След Оборотня - Патриция Корнуэлл

От поворота на Мидлотиан я увидела дом Марино. Украшенный к Рождеству тысячами лампочек, он сверкал, как парк аттракционов. Деревья, будто утыканные неоновыми леденцами, переливались всеми цветами радуги. Во дворе мерцали санта-клаусы, снеговики и игрушечные солдатики. На крыше горело поздравление с Рождеством.

– Каждый раз, как вижу это, убеждаюсь, что ты – сумасшедший, – сказала я, когда Марино открыл мне дверь. – В прошлом году было не лучше.

– У меня в доме теперь три распределительных щита, – похвастался он.

Через гостиную Марино повел меня на свою маленькую кухню. Я бросила взгляд вокруг. Разумеется, комнаты он тоже украсил. Возле камина сияла наряженная елка.

– Мне звонила Брэй, – известила его я. – Кто-то дал ей мой домашний телефон.

– Понятно кто.

– Сегодня вышел в отставку Карсон. Его обязанности будет исполнять майор Инмэн.

– Знаешь, что это означает? – спросил Марино. – Отныне Брэй возглавляет не только патрульную службу, но и отдел расследований, то есть весь департамент. И соответственно контролирует весь бюджет. Объясни, как эта женщина, не проработав здесь и трех месяцев, добилась столь грандиозных успехов?

– Видать, имеет хорошие связи.

Раздался телефонный звонок. Я вздрогнула. Марино поднял трубку, послушал с минуту и передал ее мне.

– Да?

– Доктор Скарпетта? – обратился ко мне незнакомый голос. – С вами говорит Тед Франциско из отделения АТО в Майами. Люси сказала, что капитан Марино, возможно, знает, как связаться с вами. Вы можете поговорить с ней?

– Конечно, – ответила я, объятая тревогой.

– Тетя Кей? – услышала я голос племянницы. – Не знаю, известно ли тебе уже о том, что здесь произошло… Наша операция провалилась. Это был кошмар. Мне пришлось убить двоих. Джо ранена.

– О Боже! – выдохнула я. – Что с ней?

– Не знаю, – отвечала Люси неестественно ровным тоном. – Она в больнице Джексон-Мемориал, под чужим именем. Я не могу позвонить ей. Меня держат в изоляции. Боятся, что картельщики попытаются отомстить нам. Мне известно только, что, когда ее увозили на «скорой», она истекала кровью.

– Я выез… – начала я, но меня перебил Франциско, вновь взявший трубку:

– Я знаю, вы услышите о происшествии в новостях, и хотел заранее предупредить, что Люси не пострадала.

– Физически нет.

– Я объясню вам, что будет дальше…

– А дальше будет следующее, – оборвала я его. – Я немедленно вылетаю. Если надо, найму частный самолет.

– Не торопитесь, – сказал Франциско. – Это очень опасная группировка, и Люси с Джо слишком много о ней знают. Через несколько часов после перестрелки наши саперы обнаружили под их машинами взрывные устройства.

Я вся похолодела, в глазах потемнело.

– Сейчас делом занимается полиция округа Дейд, – продолжал он. – Обычно мы сразу же вызываем команду экспертов, оценивающих обоснованность применения оружия, и людей, обученных работе с агентами, оказавшимися в подобной ситуации. Но опасность столь велика, что мы отправляем Люси в Вашингтон. Там до нее не доберутся.

– Спасибо за заботу о ней, – поблагодарила я, не узнавая свой голос. – А как АБН поступит с Джо?

– Ее переправят в больницу далеко от Майами.

– Может быть, в Виргинский мединститут? – предложила я. – Ее семья живет в Ричмонде. И врачи и оборудование у нас замечательные, к тому же я сама здесь работаю.

– Спасибо, – чуть помедлив, отвечал Франциско. – Я передам ваше предложение начальству. Мы его обсудим.

Он повесил трубку, а я все стояла и смотрела на телефон.

– Что случилось? – спросил Марино.

– Операция прошла неудачно. Люси застрелила двоих.

– Толковая была перестрелка?

– Перестрелка не бывает толковой!

– Ты знаешь, что я имею в виду. В применении оружия была необходимость? Или она случайно убила двоих человек?

– Нет, конечно. Джо ранена. Насколько серьезно, не знаю.

– Проклятье! – выругался Марино. – Люси просто требовалось на ком-то сорвать злость. Ее вообще нельзя было допускать к операции! Ведь она только и ждала, чтобы пристрелить кого-нибудь, пощеголять пистолетами, как ковбой!

– Марино, прекрати.

– После гибели Бентона она превратилась в психопатку, – не унимался он. – Только бы мстить и мстить. Казалось бы, уж подбила вертолет с его убийцами. Ан нет, ей все мало.

– Перестань. Прошу тебя, Марино. Люси – профессионал, и ты это знаешь. Иначе АТО никогда не поручила бы ей такого задания. После того что случилось с Бентоном, они проверяли и оценивали ее со всех сторон. И, увидев, как стойко она переносит горе, стали уважать ее еще больше – и как агента, и как человека.

Марино откупорил бутылку «Джек Дэниэлс».

– Да, но мы-то с тобой знаем, что она с тех пор сама не своя, – сказал он, плеснув виски в бокал. – Год назад убила двоих, теперь еще двое. Многие за всю карьеру пистолета из кобуры не вынимают. Уверяю, на этот раз ее поведение будет расценено иначе. В Вашингтоне могут подумать, что заполучили в свои ряды стрелка с наклонностями маньяка. – Марино подал мне виски.

– Люси не такая.

– Нет, конечно. Просто родилась с приветом.

Себе он тоже налил виски, и мы прошли в его захламленную гостиную. Марино плюхнулся в старое кресло, в протершихся местах заклеенное клейкой лентой. Я устроилась в углу зеленого вельветового дивана.

– Из Интерпола есть известия? – спросила я, меняя тему.

– Ничего стоящего – они просто запросили дополнительную информацию.

– Значит, ничего не раскопали, – разочарованно произнесла я. – Застарелая трещина в челюсти, отпечатки пальцев, – ничего похожего в их досье не оказалось.

– Да, тоска, – согласился Марино, подливая себе виски.

На следующий день, уложив на тележку накрытую салфеткой хирургическую кювету и прочие вещественные доказательства, я отправилась в лабораторию Нилса Вандера. Его подчиненные изучали пятна крови, отпечатки пальцев и волокна. В вотчине Вандера имелись система автоматизированной идентификации отпечатков пальцев и цифровое оборудование для улучшения качества аудио– и видеозаписей. Он также заведовал фотолабораторией, где ежедневно проявлялось свыше ста пятидесяти рулонов пленки. Я нашла Вандера в лаборатории специальных источников освещения.

– Хорошо, что ты здесь, – сказала я.

Пока я выкладывала на лист бумаги одежду покойника, Вандер установил на треногу и включил в сеть «Лумалайт». Спустя минуту он включил излучатель, положил возле меня защитные очки и закрепил на объективе синий светофильтр. Мы надели очки и погасили верхний свет.

Вандер взялся за найденную в контейнере пластмассовую урну и сразу обнаружил на ней слабо выраженные отпечатки пальцев. Он присыпал их красным красителем, и в темноте закружили искрящиеся пылинки.

– Хорошее начало, – сказала я. – Так держать, Нилс.

Он придвинул треногу к черным джинсам мертвеца. Вывернутый правый карман засиял тусклым красным цветом. Я расправила ткань пальцем – на руках у меня, естественно, были резиновые перчатки – и увидела переливающиеся оранжевые пятна.

Еще с час мы обследовали одежду «Человека из контейнера», но больше ничего примечательного не обнаружили.

– Безусловно, мы выявили два разных вещества, – заговорил Вандер, когда я включила свет. – Следов красителей нет. Только тот, что я использовал для отпечатков на урне.

Я позвонила в морг. Трубку снял Филдинг.

– Пришли сюда все, что мы извлекли из карманов нашего неопознанного клиента.

– Деньги, щипчики для сигар и зажигалка?

– Да.

Мы вновь потушили свет и скоро нашли на одежде покойника странные длинные волоски непонятного белесого цвета.

– Это с его головы? – уточнил Вандер.

– На голове у него волосы темные и жесткие, – ответила я. – Полагаю, эти вообще не его.

– Похожи на кошачьи. Длинношерстной породы.

Вошел Филдинг с поддоном в руках. Мы включили свет. Филдинг снял с поддона салфетку.

– Фунты и немецкие марки я узнал, а вот это что за медяки, ума не приложу.

– Думаю, бельгийские франки, – сказала я.

– И банкноты такие впервые вижу. Похоже, на них какой-то храм. Дирхемы чья валюта?

– Попрошу Роуз уточнить.

– Интересно, зачем человеку в кармане четыре разные валюты? – спросил Филдинг.

– Возможно, за короткий промежуток времени он успел посетить несколько стран, – высказала я догадку. – Давайте-ка исследуем этот клад.

Мы надели защитные очки и потушили свет. На нескольких банкнотах засияли уже знакомые нам тускло-красные и переливчатые оранжевые пятна. Мы тщательно осмотрели каждую купюру с обеих сторон и в верхнем левом углу банкноты достоинством сто дирхемов обнаружили отпечаток пальца.

– Есть, – возликовал Вандер. – Отлично! Дам задание кому-нибудь из своих приятелей. Пусть покопается в базах данных, проверит все сорок или пятьдесят миллионов отпечатков.