ОУН и УПА: исследования о создании "исторических " мифов. Сборник статей - Пер Рудлинг

Отказ в сотрудничестве и фашизм

Про-ОУНовские историки разработали ряд стратегий и повествований по отрицанию фашизма в ОУН. Государственный проект Стецька с его явным фашистским содержанием и направленностью категорически запрещен, а публичная декларация Стецька — Акт от 30 июня 1941 года — была отредактирована, чтобы убрать на второй план обещания верности Гитлеру и нацистской Германии. Пронационалистические историки, опираясь на собственные отдельные исследования, описали это как разрыв с нацистами. Сам Лебедь утверждал, что провозглашение было «совершенно независимо от всех иностранных влияний, и политических и идеологических ориентаций»[233]. Владимир Косык настаивал на том, что «когда немцы отказались признать независимость Украины, о любом сотрудничестве с ними не могло быть и речи»[234]. Петр Потишный описывает Акт как откровенно антигерманскую декларацию[235]. Тарас Хунжак утверждает, что ОУН (б) «пересек Рубикон в первые же дни немецко-советской войны, и перешел в состязательное положение по отношению к немцам»[236].

Пожалуй, наиболее интеллигентное отрицание сотрудничества фашизма и ОУН выразил политолог Александр Мотыль. Аргумент Мотыля отличается от простого отрицания проОУНовских историков. Вместе этого, он основан на отказе ОУН о создании государства. Хотя Мотыль признается в энтузиазме ОУН к сотрудничеству с фашистской Европой, в ее фашистских намерениях, он представляет фашизм моделью организации существующего государства.

Эта интерпретация сдвигает фокус внимания от идеологии к измеряемым достижениям. Фашизм, согласно интерпретации Мотыля, в первую очередь ставит вопрос о движении к успеху, к достижению своей цели по управлению государством. Впоследствии, как утверждает в своих аргументах политолог, словацкий и хорватский режимы стали фашистскими, потому что они контролировали государства, в то время как неудачный проект Стецька не делал этого[237].

По поводу того, что нацисты отказались признать государство ОУН, Мотыль утверждает, что «националисты случайно уберегли его от коллаборационистов и, возможно, фашистской судьбы»[238]. Мотыль неявно, осторожно отвел ОУН от ее идеологических побратимов — Юсташа, гвардии Глинки, фашистов Муссолини и национал-социалистов Гитлера. Ссылаться на украинских сотрудников нацистов было вдвойне невозможным, согласно этой линии рассуждений. Украинцев, служивших в немецких мундирах, принимавших клятву Адольфу Гитлеру и сражавшихся за Новый порядок в Европе, нельзя было назвать «нацистскими сотрудниками» в соответствии с аргументами пронационалистов.

Расистская идеология нацизма исключала возможность украинцев присоединяться к их движению[239], такое «сотрудничество» потребовало бы наличие украинского государства, которого не существовало в 1941 г.[240]

Аргумент Мотыля является неубедительным по нескольким причинам, и, как показал Даниэль Арспрунг, не в последнюю очередь из-за того, что нескольким фашистским группировкам в Восточной Европе удалось получить контроль над государственным аппаратом[241]. Мотыль утверждает, что «правильные термины имеют свои значения. важно называть вещи своими именами, а не создавать ненужную путаницу»[242]. И все же его определения и терминология оказались спорными для ученых-ненационалистов, которые и дали Мотылю говорить делать именно это. Хотя высокие критерии фашизма Мотыля дисквалифицируют ОУН, он определяет современную Россию как «неконсолидированное фашистское государство»[243]. Сам Мотыль представляет себя как «давний критик движения Бандеры»[244], а его отрицание фашизма и сотрудничества ОУН стали важной составляющей повествования диаспоры националистов и проОУНовских ученых.

Трудно избежать того, что определение фашизма, которое включает в себя Россию Медведева, но не Бандеру и Стецько, ориентировано на самооценку и идеологические нужды общества, которое в разной степени идентифицирует себя с проОУНовскими традициями.

Некоторые проУПАвские летописцы пытались отделить УПА от ОУН (б), выступали за восстановление по форме, но не последней[245]. В частности, Петр Потишный охотно подчеркивает, что ОУН (б) и УПА были отдельными организациями и обычно предпочитает использовать термин ОУН-УПА для наименования организации[246].

Другая стратегия заключалась в отделении Шухевича, Стецька и Бандеры от их идеологии, возведения их до символов украинской славы и героизма, и отношения к культу личности как к патриотическому торжественному отличию[247]. Эта нить рассуждений сводится к детализации значения лидеров ОУН и к тому, что их явное одобрение Холокоста, их декларации о верности Гитлеру и Новой Европе, и массовые убийства людей — всего лишь незначительные пятна на их истории, которые существенно не отличаются от аналогичных ошибок, допущенных Уинстоном Черчиллем и Невиллом Чемберленом[248].

Как мы видим в дискурсе доминирующей диаспоры, несколько ключевых характеристик ОУН были исключены: ее антисемитизм, идеологическая близость с нацистской Германией и поддержка с энтузиазмом руководства новой, фашистской Европы. Однако, отрицания некоторых характеристик — недостаточная основа для мифотворения и мобилизации предпочтений националистов. Для того, чтобы восприниматься идолами, героями, построителям идеологии нужно запастись положительными характеристиками, приемлемыми для демократов.

Создание таких героев требует большего воображения от создателей мифов. Интеллектуалы-пронационалисты представляют УПА, контролируемой ОУН (б) как источником и основой для сегодняшней украинской демократии. Для того, чтобы производить такое впечатление, националисты существенно ограничили их внимание отдельному периоду между 1943 и 1951 годами, полагаясь на пропаганду ОУН в период, когда она искала новых союзников на западе[249]. «Изучая эти первичные документы УПА, их можно считать безопасным источником становления подлинно плюралистического, демократического, украинского общества», писал Говард Астер в 1996 г. в письме к Петру Потишному. По словам Астера, документы, опубликованные в Летописи УПА, главным редактором которой был Потишный, представляют собой «кульминацию развития украинской националистической идеологии с большим акцентом на экономическое и социальное благосостояние и на обеспечение индивидуальных прав»[250].

Реэкспорт националистических мифов в Украину

Распад Советского Союза потребовал написания новой истории. Советские учебники были отброшены, а во многих случаях отодвинуты с описаниями диаспоры на задний план. Реэкспорт националистических повествований в Украину прошел относительно «гладко», находя особо восприимчивую аудиторию в западной части страны. Значительное количество украинских историков и ученых, которые ходили по струнке в советское время, быстро отодвинули марксистско-ленинскую ортодоксию националистической интерпретацией. Хотя влияние вернувшихся эмигрантов-националистов на украинских политиков было незначительным, их влияние на написание хроник украинской истории и мифотворение было значительным, особенно после 2004 года[251].

Филосемитские повествования националистов из ОУН (б) иУПА

На рубеже второго и третьего тысячелетий, повествования об ОУН и евреях получили определенную форму, которая все больше представляла ОУН-УПА как толерантную, этнически включающую в себя и приветствующую евреев, поляков и представителей других меньшинств, и боролась за многонациональную и демократическую Украину[252]. Историк Владимир Сергийчук называет ОУН-УПА демократической силой, ведущей антитоталитарную борьбу против сталинизма и нацизма. Сергийчук утверждает, что среди людей, которые «пожертвовали» собой ради идеи и дела, были не только украинцы, но и польские и еврейские добровольцы[253]. Историки-пронационалисты часто представляют ОУН и УПА как спасателей и благодетелей, которые сдерживали евреев, несмотря на страдания самих украинцев от рук еврейских комиссаров, совершавших геноцид. Некоторые признают, что иногда в ОУН существовали антисемитские тенденции, но тут же добавляют, что они не были поддержаны всей организацией в целом, и что ОУН проводило различия между коммунистическими и некоммунистическими евреями, и в конечном итоге ОУН придерживалась особых взглядов на гражданский национализм, гуманизм и демократию[254]. Другие интеллектуалы-националисты отрицали фашистское наследие полностью. Некоторые зашли так далеко, что утверждали, что «политические принципы, изложенные в программах Третьего съезда ОУН (б) должны быть внесены сегодня в украинскую Конституцию»[255].