Вальхалла. Повесть о бессмертных - Надя Яр

Я приняла решение. Спустившись во внутреннее кольцо станции, я вошла в пустую каюту, легла на койку и вколола себе дозу парализатора. Потом уже мне пришло в голову, что надо было уколоть и снотворного, но шприц уже выпал из моей руки на пол. Поздно. Ареной боя осталась только моя душа.

С моря дул ласковый ветер, и у дверей позванивали колокольчики. Слышалась музыка арф и свирелей. Я знала: стоит только прислушаться, и она станет яснее, громче, войдёт в мой дом и наполнит моё сердце радостью и покоем. Мне даже не надо вставать с постели… Но что-то беспокоило меня. Что-то там было, что-то ждало над головой, за стеной, за окном.

Окно было чуть-чуть приоткрыто. Белые занавески колыхались на сквозняке. Там, за окном, был живой город. В нём не гостила война, он был целостен, счастлив и вечен. Стены его зданий украшали мозаики и узоры из самоцветов. Хризопразы и гранаты, опалы и бирюза сияли в бесконечно близких к совершенству картинах, созданных руками мастеров. Башни из драгоценного камня стремились к небу, вознося хвалу Творцу. Дыхание неувядающих трав и цветов овевало тихие беседки. Рубиновые и сапфировые гроздья в узорных дверях домов перекликались с алостью роз и синевой безупречных и вечных небес.

А с небес на меня смотрел ужас. Извне, за стенами комнаты, было Нечто. Оно спускалось, наваливалось безмерной своей тяжестью на дом, на крышу, стены, на меня. От него исходила ощутимая, близкая гибель. Оно было без цвета, без формы, без жизни и без жалости. Оно дышало терзающей белой жарой.

Оно звало меня. Бессловным зовом оно приказывало мне открыть окна и двери и открыть ему душу. Я пыталась отвести взгляд от окна, закрыть глаза, уйти и спрятаться в себя, но кровь того cida расползлась по моим жилам. Тело не слушалось меня. С моей волей боролась чужая. Мои веки упорно приподнимались, взгляд цеплялся за белые занавески, яшмовую раму, за шпиль башенки за окном и полз наверх, на зов, а жара становилась всё сильнее. Извне, с небес шёл Приказ, и кровь cidai слепо подчинялась. Открой окно, шептал мертвец, вселившийся в моё тело. Или это шептала пылающая пустота? И есть ли разница? Нет, отвечала я им обоим. Открой, и ты увидишь Красоту и Покой, Силу и Власть, Величие, Мудрость и безграничное могущество. Нет, говорила я им; не открою. Открой — и ты останешься здесь. Разве ты не хочешь остаться здесь, в вечном городе, где есть истинное бессмертие — единственно истинное бессмертие? Нет, говорила я; уйди, оставь меня, проклятый лжец. Демон. Я знаю тебя, знаю твоё настоящее имя. Я то, что я есть. Ты не знаешь моего имени.

Знаю, сказала я. Ты — Ра. Ты голодное пламя. Значит, гори.

Отравленная кровь вспыхнула в моих жилах. Шелестели изумрудные травы в садах, а я горела. Волны вползали на сверкающий белый берег, позвякивали колокольчики, звучали свирели и арфы, а я горела. Мириадами листьев шумели сады и скрипели уключины вёсел, а я горела. Роса падала наземь, с яблонь сыпались яблоки, ветер играл с мелким белым песком, в каменных плитах дорог сверкали топазовые узоры, и вода в перламутровых бассейнах манила прохладой — а я горела, горела, горела и не сдавалась. Если я сдамся, я сгорю, знала я. Меня не станет навеки.

А чужая воля во мне хотела сдаться, подчиниться приказу, хотела домой. Домой, в этот город, весёлый и вечно живой, полный смеха и радостного бытия, в этот город, чудесно воскресший или совсем никогда не убитый. И часть меня соглашалась. Эта часть отнюдь не уступала мучителю и не просила пощады у Пламени. Она возвышалась над страданием тела — самая сильная, практически непобедимая грань меня, несокрушимый стержень духа, унаследованный от отца. По мере того, как боль сжигала остаток моего я, обнажалась эта часть, эта суть. Она была неуязвима для Пламени. У неё были свои приоритеты. В обмен всего лишь на мою душу мне предлагали вечный город! Разве я не мечтала защищать свой город? Разве не скорбела о гибели Рийарана? В этой жизни или в другой — чего ещё я могла бы желать?

Когда в топке страданий сгорает вся этика, плавятся принципы и распадается чувство долга, когда всё оставшееся существо грозит превратиться в инструмент инфернального зла, то спасти человеческую нашу суть может только усилие воли. И я обратила мою волю на восприятие и память. Я взяла их в руки духа, которые мне ещё оставались. Вытащить себя за волосы из болота? Вытащить усилием воли? Что ж, Кробаль, повторим этот трюк.

Я начала убивать в себе этот город — Рийаран, или информационный фантом, или один из городов Армагетто. Башню за башней, камень за камнем, узор за узором я стирала его со скрижалей души. Сад за садом, запах за запахом — прочь. В небытие — все самоцветы, песчинки и солнечные блики. Все жилища, колокольчики и занавески — в прах. С глаз долой, из сердца вон. Я даже звуки не пощадила. Я стёрла шелест листвы и травы, убила всю музыку арф и свирелей. Что ты делаешь, шёпотом кричали чужая воля и Пламя, ты изгоняешь из своей души красоту!..

Да, я её изгоняла. Я убивала всё это в себе, истребляла и образы города, и чувства, связанные с ними — любовь к этому узору, к этой беседке, к этому поросшему кувшинками пруду. Удар за ударом я убила всё это в себе. И шаг за шагом я ушла из Армагетто и забрала себя у Ра. Город потух. Пламя погасло. Боль ушла, и стало темно. Темно и хорошо.

Андрей явился ко мне рано утром. Я глянула — а он стоял в проёме двери, прислонившись с косяку. Мёртвый, он был будто заново сделан, красивый и ясный, с безмятежным открытым лицом. Как в Дзержинске под виноградом, вечность назад. Я подняла ружьё.

— Это что за новости, Диди?

— Ты умер, Андрей. Тебя нет.

— Нет? Я вечен.

— Твой труп сидит в южной пушечной башне. У консоли. Андрей, ты всё-таки убил эту нелюдь.

— Да.

Он присел на край койки. Матрац не шелохнулся. Сквозь его силуэт светила лампочка, вроде тех, что мы с ним воровали в детстве. Я тронула его руку. Он был бесплотен. Призрак.

— Мне здесь снились поганые сны, — сказал Андрей. — Я звал тебя, но ты пришла слишком поздно. Когда сюда пожаловала нелюдь, ко мне явился Крыса. Ты видела его посла на пульте. Он сделал мне предложение, от которого я не мог отказаться.

— Он обманул тебя, — сказала я. — Ты умер.

— Нет, Диди. Я бессмертен в нём. Теперь я — каждый улели, каждый бывший cida, каждый человек, каждый шушик и каждая крыса, влившаяся в Сообщество. Я один, и меня не счесть. Я здесь, и я охватываю тысячи световых лет. Я — мириады живых и мириады мёртвых. Я — сонм бесчисленных, ждущих рожденья. Я — как песок. Меня больше, чем звёзд. Никто, ничто не страшно мне теперь — ни Ра, ни смерть, ни даже отсутствие смерти. Я совершенен. И я вечен.