Клеймо сводного брата (СИ) - Попова Любовь

По телу проходит дрожь и сердце начинает прямо-таки тарабанить. И знаю, что это за порочные чувства. Знаю, что никогда не испытывала их. Кроме того раза. Во время свадьбы. Во время пожара.

В страхе оглядываюсь, словно кто-то из прохожих может в мою голову заглянуть, мысли мои постыдные узнать, понять, насколько намокли трусики. Насколько хочется остаться одной. Иду прямиком к машине Антона и спинку сидения откидываю.

В воспоминания окунаюсь, понимаю, что только там вся моя фригидность становилась иллюзией. И вот я уже руку под юбку засовываю, влажной ткани касаюсь. В небо смотрю через окно и губы пересохшие облизываю.

Господи, как же дурно. Как же хорошо. Пальчиками под трусики забираюсь и глаза Германа в ночи представляю. Такие же горящие, как огонь. Карие с желтыми прожилками. Настоящий кот.

Влажные складочки начинаю тереть и губу нижнюю прикусываю, только чтобы не услышал никто. Не понял, чем я таким занимаюсь, как сама в себя палец просовываю, как клитор тру все чаще.

Да… Да… Немного еще. И небо надо многой становится с каждым движением все ближе. И почти мгновенно я взмываю в небеса, сотрясаюсь от сладкого удовольствия. Выдыхаю хрипло, протяжно и пальцы в рот беру. Глаза прикрываю, вспоминая, как этот вкус дарил мне Герман. Проклял меня этим на вечное самоудовлетворение.

Потому что не могу дать к себе прикоснуться. И его видеть больше не хочу.

Мы и не должны пересечься с Германом. Антона скоро выпишут.

У него своя работа, у меня теперь своя. И эту работу приходится выполнять.

И от тех, кому я передаю ключи по нескольку раз в день, тошнит.

Их взгляды порочны, а их намерения прозрачны. Неверные мужья и жены, желающие трахнуться без обязательств, желающие голод низменный утолить.

И с одной стороны, работа не сложная, а с другой, валюсь с ног, пока Антон продолжает лежать в больнице. Названивать постоянно, контролировать.

К себе зовет с отчетом, а я боюсь. Увидеть Германа боюсь, эмоции выплеснуть. Убить.

Именно из-за него мне приходится постели чужие перестилать, запахи порока чувствовать. Носки рваные носить. Чтобы купить новые, просто нет сил.

В итоге так заматываюсь, что в какой-то момент не замечаю, как пропадает Феликс. Был кот и не стало кота.

И я в панике оббегала пол района, прорыдала пол ночи. Ведь он был единственным, кто мне дорог.

Кому могла все свои несчастья в словесной форме излить.

А теперь его нет. Сбежал, потому что внимания не уделяла. Сволочь.

Спустя неделю после начала работы, я встаю с утра с твердым намерением вернуть домой заблудившегося кота.

Верить в то, что он ушел по собственного воле, мне не хочется.

Я распечатываю объявления, развешиваю на всех досках и столбах в нашем районе.

Только потом еду по работе, понимая, что уже неделю не появлялась на учебе. Просто физически не могла бы туда доехать вовремя. Оставалось только брать задания на дом и делать пол ночи.

Сегодня к себе опять зовет Антон, и я понимаю, что уже пора съездить. Тем более он просит привезти ему всю наличку.

Часть денег переводят сразу ему на карту, но весьма много дают на руки. Приходится возить их с собой.

Но даже этот важный повод ничто по сравнению с нежеланием встречаться с Германом.

Но… надо.

И меня начинает трясти. Потому что одно дело просто осознавать, что Герман в том же городе. Ходит по тем же дорогам, дышит одним воздухом.

Другое дело зайти в здание, где можно его встретить. Возможно столкнуться с ним лицом к лицу. И… что я ему скажу?

Скорее всего не смогу сдержать истерики. Потому что он успешный врач. А я… никто.

Встречаюсь с парнем, чтобы заработать на учебу. Скорее всего буду с ним спать. Работаю для него, помогаю.

На что еще я готова?

Все потому что не могу вернуться туда, где меня будут бить, где я стану бледной тенью себя.

Делать нечего, и я, собрав резинкой пачку денег, одев джинсы с рубашкой и даже новые кроссовки, выхожу из дома.

Приближаясь к больнице, меня все больше накрывает паника. Постоянно оглядываюсь, словно в сражении, ища пути отхода.

Но с другой стороны, почему должна бежать я?

И я сама себя не понимаю. Чего мне хочется больше? Увидеть его. Или не видеть никогда.

Паркуя машину возле больницы, я вдруг замираю. Застываю. Прикусываю язык, чтобы не вскрикнуть.

Потому что возле входа стоит он. Герман с как обычно короткой стрижкой, блестящей серьгой в ухе, прикуривает сигарету в своей манере. Улыбается двум симпатичным медсестрам, выпуская круглые кольца дыма.

Меня такая отчаянная злость берет, что руками кожаный чехол руля до побелевших костяшек сжимаю.

Стискиваю. Почти рычу.

Я тут мучаюсь, страдаю, не знаю, как мне поступить, как мне жить дальше, а эта красивая скотина флиртует.

Не знаю, что меня сподвигло. Не знаю, чем я думала, но выходя, я так громко хлопнула дверью, что машину закачало. А стайка птиц на дереве в импровизированном парке с лавочками мигом слетели с деревьев.

Солнце светит в глаза, но я все равно различаю, что нужного эффекта я добилась. Привлекла его внимание.

Но он не рванул ко мне, как я рассчитывала. Нет, он просто потушил сигарету, выкинул бычок и отправился восвояси.

Меня как приливной волной накрыло. Как… Да как он посмел меня игнорировать?! Еще пусть скажет, не узнал!

Тварь. Придурок. Ненавижу!

Все события, все эмоции скручиваются в такой комок, застрявший в горле. Дышать становится тяжело. Буквально нечем!

А здраво соображать еще тяжелее.

Как он смеет? После всего, что я по его вине пережила. После того, кем я стала!

Он так легко не отделается. Я выскажу ему все, что думаю. Вот прямо сейчас!

Именно поэтому подтягиваю сумку к себе плотнее. Я не иду туда, куда должна, я устремляюсь за Германом. Дура!

Прямо вот за ним, по улице. Смотря, как он чеканит шаг. Как перекатываются мускулы под его черной водолазкой. Как руки в кулаки сжаты, демонстрируя сетку выпирающих вен.

И почему раньше, в него влюбленная, я не замечала, как быстро он из парня преобразился в потрясающе красивого мужчину.

Или я просто подавила в себе эти симпатии, не только не наблюдая взаимной, но попросту из страха навязать свои чувства?

А оказывается симпатия была?

Не зря же он… отвел меня и трахнул. На моей свадьбе, забыв совершенно о нормах морали, о правилах приличия.

Мы идем долго.

Я все жду, когда он сам остановится, развернется, выслушает гневную тираду, но он продолжает достаточно быстро идти, словно не хочет, чтобы я его догоняла. Словно видеть меня не хочет?

Тогда почему он здесь? В Питере? Почему именно в этом городе.

Проспект заканчивается, людей становится все меньше и меньше. Пока вдруг не пропадают совсем.

Я даже вздрогнула, когда поняла, что мы, по сути, остались с Германов наедине. В *колодце свеже-отремонтированного дома.

И меня начинает потряхивать, когда вижу, как он открыл одну из подъездных дверей и останавливается.

Чего-то ждет.

И я задыхаюсь. Хочу уже открыть рот, чтобы высказаться, но он вдруг смотрит прямо на меня и бровь выгибает.

— Не стоит кричать на улице, Сонечка. Давай поднимемся ко мне и поговорим.

Глава 16.

*** Герман ***

Не сравнить. Даже близко не похожа эта чопорно одетая, со стянутыми в узел волосами девушка, на всегда улыбчивую Соню. Чьи волосы были распущены, платья легки, а взгляд на грани вечной влюбленности в жизнь.

Но это была моя Соня.

И неделю, наблюдая издалека за ее жизнью, я могу сказать, что она не изменилась внутри. Осталась все такой же мечтательной, сладкой, сексуальной. Но снаружи постаралась надеть самый толстый панцирь, который я планирую снять.

Я обещал держаться подальше. Я сдержал свое слово. Но если она сама войдет в эту дверь, если она сама сделает первый шаг, я считаю себя вправе снять любые обещания. Она сама даст мне такое право.