Амнезия. Дневник потерявшего память - Натали Сомерс

Беатриса провозилась на кухне все утро, чтобы приготовить и заморозить блюда на неделю, а днем занялась уборкой. Я предложил ей помочь, но она с удивлением взглянула на меня и ответила, что привыкла убираться в одиночку и делать так, как ей нравится. Из чего я заключил, что убираюсь плохо, но не обиделся. Мне не очень хотелось пылесосить. Однако я напрягся, когда она явилась ко мне в комнату протирать пыль и убираться.

– Я и сам могу, – настаивал я, не в восторге от мысли, что она начнет копаться в моих вещах (даже если, по идее, я не прячу под подушкой кокаин).

– Нет-нет, мне не трудно.

– Правда, мне неудобно. Я хочу убраться тут сам.

– Ромен, я не понимаю, что ты имеешь в виду. Я твоя мать. В этом нет ничего неудобного. К тому же тебе надо делать домашние задания, и твой…

Она спохватилась, промолчала пару секунд и продолжила:

– У тебя наверняка много дел. Я же ради тебя стараюсь.

Все это Беатриса сказала с укором, чуть не плача. Я не ответил, и она начала протирать пыль, попросив меня выйти, чтобы ей было проще. Нехотя я закрыл учебник математики, который изучал до ее прихода, и уже собирался пристыженно выйти: ведь она всего лишь хотела помочь, а я ей палки в колеса вставляю – как вдруг откуда ни возьмись у меня внутри поднялась невероятной силы волна ярости, совершенно несоотносимая с ситуацией. Я снова открыл учебник и сказал:

– Нет.

– Что значит «нет»? – спросила Беатриса, протирая клавиатуру.

– Нет. Я хочу, чтобы ты прекратила.

– Прекратила что?

Я встал и правой рукой взялся за перьевую метелку.

– Это моя комната. Мое личное пространство. Я сам тут уберусь.

Беатриса усмехнулась.

– Твое личное пространство? Ромен, я не понимаю, что тебе скрывать, у тебя даже нет по дружки! Я все о тебе знаю! Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было, сам подумай. Я твоя мать. И, если честно, с тех пор как ты… ты… – Мне показалось, для нее произнести «потерял память» было все равно что оскорбить меня. – С того случая с твоей головой я знаю о тебе больше, чем ты сам! И если бы врач не запретил, я бы столько интересного тебе рассказала!

Однако от этой речи, произнесенной с широкой улыбкой, я разозлился еще больше.

– Не думаю, что ты меня так хорошо знаешь. И не важно, что каждый из нас думает. Сейчас я просто прошу тебя не убираться в моей комнате.

Беатриса вытаращила глаза, будто из моего тела вылез демон или пришелец. («Экзорцист» с Роменом Валинцки в роли одержимого, ракурс: снимать под низким углом, чтобы герой выглядел зловеще. Сцена первая, дубль один. Камера! Мотор!)

– Как ты смеешь? Я твоя мать! – воскликнула она.

Я не двинулся с места. Убедившись, что я не сдамся, Беатриса развернулась и обиженно процедила сквозь зубы:

– Посмотрим, как ты будешь себя вести, когда вернется твой отец.

Тут, конечно, она права – посмотрим. Но фраза «Живи сегодняшним днем» стала моим девизом. В любом случае, что еще у меня есть?

Кроме того, я крутой парень.

Понедельник, 31 мая

15 часов 5 минут

Сижу в библиотеке, потому что меня освободили от физкультуры на месяц из-за «черепно-мозговой травмы». Тем лучше, мне есть что записать.

Утро прошло без особых волнений. Когда я пришел, Элиас и Натан стояли, склонившись над телефоном Ясера, и смеялись. Мне не хотелось их отвлекать, поэтому я прислонился к стене и запустил шахматы. Надо и вправду попросить Арно, чтобы подключил мне интернет. Хотя, скорее всего, Беатриса пожалуется на меня, как только он вернется, так что момент не самый подходящий. Ладно, посмотрим. Тут я задумался… А мне дают деньги на карманные расходы? В своей комнате я не нашел ни монетки. Ни банковской карты в кошельке. Об этом тоже надо переговорить с Арно. Да уж, накопилось.

Короче, сейчас самое главное то, что произошло в столовой. Я подошел к Элиасу, надеясь, что мы пообедаем вместе, но он ответил:

– Прости, старик, меня ждет одно очень важное дело.

И направился к Моргане. Даже не побоявшись ее подружек – не знаю, как он это делает. Он сказал ей всего пару слов, и Моргана тут же за ним последовала. Хотелось бы мне тоже так уметь. Прийти, не обращая внимания на людей вокруг, и просто сорвать интересующий меня цветок. Одно меня обрадовало: Моргана явно была не в восторге. Но они все равно пообедали наедине. Дорого бы я дал, чтобы оказаться на его месте. Какая разница, что она не улыбается. Есть и любоваться Морганой – это как слопать бутерброд с ветчиной на вершине Монблана. Восхитительный вид – все, что нужно королю мира.

Я же, король неудачников, снова оказался один в поисках столика.

Догадайтесь, где были свободные места?

– Эй! Привет, Аделина! Я могу… то есть нет, ты позволишь присесть здесь? Я бы с радостью с тобой поболтал…

Улыбка моя была такой же естественной, как обещания натуральной клубники в мармеладках. Но капелька (хотя тут было ведро) лицемерия не повредит здоровым отношениям – оно как масло для функционирования общества, которым можно смазать все шестеренки, чтобы ничего не застревало, не скрипело и не взрывалось (под шестеренками я не имею в виду Аделину, не хочу, чтобы меня обвиняли в том, чего я не говорил).

– Я-те-не-полиция, – процедила она сквозь зубы.

– Прошу прощения?

Не знаю, откуда вдруг взялось это выражение. Само вырвалось. Клянусь, я даже не знал, что могу так спросить. Наверняка это было дикое восстание заученных до мозга костей манер Беатрисы. В качестве реакции на тошнотворную сцену передо мной.

Аделина закатила глаза и повторила, отчеканив каждое слово.

В этот раз я понял.

– Я знаю, что ты не полиция. Просто из вежливости спросил.

Аделина снова закатила глаза.

– В лицеях не бывает вежливости.

– Конечно бывает! – воскликнул я с такой уверенностью, которая бывает только тогда, когда ни единому своему слову не веришь.

Решив, что разговор завязался и мне разрешили присоединиться, я сел на то же место, что и в прошлый раз, – по диагонали. Я бы не вынес оказаться напротив Аделины. Думаю, она тоже.

Что круто с Аделиной, так это ясность: она никого не любит и уверена, что тоже никому не нравится. И должен признать, в этом она вряд ли ошибается. Она все сделала для такой репутации. Между нами: думаю, мои