Последнее интервью - Сандра Браун

— Подожди, подожди, вернись-ка. Что это за «отдельные сражения» и так далее?

— Он сказал, что не будет отвечать на вопросы о конкретных сражениях, в которых принимал участие. Только о войне в целом.

— Все интереснее и интереснее.

— Почему?

— Ты когда-нибудь слышала о военном, особенно о генерале, который не хочет рассказывать о своих ратных подвигах? Думаешь, старому скряге есть что скрывать?

Не только подозрения Леса, но и грубоватые слова в адрес генерала вызвали у Энди взрыв раздражения.

— Нет, — резко сказала она. — Я так не думаю. Сегодня я прочла целую кипу газетных статей, рассказывающих о его службе в армии с первых дней до выхода в отставку, и ни в одной не было даже отдаленного намека на какую-нибудь скандальную историю.

— Ну что ж, это следует обмозговать.

Она вовсе не собиралась об этом думать. Если в прошлом генерала Рэтлифа не все гладко, то она ничего не желает об этом знать.

— Сегодня я осмотрела дом — очень красивый, надо сказать, — и выбрала место для съемок. Мы можем сделать несколько сюжетов на натуре. Скажи, чтобы Джил захватил какой-нибудь фильтр для микрофона, который может заглушить гул воды.

— Воды? Какой, к дьяволу, воды, Энди?

— Речной.

— Речной. О'кей, что еще? Сейчас составлю список.

Она перечислила все, что необходимо взять для съемок: кабели, освещение, батарейное питание, микрофоны и тому подобное.

— По-моему, все, — сказала она, еще раз пробежав глазами записи в блокноте.

— Не совсем, — коротко сказал Лес.

— Что еще?

— Могла бы сказать мне, отчего у тебя голос как у школьницы, которая, собираясь на большой уик-энд, обнаружила, что у нее кончились противозачаточные таблетки.

— Лес, — простонала она. Наверное, ей никогда не привыкнуть к вульгарным шуточкам. — Все в порядке. Здесь ужасная жара…

— Во Флориде было тоже жарко, когда ты делала интервью с кубинскими беженцами. Тогда, помнится, ты не могла скрыть своего восторженного настроения. Слушай, что там у тебя происходит?

Меньше всего сейчас ей был нужен Лес со своим любопытством. У него всегда был хороший нюх на всякого рода «отклонения от нормы». Если ему нужно было что-то разузнать, его нос становился в целую милю длиной. Он бы без труда понял, что происходит с Энди, но, к счастью, ей была известна одна маленькая слабость Леса: его всегда можно было отвлечь лестью.

— Знаешь, я так скучаю по дому. Неужели ты хоть на минуту забыл, что я скучаю по тебе?

— Ага, как собака по плетке.

— Да нет же.

— Вернемся к этому позже. Я зациклился на этом странном нежелании генерала обсуждать сражения, в которых он принимал личное участие.

— Лес, прошу тебя. Это ерунда. Вероятно, он не хочет вспоминать о войне в деталях, вот и все.

— Может, его сын расскажет нам то, о чем умолчит генерал?

— Нет, — почти вскрикнула Энди.

— Ой-ой-ой! Я задел нерв? Слушай, а каков вообще из себя его сын?

— Он… ничего собой не представляет. Я хочу сказать, что он занят своим хозяйством, это деловой человек, и он не интересуется военными делами. Он мне сам это сказал.

— Но ему небезынтересна жизнь своего старика. И если старик что-то скрывает, то сын об этом знает. Нельзя ли как-нибудь разговорить его?

— Нет, Лес. Я бы не стала стараться, даже если бы точно знала, что есть какая-то тайна. Хотя убеждена, что ничего такого нет.

— Перестань, Энди, не надо прикидываться передо мной наивной простотой. Ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что у всех есть что скрывать. Давай-ка начинай обрабатывать сына, малышка. Боже, если бы ты хоть чуть-чуть попрактиковалась на мне, я зажурчал бы, как ручеек.

— Мне нечего практиковать. ?

— Есть, будь я проклят, и ты это отлично знаешь. — Он дал ей время переварить эти слова, а потом продолжил: — Будь потеплее с сыночком, Энди. Ты можешь постараться ради меня? О'кей. — Она ничего не ответила. — Может быть, ты и права, что там никаких секретов, но никогда не помешает завести дружбу с новым человеком, разве нет? Скажем, ты попробуешь очаровать сына… Лайон — так, кажется, его зовут? Договорились?

— Ладно. Посмотрю, что я могу сделать. — Энди хотела просто успокоить Леса, твердо решив при этом держаться от Лайона Рэтлифа как можно дальше. — Извини, мне пора идти.

— Дорогая, ты спасла меня от жутчайшего похмелья. Не знаю, как я смогу отблагодарить тебя.

— Что-нибудь придумаешь.

— Уже. Но ты на это не западаешь. Я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, да?

Должно быть, Лес действительно не соврал насчет похмелья.

— Да, я знаю, что ты меня любишь, Лес. И я тоже тебя люблю.

— Тогда я говорю спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

— Приятных снов.

— Тебе тоже — приятных снов.

Она повесила трубку с ощущением, что ее пропустили через мясорубку. Сначала Лайон, а теперь Лес. Но Лайон причинил ей больше боли. К Лесу Энди привыкла, привыкла к переменам в настроении, к его нытью, пошлым шуткам, которые могут вывести из себя любого.

Она вернулась в свою комнату и почти упала на кровать. Вспоминая прошедший день, Энди не могла поверить, что все это случилось на самом деле. Может быть, она действительно неправильно себя повела, буквально силой ворвавшись в чужой дом? Найди она подход к Лайону, что должен уметь настоящий профессионал, глядишь — и он стал бы относиться к ней иначе? Но нет, нет. Мнение о ней он составил задолго до ее приезда в этот город.

Было очевидно, что все дурные качества своей жены Лайон переносит на остальных женщин. Легкомысленная и себялюбивая, она оставила его, отправившись на поиски райских кущ, а он не помчался следом. Это неудивительно. Такой мужчина, как Лайон, не станет гоняться за покинувшей его женщиной. Его жена не чувствовала себя счастливой у семейного очага, поэтому теперь каждая женщина, работающая с увлечением, представляется ему такой же бессердечной и неверной, как она.

— Это вовсе не обязательно, мистер Рэтлиф, — проговорила Энди в темноту комнаты.

Иногда случается так, что жизненный выбор за человека делают другие. С детства Андреа приучали к мысли, что она станет журналисткой — это было самое заветное желание ее отца. У нее не было братьев, поэтому именно ей было суждено продолжить его дело. Она вышла замуж за Роберта, а когда умер отец, испытала чуть ли не радость от того, что отныне сможет забыть о работе и все силы и энергию отдать дому и семье.

Когда она поделилась своими планами с Робертом, он был очень удивлен:

— Не верю, что ты всерьез решила бросить работу и стать домохозяйкой. — Неподдельное изумление на его лице лучше слов говорило о том, что подобные мысли даже не приходили ему в голову.