Баймер - Юрий Никитин

Окна уже слабо светятся холодноватым светом, это отец погрузился в кресло перед телевизором. Там один канал почему-то называется «Культура», отец смотрит его упорно, хотя там такая же лабуда, как и везде, даже порнуха после полуночи, но отец и ее считает частью современной культуры, так как в молодости воевал за сексуальные свободы и почти-почти был диссидентом. Половым диссидентом.

Отец, мелькнула невеселая мысль, добрый мой отец… Он, как и мать, бабушка и дед, как их друзья и знакомые, не может понять, как это я всматриваюсь в экран, где что-то мельтешит, мелькает…

У дедушки живет хороший добрый пес Гриша, они с дедом одинаково радуются моему приходу, но оба с одинаковым недоумением смотрят, когда я сажусь за комп и не отвожу глаз от монитора.

По спине пробежал холодок. А если дед, в самом деле, видит на экране только эти пятна? И только при известном усилии вычленяет фигурки людей? А вот Гриша так и вовсе не различает, для него на экране всего лишь смена светлых пятен.

Собаки, кстати, не видят кино, не различают фотографии. Не видят картин, там слишком много условности. Собаки и близкие им по интеллекту люди видят и понимают только конкретное, а чтобы узреть нечто после росчерков пера по бумаге – нужно нечто особое, свойственное только человеку. Фантазия или как ни назови, но без нее не узреть изображения в нагромождении пятен масляной краски на холсте, не рассмотреть двигающийся поезд на белом квадрате стены… не увидеть на экране монитора бегающих человечков.

Ну ладно, мои предки их тоже видят. Но не понимают, как можно на ТАКОЕ смотреть внимательно. Ведь это блажь, даже не искусство! Ага, зато для них высокое искусство – фотография, картина, кино или даже сложенная из трех опавших листочков, мать ее, икебана!

Я толкнул железную дверь, она рухнула с неприятным скрежетом, и я вышел на поверхность незнакомой планеты на другом конце Галактики. За спиной разбитый вдрызг корабль, неудачная посадка, а впереди сказочный город миллионолетней цивилизации, исполинские блистающие дома, красное небо и странные птицы размером с каравеллы Колумба!

Вместо страха я чувствовал гордость, все-таки достиг, и еще в душе уверенность, что и в этом мире не пропаду, все смогу и все узнаю, а на Землю вернусь с победой…

Я замедлил шаг, мои сапоги космолетчика с магнитными подковками остановились на бровке тротуара. Рядом железный столб с тремя разноцветными огнями, а через темную дорогу пролегла широкая крупная зебра. Крупные блестящие жуки несутся по монолитной ленте шоссе почти бесшумно, ног не видно, только эти четыре ряда железных тел… Фонари с обеих сторон улицы расцвечивают блестками металлические спины, все цветное, яркое, но я уже смотрел только на железный скворечник на той стороне. Сейчас оттуда на меня люто смотрит налитый злобой красный глаз Темного Властелина, но вот-вот мигнет, сменится зеленым…

Я ощутил, что сейчас будет красный, ибо вся лавина одновременно начала замедлять ход, эти железные жуки видят еще и промежуточный свет, желтый, но две машины, напротив, ускорили бег, на скорости пролетели зебру. Одна унеслась, довольная, что успела, хоть и с минимальным нарушением, а вторая вдруг взвизгнула тормозами, остановилась, круто вильнув к бровке.

У светофора к этому времени собралось человек семь, все разом качнулись вперед, только я замешкался, герою-космолетчику, рыцарю и певцу Забытых Реальмов спешить некуда, он всегда успевает, а через дорогу гадко бежать с выпученными от страха глазами, герою это не к лицу…

Но едва шагнул, сзади ухватили сильные руки. Я не успел повернуть голову, меня приподняли, я попал в руки киборгов. Подошвы мои ударились об асфальт. Два мощных мужика, такими изображают спецназовцев, но наш спецназ о добротных дорогих костюмах может только мечтать…

Мужчина с острым лицом, глаза как у коршуна, заостренные скулы, зрачки крохотные, держал меня взглядом крепче, чем второй горилла сжимал мне плечи. Правую скулу пересекает косой шрам, второй шрам, поменьше, оставил след на подбородке.

– Парень, – сказал остроглазый строго, – тебя твой знакомый приглашает вон в ту машину.

У бровки рассыпал солнечные зайчики мерседес. Блестящий, сверкающий, последней марки, с широкими шинами, что удержат на самых крутых поворотах.

Сердце мое учащенно колотилось. В Москве ежедневно исчезают бесследно десятки людей. Найдут ли мой труп?

Я затравленно огляделся.

– Не помню знакомых с такими машинами…

– Верю, – сказал мужчина. – Но если такие люди приглашают… понимаешь?

Меня начала бить дрожь. Челюсти лязгнули, я едва выдавил:

– Понимаю… Но все равно вы меня с кем-то путаете.

В России могут убить прямо на улице среди бела дня, буду лежать, истекая кровью, с вывалившимися кишками, а народ будет мчаться на зеленый свет, переступая или торопливо обходя, и очень-очень не скоро какая-нибудь сердобольная пенсионерка, которой спешить некуда, позвонит в милицию. Да и то лишь та пенсионерка, которая с чашкой чая подойдет к окну дома напротив, увидит…

Спецназовец со шрамом зашел с одной стороны, открыл дверь заднего сиденья. Я не успел глазом мигнуть, как он вошел в мерс одним неуловимым движением, словно его втянуло, зато другой открыл передо мной дверь, поддержал меня за локоть… если бы я попытался вырваться, то остался бы без локтя, и тут же влез следом. Меня зажало между двумя массивными телами, раздутыми от мускулов и твердыми, как колоды для разделки мяса.

Водитель крутанул руль, машина быстро набрала скорость. Человек, который сидел рядом с шофером, с натугой повернулся ко мне.

– Привет, программист, – сказал он. – Не узнал?

Он дружелюбно улыбался, но у меня в желудке стало еще холоднее.

Это было на заре перестройки. Не помню, то ли советская власть уже рухнула, то ли еще нет, некоторые считают, что она и сейчас все еще держится, но уже создавались фирмы… нет, пока только кооперативы, но в воздухе веяло переменами посерьезнее.

Я тогда зашел к моему приятелю, он работал в «ящике», с некоторых пор его отдел рассекретили, я стал пропадать там с утра до вечера, так как у них самые мощные ЭВМ, так у нас тогда назывались компьютеры, то есть электронно-вычислительные машины.

Как-то, пока я сидел и с великим наслаждением копался в программе, он зашел злой, расстроенный, сказал:

– Сволочи!.. Приехало высокое начальство, а у нас как раз сбой. Ну, как объяснить придуркам, что дело новое, что это не телевизоры настраивать, не стиральные машины для их баб!

Он прервал себя на полуслове, ибо дверь распахнулась, вошел крупный человек, сразу уставился на меня злыми глазами: