Меченый. Том 1. Второй шанс - Андрей Николаевич Савинков

У нас, как бы странно это не звучало, внешняя политика всегда имела приоритет над внутренней. Главное было определить направление государственного корабля по мировому океану, а уж средства для этого движения внутри себя всегда можно было изыскать. Это, кстати, само по себе являлось с моей точки зрения громадной проблемой, одной из тех, которые привели к крушению Союза.

Так вот в США все было иначе. Главное — это политика внутренняя. Четырехлетний электоральный цикл — это святая корова, альфа и омега, которой была подчинена и политика внешняя. С коммунистами можно ссориться или мириться, можно осваивать новые рынки, начинать или заканчивать войны, но одним глазом политик из Вашингтона всегда присматривал за собственными рейтингами и за реакцией электората на те или иные телодвижения. И опять же в после выборов политик мог позволить себе гораздо больше, чем перед выборами. «Сильнее нас конец квартала», — переводя на русский бюрократический.

— Выборы только-только прошли, Рейган победил более чем уверенно, он имеет возможность сейчас не слишком обращать внимания на рейтинги.

— Без сомнения, однако это не значит, что жизнь заканчивается сегодня. Рейганы приходят и уходят, а СССР и противостояние с капиталистами остается. В такой ситуации любые предложение по уступкам в пользу Вашингтона я буду рассматривать исключительно как попытку предательства. Это как, уж простите за такую аналогию, американцы выходят на перестрелку с желанием нас застрелить, а мы берем холостые патроны… А чтобы «чего не вышло». Я не призываю к мировой революции сейчас, но мне кажется, что в отношениях с западниками внешняя политика СССР страдает недостаточной жесткостью. Так что никаких односторонних уступок.

— Я вас услышал, Михаил Сергеевич, — В голосе Громыко послышались ворчливые нотки, «Мистеру 'Нет» явно мое вмешательство во внешнюю политику не понравилось. С другой стороны, отнюдь не нынешний глава МИДа был драйвером тех злополучных уступок конца восьмидесятых, показавших всем слабость Союза. Там связка Горби и Эдика поработала, и уж точно в этой истории внешней политикой будут заведовать принципиально другие люди.

— И еще один аргумент. Даже если договариваться о чем-то, то точно не с администрацией Рейгана. Он же упоротый ястреб, получается ведь шизофрения чистейшая, мы, идя ему на уступки, льем воду на мельницу партии, которая настроена по отношению к СССР более негативно. Рейган любое соглашение о разоружении с нами выдаст за свою победу, и это даст ему лишние проценты на выборах, для нас это выстрел себе в ногу.

— Рейган уже не сможет баллотироваться на следующих выборах — ограничение по второму сроку, — поправил меня Громыко.

— Да, но, во-первых, Буш не лучше. Он бывший глава ЦРУ, не нужно даже больших знаний вашингтонского болота, чтобы понимать, чьи интересы он будет представлять. А во-вторых, еще есть метеормы в следующем году. Если на них победят демократы, а они должны победить чисто статистически, — эмпирически было определено, что партия, взявшая пост президента в США, на следующих промежутках теряет места в Конгрессе, так что тут все было на стороне демократов, ну и у меня имелась пара идей, как усложнить жизнь Вашингтону. Конечно, середина 1980-х — это не двадцатые годы 21 века, такого раскола идеологического и культурного в этой Америке пока нет, но в любом случае без большинства конгрессе президенту в США сложно совершать резкие движения. С другой стороны, тому же Бушу это совсем не помешало в 1991 году Ирак атаковать, так что и переоценивать данный фактор тоже не стоит, — жить нам будет чуть-чуть легче.

— Так что вопрос с разоружением и снижением напряженности снимаем с повестки дня полностью?

— Попробуйте предложить вот такой вариант, — я быстро прикинул все «за» и «против» и выдал Громыко идею, — сокращаем не ракеты, а боеголовки, причем на паритетных условиях. Пусть у нас будет столько же зарядов, сколько у США, Британии и Франции вместе. А освободившийся плутоний пустим в переработку, это все же более разумно чем просто ракеты, в которые были вложены десятки и сотни миллионов рублей народных средств резать на металл. Предложите американцам перерабатывать их плутоний по давальческой схеме, я бы на это пошел вообще забесплатно.

Идея повторения в том или ином виде соглашения «ВОУ-НОУ», убившего американскую промышленность по обогащению урана и давшее России двадцать лет преимущества в ядерных технологиях, мне виделась очень и очень привлекательной. Вот только как бы это так сделать, чтобы и себя без штанов не оставить…

И вот сейчас перед самой встречей с пакистанцем Громыко мне коротко обсказал результаты обмена мнениями с Бушем и Тетчер. «Великолепная двойка» явно не ожидала резкого изменения тона в переговорах по ракетам, и наоборот приход Горби совершенно точно на западе связывали с возможным смягчением позиции. Полный отказ главы советского МИДа обсуждать вывод ракет из Европы за пределами варианта «полного нуля», сильно удивил наших гостей. Видимо там на западе аналитические службы работают получше наших, в Лондоне и Вашингтоне, даже при всей закрытости советской внутренней кухни неплохо представляли, кто такой Горби, и возможности, открывающиеся с его приходом к власти. Тут я им, конечно, планы то пообломаю. От осознания того, что история прямо вот так чуть ли не с первых дней моего пребывания начинает сворачивать с накатанной колеи, на душе сразу становилось тепло.

— А насчет сокращения зарядов в Буш и Тетчер обещали подумать, но на первый взгляд отнеслись они к этой идее без восторга.

— Ну и хер с ними, нужно будет в западную прессу наши предложения слить по сокращению арсеналов, попробуем перетянуть на себя образ миротворцев, — двери переговорной открыли перед нами, и мы вошли в комнату, посреди которой располагался большой белый прямоугольный стол. На противоположной стороне от нас уже сидел пакистанец — с парой помощников, — лениво поднявшийся при нашем появлении. Неприязнь-неприязнью, а дипломатический этикет — дипломатическим этикетом. Удивительно, но в эти времена даже такой бандит как Уль-Хак понимал такие вещи.

Невысокий, нос крючком, усики какие-то странные под носом. Красивым пакистанца назвать можно было только с большой натяжкой. Мы пожали другу другу руки, рукопожатие наш визави продемонстрировал крепкое, да и вообще руки уль-Хака не отличались нежностью. И мозоль характерная между большим и указательным пальцем намекала на то, что с оружием данный персонаж «на ты».

— «И костюм у него по приличнее чем мой будет, как бы это не обидно было», — гардероб