Костры Эдема - Дэн Симмонс

Она распрощалась с Корди, которую повели к лифту, – очевидно, почетные гости жили в Большом хале, – после чего мужчина вывел ее на террасу. Элинор увидела, что Большой хале стоит на склоне холма, обращенного к морю; терраса обрывалась в тридцати футах от земли. Портье свел ее вниз по лестнице к электрокару, в котором уже лежала ее сумка.

– Вы остановились в таитянском хале номер двадцать девять? – спросил мужчина. Элинор поглядела на свой ключ, но ему не требовалось ответа. – Там очень хорошие хале. Очень хорошие. Оттуда не слышен шум Большого хале.

Элинор оглянулась на Большой хале, когда они ехали прочь по узкой асфальтовой дорожке между пальмами. В здании было темно; только в нескольких окнах за плотно закрытыми занавесками горел свет. Она усомнилась в том, что там бывает очень уж шумно.

Они спустились вниз по холму, мимо тропических зарослей, от благоухания которых у нее еще больше разболелась голова, проехали по узким мостикам через лагуны – оттуда были видны океан и белые гребни волн – и вернулись к пальмовым зарослям. Элинор увидела среди деревьев маленькие домики футов десяти высотой, тускло освещенные электрическими лампами, укрытыми в листве. Стоящие повсюду фонари не горели – очевидно, их выключали на ночь.

Элинор со странной уверенностью поняла, что в большинстве этих хале так же пусто, как и в Большом хале, – пусто и темно везде, кроме островка света в вестибюле и вагончиков, где прячутся рабочие. Они объехали еще одну небольшую лагуну, свернули влево и остановились перед стоящим на возвышении хале, к которому вели несколько каменных ступенек.

– Таитянский двадцать девять, – объявил ее провожатый.

Захватив ее сумку, он поднялся по ступенькам и открыл дверь.

Элинор вошла в хале, засыпая на ходу. В домике было довольно тесно – маленький холл вел в открытую ванную, рядом с которой разместились такие же открытые гостиная и спальня. Огромная кровать была покрыта ярким вышитым пледом, по углам горели две лампы. Под высоким потолком медленно вращались лопасти вентилятора. Сквозь плетеную дверь Элинор видела очертания своего личного ланаи и слышала приятный гул наливающейся в ванну горячей воды.

– Очень хорошо, – повторил ее провожатый с едва заметным оттенком вопроса.

– Очень хорошо, – согласилась Элинор.

Мужчина улыбнулся:

– Меня зовут Бобби. Если у вас будут какие-нибудь пожелания, скажите мне или любому из наших сотрудников. Завтрак сервируется на террасе Большого хале и в ланаи Кораблекрушения с семи до половины одиннадцатого. Впрочем, здесь все написано. – Он показал на толстую пачку бумаг на тумбочке возле кровати. – У нас нет знака «Не беспокоить», но в случае чего можете выставить на крыльцо вот этот кокосовый орех, и никто к вам не войдет. – Он показал ей кокос с вулканической эмблемой Мауна-Пеле. – Алоха!

«Чаевые», – подумала сонно Элинор и полезла в сумочку.

Она нашла только десятку, но, когда повернулась, Бобби уже ушел. Снаружи донеслось гудение отъезжающего кара, и все стихло.

Несколько минут она изучала хале, проверяя, все ли двери заперты. Потом села на кровать, слишком усталая, чтобы раздеваться или распаковывать вещи.

Она еще сидела там, в полудреме вспоминая Конную тропу и продирающихся сквозь заросли металлических динозавров, когда за ее окном раздался пронзительный крик.

Глава 6

Когда я уже засыпал, некий голос нарушил тишину ночи, и из дальней дали, оттуда, где только океан до края земли, повеяло чем-то знакомым, домашним… И я услышал слова: «Ваикики лантони оэ Каа хооли хооли ваухоо», – в переводе это значит: «Когда мы маршируем по Джорджии».

7 июня 1866 г., Хило, Гавайи

Наш мистер Клеменс становится просто невыносимым.

Двухдневное путешествие из Гонолулу на остров Гавайи вряд ли можно отнести к самым приятным впечатлениям моей жизни. Волны немилосердно швыряли наш ветхий «Бумеранг», и большинству пассажиров оставалось спасаться в обманчивом уединении своих углов. «Обманчивом» потому, что эти углы спального отсека были лишь тонкой перегородкой отделены от «салона», где все, волею судьбы оказавшиеся вместе – гавайцы, китайцы, британские леди и ковбои-паниоло, – ели, пили, вели беседы на разных языках и играли в карты.

После моей уже описанной словесной победы над докучливым мистером Клеменсом я спустилась в свою мрачную каюту, где прямо на постели меня ожидали два таракана. Я уже упоминала о том, что боюсь тараканов больше, чем медведей гризли, но следует добавить, что это были необычные тараканы. У этих чудовищ размером с омара были красные глаза и усы, на которые можно было повесить шляпку и зонтик.

Кроме этого, со всех сторон раздавались неделикатные звуки, с которыми пассажиры извергали из себя обильные завтраки, поглощенные в Гонолулу, и храп менее чувствительных пассажиров, лежащих по углам, как вязанки дров. Миссис Уиндвуд использовала ноги одного из этих спящих в качестве вешалки, и я только потом увидела, что это был губернатор Мауи.

Осторожно поглядывая на тараканов, которые, казалось, расположились на моей кровати надолго, я опять отступила к верхнему деку и расположилась около транца. Оказалось, что мистер Клеменс тоже собирается провести путешествие на палубе, «где только и можно дышать», и таким образом мы снова оказались вместе. Несколько часов, пока усталость не разогнала нас по углам, мы говорили о разных и зачастую не связанных друг с другом вещах. Похоже, корреспондент был удивлен, обнаружив в моем лице благодарную слушательницу и рассказчицу. Конечно, меня продолжали раздражать его вульгарные манеры и привычка курить дешевые сигары, но в долгом путешествии по Дикому Западу я почти привыкла к отсутствию манер. Признаюсь, что беседа с корреспондентом несколько отвлекла меня от опасностей, ждущих меня в постели.

Когда я упомянула о своем отвращении к тараканам, мистер Клеменс признался, что они были одной из причин его пребывания на палубе.

– Мои, – сказал он, – величиной с кленовый лист, с бешеными глазами и огромными усищами. Они щелкают зубами, как табачные черви, и вечно чем-то недовольны.

Я описала ему омароподобных тварей, притязавших на мою подушку.

– Я пыталась прогнать их зонтиком, но они отобрали его у меня и использовали в качестве тента, – сказала я.

– Хорошо, что вы отказались от дальнейшей битвы, – сказал Клеменс– Я слышал от надежных свидетелей, что эти твари часто обгрызают ногти на ногах у спящих матросов. Поэтому я и предпочел спать здесь под дождем.