Гром - Джеймс Грейди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это не мой отдел.
– А как называется твой отдел? Офис «Уместной правды»?
– Наш представитель в вашем департаменте сможет ответить на все вопросы.
– Эти представители просто попугаи. Из них не вытянешь ни одного лишнего слова.
«Итак, коп, – подумал Джон, – ты знаешь, что „представитель“ – это моя работа?»
– Но забудем про это, – сказал Гринэ, махнув рукой.
– Что же тогда я должен помнить?
– Только то, что мы вдвоем сидим здесь в твоем доме, – сказал Гринэ. – И что у меня есть проблемы.
Гринэ отодвинул свою чашку в сторону, положил обе руки на стол и наклонился к Джону.
– У меня было порядком времени, прежде чем я закончил это горячее дельце, достаточно, чтобы начать заворачивать в бумагу твое дерьмо.
– Это не мое дерьмо, – сказал Джон.
– Брось свои штучки, – перебил его Гринэ.
Джон поднял свою чашку кофе, отпил. Не почувствовав вкуса.
– Когда я вернулся в участок, – продолжал Гринэ, – то обнаружил на своем столе пакет документов, имеющих отношение к смерти Мэтьюса Фрэнка Дж., помощника при сенате. Кроме того, там было письмо шефа полиции с указаниями, с печатью, но неподписанное. В нем меня уведомляли, что все необходимые формальности, связанные с этим делом, уже выполнены и в случае необходимости предпринять какие-либо дополнительные действия они должны быть согласованы с офисом начальника полиции и «представителями соответствующих ведомств». Твое имя не упоминается, просто безымянный свидетель. Причиной смерти является, как сказано, непредумышленное убийство, убийца неизвестен. Дело заведено, зарегистрировано.
– Ну и какая у вас проблема?
– Проблемы. – Гринэ подчеркнул множественное число. – Все отчеты подписаны моим именем. На некоторых подпись моего капитана, сделанная карандашом. Когда я позвонил ему, мне в ответ были сказаны магические буквы Ц-Р-У.
– Что еще он сказал вам?
– Отличная работа, детектив Гринэ.
– И что вы ответили?
– Благодарю вас, сэр. Спокойной ночи. – Гринэ вздохнул. – Послушай, кому все это нужно?
– Только не вам.
– Это точно. Но мое имя на всех рапортах. Случись какая неприятность, именно меня в управлении сделают козлом отпущения.
– Пока вроде никто не делает из вас козла отпущения.
– Хорошо бы! – сказал Гринэ. – Я не собираюсь умирать, пока в моем пистолете есть хоть одна пуля.
– Почему вы, будучи не на дежурстве, пришли сюда?
– Как мужчина мужчине, как работяга работяге, не для протокола – там было что-нибудь такое, во что мне не следовало вмешиваться?
Открой ему часть правды, но будь осторожен:
– Нет, по-моему.
– Ты в этом уверен?
– Настолько, насколько вообще могу быть в чем-либо уверен.
– Это моя вторая проблема, – вздохнул полицейский. – Я не знаю, что хуже: если ты лжешь или если ты говоришь правду.
Гринэ вытащил из кармана рубашки пластиковый пакетик для вещественных доказательств.
В пакете находился латунный стаканчик стреляной гильзы.
Не проявляй заинтересованности. Полная бесстрастность.
– Ты знаешь, что это такое? – спросил Гринэ. Он положил пакет на стол. – Уверен, что да. Это стреляная гильза. Недостающее звено к долго летевшей пуле. Девятимиллиметровая.
– Почему это должно заботить меня?
– Я нашел это за бетонным разделителем в двадцати трех футах от того места, где Мэтьюс Фрэнк Дж. получил дырку в голове, по официальной версии, в результате попадания шальной девятимиллиметровой пули.
Латунь блестела в лучах утреннего солнца.
Скажи:
– Пули – это не по моей части.
Добавь:
– Ты думаешь, что каким-то образом я прострелил Фрэнку голову со стороны, противоположной той, где я сидел, на виду у всей улицы?
– Люди обращают мало внимания на то, что происходит за пределами их машины.
– Если я стрелял в него изнутри, то как эжектировавшая гильза оказалась снаружи, в том месте, которое мы уже проехали?
– Эжектировавшая? Я думал, пули – это не по твоей части.
– Ну, я все-таки не полный невежда.
– Ты просто не можешь придумать чего-нибудь «уместного». – Гринэ пожал плечами. – Люди могут творить чудеса, ты не веришь?
– Только не я.
– И ты сказал, что больше никого не видел?
– Да.
– Ничего?
– Только то, что мой друг свалился прямо на меня.
– Отчеты в моей папке гласят, что его жена давно умерла и он жил один. Насколько близкими друзьями вы с ним были?
– Мы вместе работали. Иногда проводили вместе свободное время. Мы с ним ладили.
– Ты не женат, не так ли? – В улыбке Гринэ проскользнул намек.
– Нет, – сказал Джон, – но ты женат. К тому же ты не в моем вкусе.
– Имеешь что-нибудь против черных?
– Несколько самых лучших женщин, которых я знаю, черные, – сказал Джон.
– Согласен, – сказал Гринэ. – Ты и твой приятель Фрэнк когда-нибудь занимались делами на пару вне ваших с «девяти до пяти»?
– Мое дело – это мое дело, не его и не твое.
– Ты и он получали деньги вместе, будучи связанными друг с другом? Плели друг против друга интриги, стараясь расчистить себе путь наверх по вашей служебной лестнице?
– Вопросы, относящиеся к нашей работе, должны задаваться официально через прикомандированных к вам представителей нашей конторы. Ты собираешься это сделать?
– Смотря по тому, как пойдут дела. – Гринэ повертел в руках пакет с гильзой, допил свой кофе. – Хороший кофе. Ты всегда добавляешь в него корицу?
– Люблю, когда есть небольшой привкус специй.
– Действительно вкусно.
Детектив поднялся, чтобы взять пальто, оставив пакетик с гильзой на столе. Когда Гринэ повернулся, держа пальто в руке, Джон сидел в той же позе. Пакет тоже никуда не делся.
– Масса использованных боеприпасов разбросана в этом городе, – сказал Гринэ. Он взял пакет со стола. Гильза блеснула на солнце. – Возможно, в лаборатории смогут определить ее происхождение.
– Надеюсь на это. – Джон потер подбородок.
Покажи, что благосклонно относишься к нему:
– Официально мне не полагается этого делать, но… то, что я был в той машине, вытрясло из меня остатки официальности.
– Даже уместной?
– Если найдешь еще какие-нибудь… стреляные гильзы, происхождение которых не сможешь объяснить, приноси посмотреть мне. Я постараюсь помочь всем, чем смогу, – неофициально.
Гринэ рассмеялся:
– Какой хороший гражданин.
– Я предлагаю серьезно. Как работяга – работяге.
– Смотря ради чего работаешь. – Полицейский направился к двери. – Человек был убит на моей территории. Меня не заботит «официальное» или «уместное» рассмотрение. Убийство всегда убийство. И когда кого-то убивают и моя подпись стоит под протоколом, я занимаюсь этим лично.
– В таком случае ты, должно быть, отличный коп, – сказал Джон.
– Да. – У самого выхода Гринэ обернулся: – А как насчет тебя?
Глава 8
Ровно в десять утра в избранном сенатом Комитете по делам разведки стук молотка председателя возвестил начало заседания. Для этих открытых слушаний было забронировано большое помещение кафедры: тридцать рядов кресел, галерея для прессы.
Джон вошел в эту, расположенную в Харт-билдинг комнату для слушаний в 10:29, после того как председательствующий прочитал свое вступительное слово и пригласил к микрофону представителя ЦРУ, директора оперативного отдела Роджера Аллена.
На Аллене были темный костюм и белая рубашка. На носу узкие очки в стальной оправе.
– …так, господин председатель. – Аллен читал свое выступление, когда в зал вошел Джон. – По многим причинам наш мир сегодня более опасен, чем вчера. Одной из причин новых осложнений стало уничтожение Берлинской стены.
«Да тут народу битком», – подумал Джон. Человек сто, не меньше. Помощники сенаторов делали заметки для своих боссов, которые не смогли прийти сюда. Несколько туристов, безуспешно пытавшихся уловить смысл говорившегося. Сотрудники мозговых центров. Представители Пентагона в штатском, проявляющие небескорыстный интерес к делам ЦРУ. Агентство национальной безопасности наверняка тоже не оставило эти слушания без внимания, но эти жрецы искусства шпионажа предпочитали оставаться невидимыми и следили за происходящим по кабельному телевидению.
«Большая ошибка с их стороны», – подумал Джон. Камеры телевидения были направлены или на того, кто давал показания, или на того, кто задавал вопросы. Наблюдать за сидящими в зале было гораздо интереснее, чем за этими театральными диалогами.
Именно поэтому Джон решил прийти попозже, чтобы привлечь к себе внимание, так, чтобы присутствовать при заявлении, что смерть Фрэнка была обычной городской трагедией, никак не связанной с делами комитета.