Агония - Оксана Николаевна Сергеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты только представь, что будет, — скривилась Света, словно собиралась заплакать.
— Аларма-а-а, — засмеялся.
— Хватит ржать!
— Я вот так сделаю, — перехватив сигарету левой рукой, правую положил сестре на голову и надавил так, что у Светки коленки подкосились, — и Рейман в землю уйдет. Уйдет же, правда же? Знаешь же, я могу.
— Не надо, — прошептала она. — Вадим, пожалуйста, не надо. Давай, вали отсюда. Вали домой, я сказала!
Он погладил ее по голове и убрал руку.
В зал ресторана Светлана вернулась одна.
— Светочка, а где Вадим? — сразу спросила мать. — Уехал?
— Угу, — кивком подтвердила дочь. — К подруге, наверное, поехал.
— Вадим, как всегда… — неодобрительно хмыкнула мать, — плевал на всякие приличия. Мог бы хоть раз нормально с нами посидеть. К какой подруге?
— Да откуда ж я знаю, — вздохнула Светлана и в упор посмотрела на Регину: — У него этих подруг… как собак нерезаных. Каждый день новая подруга, записывать не успеваю.
На этот раз Чарушина не выдержала ее взгляда и опустила глаза.
— Владик, а вы с Региночкой не собираетесь жить вместе? Сейчас многие пары так делают. Живут вместе до…
— Нет. Жить вместе мы не собираемся. Не знаю, что вам наговорил обо мне Владик, но вы сделали слишком поспешные выводы, — ответила Регина за Влада, не дав Анне Игоревне закончить мысль, и тихо сказала Рейману: — Сюрприз. Я тоже так умею.
Глава 7
— Кошечка моя, ну не плачь. Мне так не нравится, когда ты плачешь. У самой сердце разрывается. Убила бы твоего Владоса, — успокаивала Алиса подругу, зная, что Регина не из тех, кто любит просто так порыдать о своем, о женском. Если плачет, значит, дело швах.
— Он не мой. — И сейчас навзрыд не плакала, только вытирала изредка скатывающиеся по щекам слезы. Разнервничалась снова, когда стала рассказывать об этом чертовом ужине с родителями Влада. Хотя нервничать уж не о чем — ясно все как белый день.
— Ты посмотри, козлятина какая. А сколько прикидывался.
— Не прикидывался. Это его стиль жизни. Он реально все от души делает. Сначала от души на пьедестал возводит, убеждает, что ты для него особенная, ухаживает, покоряет, а потом от души об землю бьет.
Было же. Убеждал, покорял, ухаживал. Потом в любви начал признаваться. Как не поверить? Чувства не заверишь у нотариуса, расписку не попросишь. Думаешь: сама, наверное, в чем-то виновата, раз все изменилось и пошло не так.
— Я только не пойму, зачем он тебя с родителями познакомил, — тихо спросила Алиса, потерев лоб.
— Чтобы размазывать на законных основаниях. Благородный весь такой, понимаешь, с серьезными намерениями. А я неблагодарная.
Такой себя и ощущала, неблагодарной, пока мама Реймана ее носом в грязь не ткнула. Тогда и поняла Регина, что благодарной ей быть не за что, и неблагодарной считаться тоже не за что. Еще ничего особенного для нее не сделали, а уже внушили, будто она этой семейке чем-то обязана.
Влад даже не думал, что по самому больному ударил. Всегда боялась подобных упреков, поэтому держала его на расстоянии: не позволяла в своей жизни участвовать и сама в его жизнь не лезла. Не хотела от него зависеть и не зависела, а ей словно великое одолжение сделали. Вот и пусть к чертям катится, другим одолжения делает!
Если бы не Шамрай, долго еще слепа была. Ничего он плохого про Реймана не сказал, не убеждал ни в чем, не наговаривал, но та фраза «Ты еще не понимаешь, что происходит, а я уже на все готов…» глубоко засела у нее в мозгу. Значит, что-то происходит, а она не видит?
Не только эти, казалось, бессмысленные слова помогли ей прозреть, но и чувства. Чувства, которые успела испытать до встречи с Владом. Острый интерес, влечение и очарование человеком, когда говоришь и слушаешь взахлеб, и не помнишь, о чем говоришь, когда каждое слово впитываешь, а каждый взгляд — словно реальное прикосновение.
Все то, что к Вадиму тогда почувствовала, вновь жарким огнем вспыхнуло. Все, что к Владику ощущала, под этим огнем растаяло. Испарилось, поблекло, дотла выгорело. Тщательно создаваемый им флер развеялся.
Надо сказать, Шамрай любые отношения разрушил бы одним своим появлением. Будь они сто раз идеальные. Думала, Влад стал нежным и заботливым, а это была показуха. И целовал, и обнимал он ее, чтобы Вадим бесился и ревновал. Регина знала, что он страшно ревнует, но не знала, что об этом знает Влад.
На ужине все прояснилось: увидела его гадкую ехидную улыбку. Все он, ублюдок, знал и специально провоцировал, пребывая в полной уверенности, что Вадим не дернется. Как тут дернешься, если родители связаны крепкой многолетней дружбой, а мама Реймана вообще заявляет, что Вадим ей как сын.
— Региш, иди умойся, уже и нос покраснел.
— Да, сейчас. Много чести из-за Реймана плакать.
— Ему нравится, наверное. Он пока не доведет тебя, не успокоится.
— Конечно. А то его бесило, что я не ору. Регина, тебе все равно… Регина, ты равнодушная… Регина, тебе наплевать… — повторила настойчиво-укорительным тоном Владика.
— Ага, не говори… — поддакнула подруга.
— Чего орать попусту? Если я захочу кому-нибудь глотку заткнуть, я это и без крика сделаю, не тупая, — со вздохом поднялась с дивана и пошла в ванную ополоснуть лицо.
Алиса, конечно, думала, что плачет она из-за Владика: оплакивает разрушенные отношения, несчастную любовь и свое разочарование. Это было так, но только отчасти. Плакала Регина не потому, что Анна Игоревна ее унизила, а потому что унизила она ее при родителях Вадима. Из-за этого она плакала, что все при них произошло.
Она бы хотела с его семьей познакомиться при других обстоятельствах и другое на них произвести впечатление: не быть девушкой Реймана и не выглядеть дворняжкой, какой ее выставила Анна Игоревна. Это с Владом она медлила, тянула и вообще смутно представляла их совместную жизнь, а в Вадика влюбилась по уши. Хочешь не хочешь, а полезут мысли о будущем. Даже если разумом их отвергаешь, они где-то есть, где-то сидят в глубине сознания.
Регина умылась, ледяная вода помогла немного остыть. Плакать перестала, но не успокоилась. Все равно выть хотелось в голос. Она, наверное, так и поступит, когда Алиса уйдет: повоет и порыдает. Ничего они с Вадимом еще не сделали, а между ними уже пропасть. Смотрели друг на друга тем вечером, будто с разных берегов.
Больше всего на свете сейчас хотелось исчезнуть куда-нибудь, хоть на некоторое время скрыться
