Цветочек ментального мага - Анна Кота

Меня взяли под руки и вывели из бокса. Я оглянулась и увидела сочувствие в глазах соседки. Бросила грустный взгляд на средний сектор, с которым пришлось так скоро прощаться, на резервуаров, которые шли по своим делам. Я толком не успела обжиться здесь, а уже нарвалась на наказание. Нижний сектор — куда более ужасное место, если верить слухам. В среднем все было не так уж и плохо. Может, все то, что рассказала Бирюза — всего лишь страшилки. Возможно, зря я себя накручиваю? И нижний сектор мало чем отличается от остальных секторов исправительного центра?

Я вглядывалась в бритый затылок идущего впереди стражника, и все больше падала духом, ибо не верила, что все так гладко. Иначе туда бы не отправляли в качестве наказания. Бирюза сказала, что с узниками подвалов особо не церемонятся, выкачивая из них энергию до последней капли. Я слышала, что процесс пополнения резерва ментальщиков может быть очень болезненным, но мне никогда не приходилось взаимодействовать с ними, ведь мой прошлый хозяин был стихийным магом.

Стихийные маги берут энергию от своих резервуаров по стабильному каналу связи, который образуется после ритуала. Стихии благословляют этот союз, поэтому процесс отдачи не причиняет дискомфорта ни тем, ни другим. А вот с ментальщиками все обстоит иначе. Ментальные маги не могут проходить ритуал, поэтому не имеют стабильного канала связи с резервуаром. Говорят, они особо не нуждаются в энергии стихий, так как творят магию в ментальном поле через пространство эфира. Но если им все же потребуется энергия, они предпочитают брать ее через накопители, так как прямое подключение причиняет боль резервуарам.

Даже простая откачка энергии без стабильного канала связи — не самое приятное чувство. А если это еще и происходит через боль и повторяется день за днем? Возможно, от этого узники подвалов сходят с ума, и в этом заключается наказание.

Шагая вслед за стражником по винтовой лестнице на первый этаж, я гадала, что же меня ждет. Мы прошли по служебному коридору, спустились по лестнице вниз и миновали сектор утилизации. Я с грустью посмотрела на дверь, за которой угасают чьи-то жизни. Тем временем мы пришли на минусовой этаж и оказались в недрах подвала.

Там было темно, словно ночью, и пахло сыростью. Свет, щедро освещающий три этажа исправительного центра, не проникал в подвал, в котором не было ни окон, ни других источников освещения. Стражники освещали путь светом ручного пульсара.

Вдоль мрачного коридора тянулся ряд железных дверей, за которыми, должно быть, располагались камеры. Затхлый воздух, в котором буквально витало страдание, вызвал у меня приступ тошноты. Мне стало страшно, неужели меня оставят здесь одну в темноте?

Откуда-то из глубины коридора раздался душераздирающий крик. Я вздрогнула. Этот отчаянный, дикий вопль боли застрял в ушах, разрушив тишину. Кто-то выл, визжал и стонал за одной из этих железных дверей. Крики чередовались со звуками глухих ударов о стену, которые гулко раздавались по подвалу. Вскоре удары стихли, а крики превратились в жалобные стоны и всхлипывания.

— Почему этот несчастный так кричит? — спросила я.

— Скоро узнаешь! — недобро ухмыльнулся стражник.

Другой остановился напротив одной из дверей почти в самом конце коридора и открыл ее. Свет ручного пульсара вспыхнул ярче, что позволило мне рассмотреть обстановку камеры.

Внутри находилась простая железная кровать, дверь в уборную и какая-то кабинка. Я опасливо покосилась на крепления для рук и ног возле кровати.

— Если будешь подчиняться приказам, они тебе не понадобятся, — успокоил меня стражник, проследив мой взгляд. — По крайней мере, пока…

С этими словами меня втолкнули в темную камеру. Дверь за моей спиной захлопнулась, и я осталась одна в темноте. Бессильно сползла по стенке и села на холодный пол, обхватив колени руками.

— Пошли уже! Чего ты там возишься? — спросил один стражник у другого.

— Настраиваю доступ. Велено приберечь свежак для руководящего состава.

Я вслушивалась в удаляющиеся шаги, гадая, что бы это могло значить. Вскоре я осталась один на один с мрачным безмолвием. Даже бедняга и тот перестал вопить где-то в глубине коридора.

На меня накатила волна отчаяния. Вот теперь точно, моя жизнь кончена!

Во время учебы я часто мечтала перед сном, что за стенами пансиона меня ждет настоящая жизнь. Воображала себя служительницей мага, считала это привилегией, которая доступна немногим. Думала, что маги и резервуары нужны друг другу, и как служительница я чего-то стою. Но оказалось, что на севере резервуаров не считают за людей, а мое слово здесь ровным счетом ничего не значит. Меня осудили только лишь за то, что я отказалась ублажать своего господина, а теперь вот и вовсе закрыли в подвале в темной камере!

Что плохого я сделала Турвальсену, что он оклеветал меня и сдал в исправительный центр, словно преступницу? Ведь я не отказывалась от роли служительницы, напротив старалась выполнять ее хорошо, но этого ему показалось мало.

Может, я слишком принарядилась, чем вызывала в нем приступ похоти? Но ведь он сам приказал мне хорошо выглядеть.

Конечно, в том, что он приставал ко мне, не было моей вины. По своей наивности, я не ожидала от мага такой подлости. Наверное, он рассчитывал на то, что я буду сговорчивее, но греть по ночам постель хозяина не входит в обязанности резервуара.

Я сжала зубы от бессильной злости. Мне хотелось расцарапать лицо этому негодяю! А ведь поначалу я его боготворила…

Я почувствовала себя покинутой, брошенной и беззащитной. В носу защипало, а к горлу подступили слезы, и я расплакалась в голос. Не знаю, сколько я просидела уткнувшись лицом в колени, то запрокидывая голову и рыдая, то тихонько всхлипывая.

Постепенно я успокоилась, встала и принялась шагать по маленькой камере, выставив руки вперед, чтобы случайно не удариться лбом о стену. Неужели мне предстоит провести в темноте три месяца, слушая вопли сумасшедших? Вдруг за это время я стану одной из них?

Попав в средний сектор, я мечтала о том, чтобы выйти на свободу. Но теперь, оказавшись нижнем, я хотела вернуться хотя бы в средний, где условия содержания были более-менее нормальными.

Не знаю, сколько я ходила от стены к стене, погрузившись в горестные размышления. В какой момент нащупала кровать, рухнула на нее и накрылась одеялом с головой, словно спряталась в нору, надеясь, что до меня не доберутся страхи и дурные ощущения. Мысли, что раз за разом натыкались на прочную железную дверь, которая отделяла меня от остального мира, вдруг остановились, будто у меня пропали