Звезда над рекой - Александр Гитович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Декабрь 1942
Полковая артиллерия
Не все читающие сводкуПредставить могут хоть на миг,Что значит бить прямой наводкой,На доты выйдя напрямик.
Под злобный свист свинца и ветраЗдесь пушку тащат на бегу,Выкатывая на сто метров —Поближе к лютому врагу.
Работы час горяч и грозен.Расчеты прошибает пот,И от шинелей на морозеГустой и белый пар идет.
И все сильнее ветер колкий,И все сильнее гром огня,И ударяются осколкиО щит орудия, звеня.
Когда ж пойдут в атаку ротыИ прозвучит сигнал: «Вперед!» —От наступающей пехотыАртиллерист не отстает.
Он гром орудий хладнокровноОбрушит с новых рубежей,И полетят на воздух бревнаРазбитых к черту блиндажей.
Артиллерийская работа!Ты — бог войны в таком бою,Где благодарная пехотаИдет под музыку твою.
Среди грядущих поколений,Когда уйдут войны года,Артиллерийских наступленийМы не забудем никогда.
И, окруженный славой чистой,Как нашей правды торжество,Живет девиз артиллеристов:Отвага — Дружба — Мастерство!
1942
Солдаты Волхова
Мы не верим, что горы на свете есть,Мы не верим, что есть холмы.Может, с Марса о них долетела вестьИ ее услыхали мы.Только сосны да мхи окружают нас,Да болото — куда ни глянь.Ты заврался, друг, что видал Кавказ,Вру и я, что видал Тянь-Шань.
Мы забыли, что улицы в мире есть,Городских домов этажи, —Только низкий блиндаж, где ни стать, ни сесть,Как сменился с поста — лежи.А пойдешь на пост, да, неровен час,Соскользнешь в темноте с мостков, —Значит, снова по пояс в грязи увяз —Вот у нас тротуар каков.
Мы не верим, что где-то на свете естьШелест платья и женский смех, —Может, в книжке про то довелось прочесть,Да и вспомнилось, как на грех.В мертвом свете ракеты нам снится сон,Снится лампы домашний свет,И у края земли освещает онВсе, чего уже больше нет.
Мы забыли, что отдых на свете есть.Тишина и тенистый сад,И не дятел стучит на рассвете здесь —Пулеметы во мгле стучат.А дождешься, что в полк привезут кино, —Неохота глядеть глазам,Потому что пальбы и огня давноБез кино тут хватает нам.
Но мы знаем, что мужество в мире есть,Что ведет нас оно из тьмы.И не дрогнет солдатская наша честь,Хоть о ней не болтаем мы.Не болтаем, а терпим, в грязи скользяИ не веря ни в ад, ни в рай,Потому что мы Волховский фронт, друзья.Не тылы — а передний край.
Июнь 1943
Строитель дороги
Он шел по болоту, не глядя назад, Он бога не звал на подмогу.Он просто работал как русский солдат, И выстроил эту дорогу.
На запад взгляни и на север взгляни — Болото, болото, болото.Кто ночи и дни выкорчевывал пни, Тот знает, что значит работа.
Пойми, чтобы помнить всегда и везде: Как надо поверить в победу,Чтоб месяц работать по пояс в воде, Не жалуясь даже соседу!
Все вытерпи ради родимой земли, Все сделай, чтоб вовремя, ровно,Одно к одному по болоту легли Настила тяжелые бревна.
…На западе розовый тлеет закат, Поет одинокая птица.Стоит у дороги и смотрит солдат На запад, где солнце садится.
Он курит и смотрит далёко вперед, Задумавший точно и строго,Что только на Запад бойцов поведет Его фронтовая дорога.
1942
Товарищу
Дочь оставив и жену,Шел товарищ на воину,И берег он возле сердцаФотографию одну.
А на карточке на той,На любительской, простой,Смотрит девочка, смеется,Вьется локон золотой.
Труден, долог наш поход,Нам еще идти вперед.Этой девочке веселойТретий год уже идет.
Тут нельзя не помечтать,Как бы свидеться опять, —Ясно, девочку такуюИнтересно повидать.
У меня у самогоТоже парень ничего, —Скоро пятый год мальчишке,И Андреем звать его.
А кругом — земля в огне,Как ведется на войне.Далеко дружку в Саратов,А до Омска дальше мне.
Только, в общем, — все равноРасстояние одно:Нам считать не версты к дому,А к победе суждено.
Так условимся на том,Что с тобою мы придемРаньше к Ревелю и к Риге,А к Саратову — потом.
Декабрь 1942
Военные корреспонденты
Мы знали всё: дороги отступлений,Забитые машинами шоссе,Всю боль и горечь первых поражений,Все наши беды и печали все.
И нам с овчинку показалось небоСквозь «мессершмиттов» яростную тьмуИ тот, кто с нами в это время не был,Не стоит и рассказывать тому.
За днями дни. Забыть бы, бога ради,Солдатских трупов мерзлые холмы,Забыть, как голодали в ЛенинградеИ скольких там недосчитались мы.
Нет, не забыть — и забывать не надоНи злобы, ни печали, ничего…Одно мы знали там, у Ленинграда,Что никогда не отдадим его.
И если уж газетчиками былиИ звали в бой на недругов лихих,—То с летчиками вместе их бомбилиИ с пехотинцами стреляли в них.
И, возвратясь в редакцию с рассветом,Мы спрашивали, живы ли друзья?..Пусть говорить не принято об этом,Но и в стихах не написать нельзя.
Стихи не для печати. Нам едва лиДрузьями станут те редактора,Что даже свиста пули не слыхали,—А за два года б услыхать пора.
Да будет так. На них мы не в обиде.Они и ныне, веря в тишину,За мирными приемниками сидя,По радио прослушают войну.
Но в час, когда советские знаменаПобеда светлым осенит крылом,Мы, как солдаты, знаем поименно,Кому за нашим пировать столом.
Август 1943
Раведчик
Наверно, так и надо. Ветер, грязь.Проклятое унылое болото.Ползи на брюхе к черным бревнам дзота,От холода и злобы матерясь,
Да про себя. Теперь твоя забота —Ждать и не кашлять. Слава богу, связьВ порядке. Вот и фриц у пулемета.Здоровый, дьявол. Ну, благословясь…
На третий день ему несут газету.Глядишь, уже написано про этуИсторию — и очерк, и стишки.
Берет, читает. Ох, душа не рада.Ох, ну и врут. А впрочем, пустяки.А впрочем — что ж, наверно, так и надо.
1943
«Скажешь, все мы, мужчины…»
Скажешь, все мы, мужчины,Хороши, когда спим.—Вот и я, без причины,Нехорош, нетерпим.
Молод был — бесталанноПропадал ни за грош.А состарился рано,Так и тем нехорош.
Что ж, допустим такое,Что характер тяжел,Но уж если покояВ жизни я не нашел, —
Холст на саван отмерьте,Жгите богу свечу,А спокойною смертьюПомирать не хочу.
Вижу лес и болото,Мутный сумрак ночной,И крыло самолета,И огни подо мной.
Пуль светящихся нитки,Блеск далекий огня —Из проклятой зениткиБьет германец в меня.
Вот совсем закачало,Крутит по сторонам,Но мы сбросим сначала,Что положено нам.
А потом только скажем,Что и смерть нипочем.Жили в городе нашем,За него и умрем.
Мне не надо, родная,Чтобы, рюмкой звеня,Обо мне вспоминая,Ты пила за меня.
И не надо ни тоста,Ни на гроб кумачу,Помни только, что простоПомирал, как хочу.
24 июня 1943
