Блин и клад Наполеона - Евгений Некрасов

Беда в том, что Дудаков ни в какую не хотел оставаться. Он приехал с большой сумкой, значит, собирался заночевать. Но, услышав об отказавших тормозах, утечке газа и отравленном мясе, здорово струхнул. Виталию Романовичу еле удалось вытащить корреспондента «ЖЭ» на прогулку по Боровку, и то Дудаков настоял, чтобы они взяли с собой Душмана. При этом он с видом знатока говорил:

– Собакам нужны длительные прогулки, чтобы у них очистился кишечник.

Блинков-младший с Иркой тоже пошли. Ирке хотелось посмотреть исторический Боровок, а у лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы были свои причины, о которых он помалкивал.

И вот они гуляли. До крыш засыпанные снегом окраинные улочки Боровка были совсем деревенские, с бревенчатыми домами и огородами. Трубы дымили. Ветер загибал дымные хвосты, и казалось, что весь город тронулся в путь, как уходящий в ледовое плавание караван пароходов. Душман купался в сугробах, гонял посторонних собак и вообще развлекался. А Виталий Романович показывал боровковские достопримечательности: три церкви, библиотеку, открытую писателем Короленко, и все остальное.

Всем остальным в городе лет двести подряд владело семейство купцов Синеносовых. Их особняки занимали весь центр: в одном теперь был кинотеатр, в другом городское начальство, в третьем музей, в четвертом школа, в остальных просто жили. У отдела милиции слонялись кошки, тревожно дергая носами. До революции там был синеносовский рыбный магазин, и запах копчений навсегда впитался в стены.

Бродили долго. Блинков-младший запутался и не смог бы сказать, в какой стороне дом Виталия Романовича, в какой – река. Улица уперлась в полуразрушенную кирпичную стену с аркой. За ней виднелись какие-то заснеженные развалины, а дальше земля обрывалась, и совсем далеко чернела щеточка леса.

Люди и пес вошли под арку и очутились на обрывистом берегу реки. Развалины казались остатками крепости. Они тянулись вдоль берега на полкилометра, местами разбитые в щебень, местами почти целые. В сохранившиеся узкие бойницы не пролезла бы и кошка.

– А это наш позор, – вздохнул Виталий Романович и, встав у обломка стены, развел руки. Размаха не хватило: стена была толще. – Три аршина, больше двух метров! – со страдальческим лицом сообщил он. – Синеносовские лабазы, построены в восемнадцатом веке. А в двадцатые годы двадцатого века кому-то пришло в голову их взорвать, чтобы добыть кирпичи. Взорвать взорвали, а кладка такая прочная, что кирпичи раскалываются, но не разбираются! Так все и бросили…

Сгорбившись, боровковский Леонардо побрел вдоль берега. Напуганный Дудаков озирался, словно ожидал увидеть за каждым углом по киллеру, и жался поближе к Душману, которого тоже побаивался.

У спуска к реке руины были разобраны. Уцелевшие стены из старинного коричневого кирпича тут и там рябили свежими оранжевыми заплатами. Окна были забраны коваными решетками, новенькая железная крыша пускала солнечные зайчики.

– Вот, полюбуйтесь! – Виталий Романович подвел своих экскурсантов поближе, и Митек увидел чудную вывеску:

Скобяные, колониальные и прочие товары

купца первой гильдии Синеносова

Портрет купца красовался тут же. Нос у него был нормального цвета, а синим – только кафтан (а может, камзол, архалук или епанча – Митек в этом не разбирался). Голубую ленту на груди осыпали нечетко нарисованные медали.

– Двойной самозванец, – заметил Виталий Романович с той непонятной гордостью, которая заставляет людей хвастаться всякой дрянью: «Разве у тебя синяк? Вот у меня СИНЯК!!».

– Интересно, интересно! – встрепенулся Дудаков. – Почему двойной?

– Если бы кто-то из настоящих Синеносовых осмелился напялить голубую ленту через плечо, его забрали бы даже не в полицейский участок, а в сумасшедший дом. Голубая лента – знак ордена Андрея Первозванного, высшего в России. Особ царской крови им награждали по праву рождения, потомственных дворян – за особые заслуги, купцов – никогда! Впрочем, нашему Разгильдяю сие неведомо. Когда лет десять назад сей «Синеносов» приехал в Боровок, его фамилия была Сморчков.

– Почему Разгильдяю? – не понял Дудаков.

– Ник-Ник его так прозвал: «Раз-гильдяй». Купец первой гильдии.

– А как же он стал Синеносовым?

– Обыкновенно: поменял фамилию. У него и выписка есть из церковной книги, что его прабабка была Синеносова, только верится с трудом… – Боровковскому Леонардо явно не хотелось продолжать. – Словом, жулик порядочный этот Разгильдяй, – заключил он. – Однако избавляет город от руин, а так бы их нескоро разобрали.

Блинков-младший слушал вполуха. Магазин был интереснее, чем его хозяин. «Скобяные товары» – это засовы, замки и прочие гвозди-шурупы. Зайти бы! Может, и каски здесь продают?

Но Виталий Романович, потоптавшись у магазинных дверей, пошел дальше, к церкви, которую Митек видел вчера с болота:

– Храм Спаса-на-Боровке, четыреста лет ему!

– Виталий Романович, а каски вы не здесь покупали? – подлез Митек.

Боровковский Леонардо ошпарил его коротким взглядом и ускорил шаг. Дудакова он взял под руку и начал без остановки грузить историческими сведениями:

– что храм этот грабили трижды – французы в 1812-м году, большевики в 1922-м и фашисты в 41-м;

– что еще десять лет назад в нем хранили картошку;

– что местная жительница старуха Монеткина…

Блинков-младший с Иркой отстали.

– Поняла? – спросил Митек.

– Само собой. Каски из этого магазина. Виталий Романович вроде хотел зайти, спросить, кто их покупал, а потом раздумал.

– Дудакову не доверяет, – уточнил Блинков-младший. Ирка фыркнула:

– А тебе, что ли, доверяет?

– Он доверяет папе и мне заодно. А Дудакова…

Митек не успел договорить.

– Москвич! – закричали откуда-то издали.

От церкви по отлогому спуску неслась на санках Полина. Тонкие ноги в ботинках торчали из-под пальто, платок сбился на затылок, и рыжая Полинина щетина горела на солнце, как начищенная медь.

– Это еще что за чучело? – ревниво спросила Ирка.

– Здешняя девчонка, она к Виталию Романовичу приходила.

– Которая убежала без штанов?

– Ага. Она мне крестик подарила, орденский. Только вид у него – козья морда на лугу.

Блинков-младший полез в карман, чтобы показать крестик Ирке, и замер. Он придумал, как задержать Дудакова в Боровке!

Санки приближались.

– Москви-ич! – Полина затормозила каблуком и ловко развернулась у самых ног Блинкова-младшего с Иркой, обдав их снегом из-под полозьев.

Ирка, понятно, заметила ее оригинальную стрижку и, чтобы поставить Полину на место, сдернула с головы шапочку. Длинные волосы рассыпались по плечам. Сидя на санках, Полина снизу вверх уставилась на москвичку.

– Какая ты хорошенькая! – простодушно выдохнула она и потянулась к шапочке в Иркиной руке. – Сама вязала? Дай померить.

Ирка растаяла и заулыбалась:

– Сама, на «труде».

– Ой, а нас на «труде» вязать не учат. Была раньше Марьданилна, она девчонок даже прясть учила, а потом на пенсию ушла…

И пошло девчачье курлыканье. Полина примеряла шапочку, Ирка крутила у нее перед носом карманным зеркальцем. Постояв с ними полминуты, Блинков-младший догнал мужчин.

– Извините, Виталий Романович. Игорь, можно вас на минутку?

– Конечно, старичок, – снисходительно кивнул Дудаков. «Старичок» означал, что корреспондент «ЖЭ» в хорошем настроении. В плохом он, случалось, вообще не узнавал Митьку.

Отойдя с Дудаковым шага на три, Блинков-младший шепотом попросил:

– Одолжите десятку. Вернемся к Виталию Романовичу, сразу отдам.

– Какие счеты могут быть между мужчинами?! Бери, не жалко! Девочек хочешь угостить? – громко начал Дудаков.

– Чш-ш!! – зашипел Блинков-младший, показывая глазами на Виталия Романовича. – Есть одно дело. Я все потом расскажу.

– Только не это! Возьми двадцать и ничего не рассказывай, идет? – проявил чувство юмора Дудаков.

– Десятки хватит. Из первых рук покупаю, – туманно пояснил Блинков-младший, взял деньги и вернулся к девчонкам.

Разумеется, лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы не собирался платить за подарок (кстати, а подарить что-нибудь рыжей не мешало бы). Деньги он спрятал в перчатку, а крестик незаметно от Дудакова сунул Полине и стал ее расспрашивать:

– Это Георгиевский?

– Угу. У Витальроманча полно таких, только целых. И этот был ничего, пока Сережка им в расшибалочку не поиграл, – сообщила Полина, не объясняя, кто такой Сережка. Она, видно, привыкла, что в маленьком Боровке все знают всех. – Совсем он без мозгов, Сережка, да? Такой вещью – в расшибалочку! И орден испортил, и неудобно играть, крестом-то!

После Полины крестик взяла посмотреть Ирка, потом вернула Блинкову-младшему, а он – снова Полине. Расчет был на то, что Дудаков хоть разок взглянет в их сторону. Пускай видит, как орден переходит из рук в руки.