израиля и Иуду» (2 Цар. 24:1) – греховное деяние, ставящее надежду на военные силы Божьего народа превыше упования на Бога. Создается впечатление, что Бог склоняет Давида, «мужа по сердцу Своему», к греху. Однако из параллельного места Паралипоменон ясно следует, что это «восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян» (1 Пар. 21:1). Как допускал Бог сатану искушать и поражать Иова, точно так же он допустил, чтобы он искушал и Давида.

На примере сорокадневного пребывания Иисуса в пустыне нам открывается различие между понятиями «испытание» и «искушение», выражаемыми словом peirasmos, как и в этой 1-й главе Иакова (ст. 2-3, 12, 13-14). Матфей говорит, что «Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола» (Мф. 4:1). Однако из стихов 2-11 следует: то, что с точки зрения сатаны, было искушением (склонением ко греху), для Иисуса являлось испытанием, с которым Он справился без малейшего колебания. Несмотря на коварство сатаны, с которым тот трактовал Слово Божье, ему не удалось пробить брешь в неуязвимости Христа ко греху.

Для некоторых христиан наставления Иисуса, касаемые молитвы, общеизвестные как Молитва Господня, подразумевают, что Бог может, когда хочет, «[вводить] нас в искушение», и посему нам надлежит ревностно умолять Его «[избавлять] нас от лукавого» (Мф. 6:13). Это означает, что мы должны просить Отца Небесного избавлять нас от тех испытаний, которые, в силу нашей духовной незрелости и слабости, могут склонить нас ко злу. Подчеркивая истинность слов Иак. 1:13 («[Бог] не искушает никого»), Павел увещевает верующих: «Вас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1 Кор. 10:13). Бог допускает испытания, которые могут обернуться для нас искушениями, не с тем, чтобы сподвигать верующих ко злу, а чтобы воспитывать в них духовную стойкость (см. Иак. 1:2-4).

Природа человека но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью (1:14)

Вторым свидетельством Божьей непричастности к претерпеваемым нами искушениям является природа нашей падшей души, которая и делает нас уязвимыми для греха.

Каждый подчеркивает всеобщую подверженность искушению, которой не может избежать ни один человек. Всякий человек, без исключений, искушается. В данном случае глагол употреблен в настоящем времени, что подразумевает продолжительную, повторяющуюся и неизбежную реальность процесса, который имеет место, когда человек [увлекается] и [обольщается] собственною похотью.

Термины увлекаясь и обольщаясь переведены как причастия, которыми описаны два схожих по существу, но различающихся по смыслу аспекта процесса искушения. Первое слово происходит от греческого exelko, означающего «отклонение, движение в сторону под давлением внутреннего желания». Этот термин часто использовали охотники, обозначая им капкан с приманкой для животного. Второй термин (обольщаясь) происходит от deleazo; его широко использовали рыбаки, называя так наживку, которая должна была приманить рыбу к крючку и тем самым обречь ее на смерть.

Петр дважды употребляет понятие deleazo в своем Втором послании, сначала имея в виду «глаза… [исполненные] любострастия и непрестанного греха; они прельщают неутвержденные души; сердце их приучено к любостяжанию: это сыны проклятия», а затем «пустословие, [с чьей помощью] они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении» (2 Пет. 2:14, 18).

Рыб и зверей удается поймать благодаря ловушкам и крючкам с приманкой, которая выглядит для них настолько привлекательной (обольстительной), что они просто не в силах пройти (проплыть) мимо. Желание отведать приманки столь сильно, что рыбы и звери забывают об осторожности и не замечают ловушки до тех пор, пока не попадаются в них или не оказываются на крючке.

Точно так же и мы поддаемся искушению, движимые собственною похотью навстречу грехам, взывающим к нашим плотским желаниям. В современном обращении термин похоть давно используется применительно исключительно к сексуальным желаниям, в то время как греческое слово epithumia относится к глубоким, сильным желаниям и устремлениям любого свойства – как к порочным, так и благим.

Грех представляется нам привлекательным и обольстительным – и является таковым, по крайней мере, непродолжительное время. Иначе он не имел бы над нами такой власти. Сатана старается придать греху как можно более привлекательный вид, как и порочные и обольстительные люди, о которых говорит Петр. Но грех не был бы привлекательным, если бы не наша собственная похоть, которая делает зло более желанным для нас, нежели праведность; ложь более обольстительной, нежели правда; аморальность более привлекательной, нежели нравственная чистота; мирское более привлекательным, нежели Божье. Мы не вправе винить ни сатану, ни его слуг, ни нечестивых, ни мир в целом за собственную похоть. И уже тем более мы не можем возлагать ответственность за свои грехи на Бога. Проблема не в искусителе извне, а в предателе внутри нас.

Бог не искушает нас даже косвенно (ст. 13), но мы увлекаемся и обольщаемся собственною похотью непосредственно. Порок кроется в нас самих, в нашей не освященной плоти.

Называя себя христианином и учеником Христа, Павел исповедуется перед всеми верующими:...

Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим. Итак, тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха (Рим. 7:18-25).